Крысиный Волк

Колосов Дмитрий

Крысиный Волк

Для борьбы с крысами используются ловушки, отравленные приманки или кошка. Но все эти средства оказываются порой неэффективны. Для полного и окончательного изведения тварей рекомендуется применять крысиного волка.

Это убийственное для крысы существо создается следующим образом. Надо отловить шесть или семь крупных черных крыс, поместить их в клетку и морить голодом, пока они не начнут пожирать друг друга. В конце концов в живых остается лишь одна крыса, самая сильная и злобная, вскормленная на плоти сородичей. Это и есть крысиный волк. Выпущенный на свободу, он принимается истреблять своих собратьев и уничтожает их всех до единого. Вам остается лишь дождаться момента, когда погибнет последняя крыса, и уничтожить порожденную тварь.

Часть первая

ОТСЧЕТ ВРЕМЕНИ ЕЩЕ НЕ НАЧАТ

Глава 1

Странно устроен человек. За вечной суетой, наполняющей его жизнь, он не замечает даже великого — все представляется мелочным, не стоящим внимания, но, будучи выброшен из круга суеты, он начинает замечать все, и тут уж любой пустяк волей-неволей возводится едва ли не в степень абсолюта. Здорово сказано? Еще бы! А не желаете ли поинтересоваться, к чему я завел вдруг подобный разговор? Я отвечу, выждав глубокомысленную паузу, чтобы придать своим словам ту самую весомость, какую многие принимают за мудрость и лишь редкие — за мудрствование. Я скажу тебе: мой друг, сегодня я обнаружил еще одну крохотную трещинку на потолке над моей головой, а это означает, что керамобетон, о качестве которого так много и громко кричат, вовсе не столь уж прочен и, может быть, лет эдак через двести, а может, сто девяносто восемь потолок треснет. Ай-яй-яй, какое вопиющее нарушение технологий!

Это было смешно, впрочем, не так чтобы очень. Было бы смешно, если бы не было грустно. Было бы…

Ну а здесь есть что-нибудь новенькое? Мой взгляд скользит по той части потолка, что нависла над парашей и торчащим из гладкой, словно зеркало, стены умывальником. Ничего! Все прежние трещины были на месте — а куда им деться? — а новых не прибавилось. Роняю взгляд ниже — на дверь, совершенно сливающуюся со стенами. Единственный признак того, что это дверь, — красноватый зрачок сканера, глядя на который всегда испытываешь затаенное желание замазать его чем-то липким. Но это невозможно по двум причинам. Во-первых, меня тут же заставили бы очистить его, причем собственным языком, да вдобавок лишили бы единственной в неделю прогулки. Вторая причина была еще более весомой — паек заключенных тюрьмы Сонг состоял из таких, с позволения сказать, продуктов, из которых невозможно было соорудить ни липкое, ни твердое. Даже смешанные с водой, гранулированные белковые и углеводные препараты толком не размешивались, плавая сверху отвратительной супесью. Словом, все было продумано с таким расчетом, чтобы мы, вечные постояльцы зарешеченной конюшни Совета Пацифиса, не могли получить ничего, способного превратиться в оружие. Ни твердого, ни горючего, ни липкого. Даже дерьмо, извините за такую подробность, было возмутительно жидким, словно у грудного младенца.

Ну вот мы и добрались до нашей милой старушки тюрьмы Сонг. Для тех, кому не довелось посетить сие чудесное заведение, сообщу некоторые подробности, любопытные для граждан, интересующихся таковыми. И не только для них. Кто знает, а вдруг когда-нибудь и вам доведется поселиться в этих чистеньких казематах. Как говорили: от тюрьмы да от сумы…

Итак, тюрьма Сонг. Нашему симпатичному, вросшему по самую шею домику лет сто, а может, и двести. Никто из его постояльцев не знает этого точно. Внешне Сонг выглядит безобидным розовым грибком — поганкой, выросшей посреди бесплодного поля. Но это лишь тонзура, выставленная под лучи ослепительного солнца. Она из бронированного стекла и смотрится весьма привлекательно, а если и не привлекательно, то совсем не страшно. Все остальное, то, что страшно, уходит в плоть планеты завитыми в спираль кругами ада. Их пятнадцать, и ходят слухи, что кое-что есть еще ниже. Что — никто не знает. Возможно, помойная яма, куда будут сброшены после наши иссохшие оболочки, а может, и алмазный запас Совета. Я бы лично на месте Отцов поступил именно так. Идеальная защита от грабителей. Нужно быть сумасшедшим, чтобы сунуть голову в пасть тюрьмы Сонг, пусть даже меж зубами ее будут сверкать бриллианты величиной с кулак. Кстати, такие камушки могли бы здорово скрасить серое однообразие керамобетонного скворечника, в который немедленно после вынесения приговора была засунута задница вашего покорного слуги.

