Мост (ЛП)

— Я хотел почувствовать тебя, — он лишил свои слова эмоций. Его голос прозвучал пусто, почти холодно. — Джон страдал от боли. Я хотел отсосать ему…

Я вздрогнула, и Ревик это почувствовал.

Он остановился, глядя на меня сверху вниз. Я видела, как напряглось его лицо.

— Я хотел, чтобы он открыл свой свет, — объяснил он. — Я хотел, чтобы он позволил мне проникнуть далеко в его свет, и я мог бы прочитать его воспоминания о тебе. Прочитать то, что я упустил, любую часть твоей жизни, которую я пропустил… каждую грёбаную секунду, Элли. Я был не в себе. Я был настолько пьян, что, наверное, всё равно не смог бы этого сделать, даже если бы он не ответил отказом.

Покачав головой, Ревик избегал моего взгляда.

— …Но он сказал «нет», Элли. Джон. Не я.

Я сглотнула, но не смогла заставить себя кивнуть. Моя грудь всё ещё не расслабилась, когда я взглянула ему в лицо. Я смотрела на него, когда его взгляд стал жёстче. Его пальцы крепче сжали мои волосы.

— Ты всё ещё хочешь меня, Элли? — спросил он.

Взглянув на Ревика, я снова увидела в его глазах вызов и поняла, что это страх. Страх, смешанный с чувством вины, стоял в его глазах — более глубокое, старое чувство сомнения и стыда, когда он смотрел на меня. Я едва могла видеть сквозь этот страх и ненависть к себе, которая сопровождала его, пока мой разум прокручивал его слова. Когда я не ответила сразу, я почувствовала, как его свет отступает от моего, отдаляясь от краёв моего сознания.

— Да, — сказала я. — Я всё ещё хочу тебя.

Наступило молчание. Тот страх, который я чувствовала на нём, не рассеялся.

— Ты простишь меня за это? — наконец спросил он.

Я старалась думать о его словах, о том, что он мне сказал.

Я не могла этого почувствовать, даже ту часть с Джоном, которую он описал. Ревик и близко не подпускал меня к этому воспоминанию, и хотя я не могла винить его за это, мне тоже было больно, просто от ощущения, что меня туда не впустили. Но я не могла сказать, что не понимаю.

По его словам я осознала достаточно, чтобы всё понять даже без самого воспоминания. Я даже не была уверена, что мне нужно понимать что-то ещё.

— Конечно, — сказала я. — Я прощаю тебя, Ревик. Возможно, тебе придётся дать мне несколько дней…

Он уже начал отстраняться от меня физически. Борясь со вспышкой гнева, я схватила его за руку, обхватив другой рукой за спину.

— Боги, — выдавила я. — Ты действительно собираешься наказать меня за это?

Он прекратил то, что делал, глядя на меня сверху вниз.

Я видела, как его глаза изучали мои, пока он думал о моих словах. Я почувствовала, как он обдумывал их, прежде чем покачать головой.

— Нет, — поколебавшись, он посмотрел вниз на моё тело. — Прямо сейчас? — спросил он, как бы уточняя.

Выдохнув, я обнаружила, что снова говорю, и мой голос звучал более уверенно.

— Слушай. Это ничего не меняет между нами. Я не сержусь. И, честно говоря, я не думаю, что ты сделал что-то плохое, особенно при данных обстоятельствах. Я понимаю, Ревик. По крайней мере, мне так кажется. Я просто… — я покачала головой, закусив губу. — Я понимаю, хорошо? Я не сержусь. Просто, знаешь…

— Тебе не нужно ничего объяснять, Элли, — сказал он.

Ревик смотрел на меня сверху вниз, его свет искрился в моём.

Несмотря на то, что он сказал, я чувствовала, что он думает о моих словах, или, возможно, о том, что он мог бы сказать мне, или к чему это нас приводило. Я чувствовала, что он продолжает отстраняться от меня, теряясь в этом другом пространстве. Затем он, казалось, во второй раз вытолкнул это из головы.

Ревик прижался своим телом к моему, и жар вспыхнул на его коже, прямо перед тем, как он опустил свой рот к моему лицу и шее.

— Я хочу сделать это, — пробормотал он. — Боги, я так чертовски этого хочу. Это делает меня мудаком, Элли?

Я покачала головой, улыбаясь и невольно прищёлкнув.

