Гонимые и неизгнанные

16 генваря 1845 года

Обращаюсь к вам с маленькою докукою, любезный Матвей Иванович. Вот в чем дело. Вы, я думаю, слышали, что племянник Василия Карловича Тизенгаузена Отто Густавович Тизенгаузен по причине болезни, продолжавшейся более полугода, был отставлен в апреле 1844. После того здоровье его восстановилось, но комиссарскому начальству неловко уже было опять принять его на службу, представив болезнь его неизлечимою. Между тем он с тех пор без места и без жалованья. В ноябре или октябре он подал просьбу к князю об определении его по гражданскому ведомству. Князь спрашивал комиссариатское начальство. Оно отозвалось с хорошей стороны. Вследствие этого управляющий губернией представил его в ревизоры поселения на место одного чиновника Лазаревского, просившего отставки. Но как по новому положению Лазаревского до 1 генваря не могли отставить, то дело и затянулось. Между тем г. управляющий губ., по-видимому, расположился представить на это место другого, но по просьбе прокурора обещал, отъезжая теперь в Тюмень, при свидании с князем представить опять Тизенгаузена на то же место. Но как на это вынужденное обещание вполне нельзя положиться, то бедный молодой человек снова может остаться как рак на мели. Поговорите Бибикову, не может ли он в этом деле помочь. Его два-три слова Владимирову дадут заметить, что Тизенгаузеном интересуются. А потом, если может, попросить и самого князя, объяснив, что человек лишился пропитания невольно по одной болезни. Это будет доброе дело. И об этом довольно. Теперь скажу вам, что все наши, слова Богу, здоровы. Один Свистунов хилеет - за него принялся Дьяков. Авось либо несколько его поправит с помощью Божию.

С Востока приехал Казадаев и привез вести - но давнишние, ибо он жил два месяца в Томске. Сказывает, что Митьков опять поправился. Видел Лунина, который по обыкновению весел, но он не совсем верит этому наружному изъявлению - приметно, говорит, что положение его тягостно. Однако прощайте, любезный друг Матвей Иванович, прошу поцеловать ручку у Марьи Константиновны. Поклонитесь всем нашим.

А.Л. Кучевскому

7 марта 1845 года

Давно, давно не писал к вам, мой любезный Александр Лукич. Хотелось что-нибудь послать, но собственные недостатки не допускали, и теперь бы не имел чем поделиться из иждиваемого мною, если бы сам небесный Распорядитель, которому принадлежит все и всё, не представил мне указания послать вам пятьдесят рублей ассигнациями. А потому и примите их не как от меня, но от Него, заботящегося о всех, а особенно о душах, через веру ему принадлежащих.

Давно ничего не знаю о вас, мой любезный, но уповаю, что Господь вас никогда не оставит и во всех состояниях сохранит залог жизни во всех, кому он дал.

Что же сказать вам о себе - право, ничего нет доброго, а греховного много, и даже тяжело греховного. Но и что же тут удивительного: земля всегда земля и прах всегда прах. Но Господь всегда и везде тот же, он так же свят, правосуден и милосерд. Милосердие ли его или правосудие прославится и в отношении моей грешной души. Я должен быть равно доволен. Говорю должен, потому что не чувствую ещё в себе этой бескорыстной готовности принимать одинаково волю Божию во всех её направлениях. Понимаю, что так надобно любить Господа, и между тем люблю только свое я - мерзкое и грешное.

Брат мой все в одном положении, но тих и спокоен, и за сие слава Богу. 75-летний старик мой батюшка ещё жив, а матушка ещё скончалась в 37-м году. Четыре брата продолжают служить. Один по болезни, похожей на болезнь здешнего брата Николая, года три живет в отставке дома, и единственная оставшаяся сестра девица успокаивает теперь отца старика.

Затем прощайте, мой возлюбленный Александр Лукич. Христос с вами. Остаюсь много любящий вас П. Пушкин.

О Беляевых, Крюкове Н. и Кирееве давно ничего не знаю. Оболенский живет тою же жизнью в Ялуторовске. Петр Николаевич Свистунов, который стал мне близок по вере, вам кланяется.

