Гонимые и неизгнанные

Козлову поклонитесь от меня и скажите, что письмо его получил и мох дубовый ему вышлю.

Для вас я просил Наталью Дмитриевну выслать из Москвы четыре скляночки гомеопатических лекарств холерных, как вы писали, что ваши медики о ней пророчествовали. Типун им на язык. Этим пророкам я не очень верю.

Затем прощайте, мои добрые друзья. Христос с вами. Обнимаю вас крепко и крепко. Будьте здоровы и благополучны. Что-то скажет август месяц, т. е. коронация? Порадует ли и вас Бог чем-нибудь? Ожидания и здесь не погасают.

19 августа 1856 года

Обстановка наша все ещё не пришла в порядок. Строение за рабочим временем не так идет успешно, как бы желалось. В деревне полевые работы всех поглощают. И плотники, и каменщики, и все другие мастеровые превращаются в земледельцев, и все такого рода дела останавливаются. А между тем хотелось бы иметь свою комнату, в которой бы иногда заложил дверь на крючок и чем-нибудь занялся. Вот почему и писем не удается иногда написать. Брат все продолжает волноваться, хотя с меньшею раздражительностию. А я все уезжаю под предлогом отправления писем к Сливковичу и к другим лицам об отыскании скрывшихся казаков. Хватился он и своих бумаг, которые остались у Софьи в Ларчине, и ужасную пыль поднял, что все труды его многолетние не при нем - остается в надежде, что и это все будет отыскано.

Еще нашел какие-то бумаги, которые мы с вами должны были отдать кому-то. Этой неисполнительности он отчасти приписывает, что нас не довезли до Красноярска. Одним словом, сумбуром своим продолжает нас мучить. Слава Богу, хотя понемногу втравливается в чтение. У нас есть близкой сосед, у которого большая библиотека, и он дает ему книги, несмотря на то что они возвращаются к нему несколько запачканными.

Наконец, мы свиделись и с братом Михайлой, который вырвался из Петербурга к родинам жены. К четверым прежним деткам недавно присоединилась ещё дочь - теперешняя моя крестница.

В Москву едут со всех сторон - и там такая дороговизна, что отражается и на окрестные губернии. Слава Богу, что хоть озимые хлеба хороши, но зато у многих выбило градом. У брата Александра и его и крестьянскую рожь так выбило, что остался один подножный корм. У сестры тоже довольно повредило. А между тем с неё взыскивают теперь прогоны за наш проезд. Она подала просьбы к начальнику губернии и губернскому предводителю. Но вряд ли сложат, разве попадет под манифест, которого многие дожидаются. Сестра и братья вам кланяются и благодарят за память. Владимиру Ивановичу, Флегонту Мироновичу и Анненковым со всею их молодежью мой дружеский поклон. Скажите сим последним, что Ольга Ивановна 13 августа с Нелей выехали из Егнышевки благополучны и здоровы. Сестра Маша проводила их до Серпухова.

Е.П. Нарышкиной

30 августа 1856 года

Целую мильон раз ваши ручки, добрейший друг Елисавета Петровна, за ваше поспешное уведомление об общей для всех друзей наших милости.

Главное, что всем, кто желает, открыт теперь путь возвращения и с правами, без которых трудно обойтись в обыкновенном быту. Мы с Петром одни дома и решили показать ваше письмо брату Николаю. Милость напомнила ему о всем, что протекло в 30 лет, и расшевелило несколько раздраженное его самолюбие, но когда переждет, то все-таки будет доволен. Слово "возвращение" ему и потому не нравится, что оно будто удаляет его от Красноярска.

Наиболее же я рад за наших друзей, особенно за тех, которые имеют детей и родных, к которым имеют возможность возвратиться. В назначенное время постараемся, если будем живы и здоровы, побывать у вас и лично разделить общую радость.

Затем Христос с вами. Целую ещё раз ваши ручки и остаюсь душою и сердцем преданный вам

П. Пушкин".