Серое, серое и еще раз серое. Серое везде — пол, стены, потолок, кровать с жестким, вплавленным в пластиковый остов лежаком из пенника, все бытовые принадлежности, начиная от бумаги для подтирания задницы и кончая миской, податливо гнущейся в любом угодном вам направлении, и даже вода, струящаяся из серого краника. Не знаю, что эти подонки — употребляю данное слово только между нами, ведь мы свои люди — в нее добавляют, но и она серая. Хотя, готов допустить, что это только кажется. Что еще? Серая — естественно серая! — форма хранителей, и излучатели, словно невзначай выглядывающие из непременно расстегнутых чехлов, тоже серого цвета. И кожа на моих руках, если не обманывают глаза, и она стала серой.

Впрочем, возможно, виною всему свет. Здесь используются радоновые светильники, безжизненные, словно рыбий глаз. Их в моей камере три — цепочка тухло взирающих, немигающих зрачков. Бр-р-р! Поначалу меня дрожь пронимала, когда я глядел на них, потом ничего, привык. Ко всему привыкаешь, ко всему…

Так с чего я начал? Ах да, серое. Здесь серое все, даже настроение. И порядочки здесь серые. Охрана — на уровне серого зверства. Как будто из тюрьмы Сонг можно сбежать! Доктор Ллей, психолог, милейший человек, он посещает меня раз в полгода, чтобы осведомиться о моем настроении и сделать вывод о моем психическом состоянии, у меня есть небезосновательные подозрения, что он влияет на настроение заключенных в соответствии с пожеланиями администрации и лично начальника Толза. Так вот, доктор Ллей как-то раз — может, год, может, два назад — рассказал мне как бы по секрету, что были чудаки, которые пытались удрать отсюда. Одного нещадно исколотили хранители, так что бедолага потом недолго промучился, второго пристрелили. Если верить доктору, вторым был Тан О'Брайен. Но я бы на вашем месте не слишком доверял этой басне. Тан О'Брайен, известный больше как Космический Негодяй, не из тех парней, что позволяют себя вот так запросто пристрелить. Если ему даже и суждено было умереть, то очень хочется верить, что перед смертью он прикончил парочку подонков, ох, извините, хранителей. Нет, право, они милейшие ребята, я всегда говорю им об этом, когда представляется возможность. Остается только сожалеть, что она представляется слишком редко.

Я долго думал после визита доктора, соврал он или нет, а потом сказал себе: какая разница! Какое мне дело до того, как умер Тан О'Брайен, человек, с которым не стоило встречаться, пока он был на свободе, главное — из тюрьмы Сонг невозможно убежать. Можно сколь угодно размышлять о побеге, но воплотить замыслы в реальность — черта с два. Тюрьма Сонг держала своих постояльцев мертвой хваткой.

Сам не заметил, как присвистнул. В тот же миг зрачок в двери стал ярче. Сердце тут же затрепыхалось, забилось от тревоги. Если тебя поймают на нарушении правил, пеняй на себя. Оставят без прогулки, без дополнительного блюда в субботу и без сферосеанса в День благодарения. В крайнем случае просто намнут бока. Шуметь не дозволялось. Это было, пожалуй, наиболее тяжелым испытанием. Правда, подобные правила действовали лишь в отношении одиночников, которых в Сонге насчитывалось совсем немного. Прочие могли всласть говорить и даже петь… Я очень любил петь, пока гулял на свободе. Да, кстати, тот же Ллей сказал, что премиленькое название нашего заведения на одном из древних языков, на которых чирикали люди до появления универсала, означает что-то вроде песни. Хороша песня! Вся серого цвета…