— Нет.

— Это разрешение? — уточнил он. — Ты даёшь мне разрешение, Элли?

Смеясь, я схватила его за волосы.

— Да, — сказала я. — Я думала, это я соблазняю тебя?

— Тогда снимай свою грёбаную одежду, — сказал он мне на ухо. Я задрожала, и Ревик прижался лбом к моему плечу, навалился всем своим весом, глядя на меня сверху вниз. — Раздевайся, Элли.

Его челюсти напряглись, когда он продолжил смотреть. Его слова стали уговаривающими, почти требовательными в моём свете, и его боль внезапно усилилась.

— Затем ты будешь говорить со мной, — прошептал он мне на ухо. — Ты будешь говорить со мной всё время, пока мы трахаемся, Элли… а трахаться мы будем много. Много.

Я кивнула, закрывая глаза, когда очередная волна его боли ослепила меня.

— Сначала я хочу, чтобы ты мне кое-что показала, — прошептал он, всё ещё прижимаясь губами к моему уху. — Я хочу, чтобы ты научила меня большему, Элли. У меня есть очень конкретные просьбы на уме… дерьмо, которое ты использовала на мне, когда я даже не мог чувствовать тебя рядом. Я хочу, чтобы ты сделала это сейчас, когда ты трахаешься со мной. Я хочу, чтобы ты научила меня, как это делать.

Его боль снова накатила на меня, затмевая разум, а его рука сжалась на моём бедре.

— Возможно, я некоторое время не позволю тебе кончать, — его голос стал жёстче, ниже. — Я также могу долго не протянуть, жена. Не в первый раз. Если ты сделаешь то, что я скажу, я, возможно, не продержусь долго… но я действительно хочу, чтобы ты сделала то, что я скажу. Я могу настоять на этом. В течение некоторого времени я могу настаивать на многих вещах. Не жди, что я буду рациональным, жена…

Моя боль усилилась, даже до того, как я почувствовала ещё больше вспышек в его сознании, образы вместе с мыслями, всё ещё осторожные, но за ними содержалось столько всего, что я сжала руку в его волосах, издавая непроизвольный крик и извиваясь под его весом.

Затем мой свет оказался в нём.

Я почти не признавалась себе, что делаю, пока Ревик не вскрикнул, прижимая меня к кровати. Я нашла то, что хотела, и закончила вплетать эту часть моего света в него. Я потянула его, сильно, теряя контроль над своим светом — устремляясь в него, пока я почти не потеряла сознание. Я почувствовала, как эта часть нас сплелась вместе, как два извилистых хвоста, и Ревик застонал, произнося моё имя, а его пальцы переплелись с моими.

Его разум открылся мне через несколько секунд, и я начала читать его, чувствуя всё то, что он хотел от меня, все эмоции, которые он сдерживал, все мысли, разочарования и смятение, которые он ощущал, практически с того момента, как увидел меня живой.

Я чувствовала его и раньше, когда он думал, что я умерла… и раньше, когда я была живой, но не самой собой, и даже раньше, когда я всё ещё лежала без сознания в Сан-Франциско.

Где-то во всём этом Ревик дал мне почувствовать ту ночь, когда появился у двери Джона.

Он позволил мне увидеть, насколько он был пьян, насколько отчаялся — как чертовски отчаянно он скучал по мне. Джон казался ему единственной связью со мной, которая у него осталась. Он также был сильно зол на Джона. Он винил его, ненавидел себя за то, что винил его, и я уловила ту его часть, которой было на всё наплевать, которая просто хотела, чтобы это прекратилось.

Чем больше Ревик показывал мне, тем больше мой свет хотел открыть его, желая узнать, желая почувствовать его, увидеть почти в реальном времени.

Я видела, как Ревик целовал Джона, видела, как Джон колебался между тем, чтобы воспротивиться ему и поцеловать в ответ, а потом всё же оттолкнул его. Я чувствовала, что Ревик пытается уговорить его, почти принуждая, желая… чего-то… чего угодно, лишь бы изменить это мёртвое чувство, чего угодно, лишь бы избежать возвращения в наш номер в одиночестве.

Я также чувствовала смятение Джона, его отвращение к себе, и всё, что я получила — это двух мужчин, которые горевали. Горевали, напивались, страдали и не могли справиться ни с одной из этих вещей.