Вслед за радостным сообщением об амнистии всем товарищам-декабристам Павел Сергеевич получил от алексинского исправника официальное уведомление, основанием которого стал такой документ:

"Министерство внутренних дел

2 сентября 1856 года

Москва

Господину начальнику Тульской губернии

Государь император в день священного коронования Его императорского величества всемилостивейше повелеть соизволил: осужденным по прикосновенности к преступным замыслам, открытым в декабре 1825 года, и ныне проживающим в Тульской губернии политическим преступникам Павлу Бобрищеву-Пушкину и Николаю Бобрищеву-Пушкину и законным их детям, рожденным после произнесения приговора над отцами их, даровать все права потомственного дворянства, только без прав на прежние имущества, освободив их вместе с тем от всех ограничений, т. е. дозволить жить, где пожелают, в пределах империи, не исключая столиц, и освободить их от надзора.

Таковую монаршую милость предлагаю Вашему превосходительству немедленно объявить Бобрищевым-Пушкиным и, сделав все распоряжения к приведению оной в исполнение, о последующем мне донести.

К сему нужным считаю присовокупить, что о даровании помянутым лицам потомственного дворянства последовал уже высочайший указ Правительствующему Сенату.

Министр внутренних дел С. Ланской".

События последних лет жизни П.С. Пушкина - в его письмах И.И. Пущину, П.Н. Свистунову, Н.Д. Фонвизиной, Нарышкиным - Елизавете Петровне и Михаилу Михайловичу, а также в письмах друг к другу декабристов Е.П. Оболенского, И.И. Горбачевского, А.Е. Розена, И.И. Пущина.

П.С. Пушкин - И.И. Пущину

9 января 1857 года, Марьино

Сегодня прочел твое письмо от 5 генваря. Очень рад, что тебя все - и родные и знакомые - встретили с свежим чувством. Покуда из сибирских однокашников я один ещё в Марьине. Матвей в Москве, но сюда ещё не приезжал, хотя поджидаем его всякий день. Михайла с Елисаветой Петровной застряли тоже в Москве и теперь в горе - пришлось хоронить доброго старика брата, который 7 генваря скончался. Петр Николаевич остался в Нижнем ждать брата и сестру и в Калуге, где я думал его увидеть, не будет. Якушкин все ещё долечивает своего Вячеслава на месте. Я думал наверное встретить здесь моих тобольских добрых хозяев, но, видно, не придется долго встретиться с ними. Обстановка моя насилу дозволила мне и сюда вырваться не на долгое время.

Брат бедный продолжает быть такою тяжелою ношею, что трудно и выразить. Но что же делать? Слава Богу за все. Сбросить эту ношу самопроизвольно было бы тяжело для совести, следовательно, она с другой бы только стороны тоже давила.

П.Н. Свистунову

16 января 1857 года

Пишу вам хоть немного от Натальи Дмитриевны, из Марьина, куда приехал в генваре, в надежде встретить и вас. Но вышло иначе, вы, кажется, остаетесь на не-определенное время в Нижнем. А потому, когда Бог приведет увидеться, неизвестно. В Калуге, разумеется, я бы скорее вас отыскал. От Натальи Дмитриевны я уже собирался в Москву с сестрою, но приезд Матвея Ивановича продолжит несколькими днями наше пребывание у нашего доброго друга. Нарышкины тоже в Москве и обещались на днях приехать. Они были там остановлены сперва болезнию, а потом и смертию своего брата Кирилла Михайловича. Обещались быть и Бибиковы, и Лорер, и Евгений Иванович с ними.

Мы давно собирались с сестрою к Наталье Дмитриевне, но необыкновенная зима три раза нас останавливала, потому что Ока три раза у нас проходила, как проходит весной со всем разливом. В начале нового года только установилась дорога, и, к счастию нашему, поспел братнин в целую десть конверт с его посланием к тобольскому начальству о доставлении куда следует. Для доставления-то этого пакета мы теперь и странствуем. Несколько отдыхаем от докучной его сказки, которая со всеми известными его рацейками продолжается.

Как-то вы, милые мои друзья, устроились теперь на новом месте? Много вам забот и хлопот с вашею милою мелюзгою. Целую их в лобик и глазки мильон раз. Говорят, что и Катя стала преразговорчивая и преразвязная девочка. К концу генваря думаю быть уже дома и буду ждать от вас весточки. Иван Иванович теперь на даче у брата Николая, пробыв в городе без всякого препятствия более трех недель. Все старые знакомые его встретили со всею теплою дружбою, так что он на время забыл о своей ноге, но теперь принялся её долечивать. Матвей Иванович и его семейство вам дружески кланяются, равно и сестра моя.