В.К. Кюхельбекеру

22 апреля 1845 года

(Приписка в письме П.Н. Свистунова к Кюхельбекеру)

Христос воскрес! Любезный друг Вильгельм Карлович, поздравляю с тем же приветствием Дросиду Ивановну и всех наших. Малюток ваших целую. Два листка ваши получил, но писать теперь нет время - вдруг случилась эта оказия - у казаков лошади готовы, и надо кончить. Обнимаю вас, мой милый друг. Христос с вами. Будьте здоровы и благополучны. Любящий и уважающий вас

П. Б. - Пушкин

20 июня

(Приписка в письме М.А. Фонвизина к Кюхельбекеру)

Не сетуйте на меня, любезный друг Вильгельм Карлович, что я так долго молчал. С самой Пасхи хворал. Около Николина дня было поправился, но по неосторожности простудился. Возвращение болезни в новом виде чуть-чуть не отправило меня на тот свет. Нервическая скрытная лихорадка совершенно было меня задавила. Теперь, слава Богу, брожу, пользуюсь воздухом, но все ещё прежнее здоровье не возвратилось - остатки спазматического кашля все ещё теснят ослабевшую грудь.

"Ижорского" вашего привезли в самое то время, как я был в самом плохом состоянии. Свистунов тоже лежал врастяжку от спинной боли, и мы вдвоем представляли настоящий лазарет, а Татьяна Александровна сестру милосердия. Вот почему мы не успели прочесть вашего "Ижорского", тем более что на третий же день представился случай отправить его к Ивану Ивановичу, к которому он был адресован. Вы пришлете его нам после, а может быть, Бог даст, что и сами скоро к нам переселитесь. Болезнь моя причиною, что я до сей поры и не приготовился ещё исполнить ваше желание прислать вам нечто из моего маранья. Все наши теперь здоровы, Наталья Дмитриевна только иногда прихварывает. Дружески приветствую Дросиду Ивановну и малюток ваших целую. Обнимите за меня Басаргина и поклонитесь Александру Федоровичу. Дружески жму вам руку и обнимаю от всей души. Преданный вам П. Б. - Пушкин.

А.Л. Кучевскому

5 марта 1846 года

Давно ничего не знаю о вашем житье-бытье, любезный Александр Лукич. Давно и сам не писал к вам. По-следнее письмо ваше, в ответ на мое, получил ещё в начале лета при выздоровлении от тяжкой болезни, которая едва не сделалась последнею. Что же сообщить вам о себе? С прибавлением лет чаще посещают и хворости. А о сокровенном человеке не знаю, что и сказать вам, не знаю, умер ли он и проходит сень смертную - ничего не ведаю. О Евгении сообщу вам, что он женился в Ялуторовске на простой девушке, и, как видно, не без указания Божия. Дай Бог счастия этой доброй душе. По его распоряжению посылаю вам 50 рублей, примите и от моей скудости лепту. Всего вы получите семьдесят пять рублей, необходимых на ваши крайние нужды.

Христос с вами, мой любезный во Христе отец и брат. Обнимаю вас от всей души, поручаю себя вашим молитвам и, поздравляя с приближающимся великим праздником, остаюсь многолюбящий и почитающий вас слуга П. Б. Пушкин.

Глазами души современников

Авторы этих воспоминаний - сибиряки. Они знали П.С. Пушкина с детства и были общими воспитанниками декабристов, много сделавших для их образования и духовного воспитания. Павла Сергеевича они, как и все дети, знавшие этого удивительного человека, любили более всех, потому что хорошо чувствовали добрую, чистую, детски доверчивую христианскую душу. Через всю жизнь пронесли они светлое и доброе о нем воспоминание, и уже в зрелые годы память сердца подсказала им идею написать - пусть короткие - мемуары. Они тем бо-лее дороги, что это одни из немногих воспоминаний о П.С. Бобрищеве-Пушкине.

М.С. Знаменский

ТОБОЛЬСК В 40-Х ГОДАХ

...Я остановился среди улицы, обратив свое внимание на странную массу, двигавшуюся ко мне: это был экипаж Павла Сергеевича Пушкина, товарища по ссылке ялуторовских моих друзей. Павел Сергеевич Пушкин был механик, столяр, шорник, портной, маляр, доктор и проч. и проч., и продукты всех этих его разнообразных талантов двигались теперь ко мне, стоящему среди улицы. Ближе всего ко мне находилась маленькая мухортая лошадка, прозванная Коньком-Горбунком. В прежнее время Горбунок этот возил воду, но нашел на него горький час - захворал. Неблагодарный водовоз решился продать общего поильца и честного своего кормильца татарам на съедение, но явился Павел Сергеевич, и превращение коня во вкусные пельмени отложилось на не-определенное время.