Страница 3 из 16
– И чего там такого особенного? – наливая кофе, спросил я.
Вообще, к правоохранительным органам я имел очень посредственное отношение, можно даже сказать, никакого – адвокатов как-то в нашей стране пытались именовать правозаступниками, но суровая реальность распорядилась иначе. Однако так вышло, что пара весьма неординарных дел дали мне опыт, которого не хватало некоторым служителям закона. А поскольку один из них был моим лучшим другом, то порой приходилось применять полученные знания в самым благородных целях – помогать следствию.
– Слушай… Я еще не знаю, но похоже на сектантство… Короче, ты уже сталкивался с этим.
Я посмотрел на календарь. Сегодня вроде бы 27 апреля?
– То есть ты хочешь сказать, – я говорил нарочно медленно, растягивая слова, – что где-то за три недели до конца света, в субботу, я должен поднять свой зад и тащить его в место, где лежит и воняет чья-то протухшая плоть?
– Я хочу сказать, что ты мне нужен, – последовал краткий и четкий ответ.
Мое молчание продлилось пару секунд.
– Заезжай за мной, у меня машина черт знает где, – сдался я.
– На стоянке у транспортного если что. Заеду минут через тридцать.
– Хорошо, перезвоню часа через два, – я отключился.
Присев у подоконника, я принялся пить кофе короткими глотками. Казалось, с каждым таким возвращалась часть меня. Только какая часть?
Немного повернувшись, я включил приемник. Старый, но с хорошими динамиками.
Пустоту наполнили звуки, затем слова. Буквально первая фраза заставила меня вздрогнуть:
Где бы ни был ты,
Жду тебя я на побережье
У моей мечты -
Любить сильнее, чем прежде.
Счастье там, где ты
В каждом сне к тебя улетаю
Свет из темноты
Будем вместе я знаю1
Порой мир кажется понятным, определенным. Факты, события, лица представляются заранее данными, с четким алгоритмом действий. Возможность и необходимость сливаются воедино, словно иначе быть не может. Только такой наряд у происходящей реальности, именно в тех красках и тонах, которые видят глаза, воспринимает разум. Но круговерть происходящего иногда заставлять встряхнуться. Словно все это время ты видел сон, в котором наблюдал со стороны за собой лежащим в кровати: вокруг привычные вещи, обстановка, ожидания и предсказуемость происходящего… Но вдруг резкий хлопок, и ты очнулся: статичная картинка ожила, наполняясь чем-то… иным.
Я часто встречал ее после занятий живописью. Стоял у входа, неподалеку от машины. Курил, изредка посматривая на часы. Ждал.
И вот, немного уставшая и довольная, без особого макияжа или вычурных платьев, она выходила из невзрачного дома, оглядывалась по сторонам. Кажется, она искала меня… Или мне так хотелось думать?
Затягиваясь очередной сигаретой, я ждал, не думая даже двигаться в ее сторону. Она ведь знает, что я тут. Скорее всего, видит, но отчего-то медлит, немного нервно поправляет волосы.
А затем выходит он – на ее лице совсем другое выражение. На нем появляются эмоции.
И вот, уже совсем другой вкус, запах, цвет.
Многое, что раньше не замечал или не хотел замечать, теперь настойчиво стучится в дверь. Вроде бы ты пытаешься сопротивляться этим мыслям, начинаешь строить объяснения, подгонять факты под уже выстроенную в голове картинку – собранную воедино реальность твоего эго…
Но вот пошла первая трещина. Ты схватился за скотч, стараясь сохранять спокойствие. Появилась другая – начинаешь взволнованно выдавливать клей из тюбика. Затем еще одна, и еще – бросаешься от одной язвы к другой, теряешь контроль, суетишься. Все новыми и новыми материалами пытаешься заделать бреши и разломы. Но все тщетно…
Хруст, треск! И казавшаяся незыблемой сущность распадается на осколки, словно только что разбитое зеркало в ванной – звон стекла, кровь из порезов, боль…
Этого человека я запомнил очень хорошо. Но описывать его черты мне… не хотелось. Они раздражали меня только одним фактом своего существования.
Что я должен был сделать в такие моменты? Броситься к ней и ему, ударить проклятого хмыря, устроить скандал?
И что? Я сыграл бы ту самую роль, которую она заготовила для меня? Разве это… было бы откровением? Стало бы истиной?
Нет.
Я продолжал стоять и смотреть со стороны, медленно затягиваясь очередной сигаретой. Наблюдать и ждать. Ведь… если хочет, то подойдет, вернется…
Если нет, то… чувства не удержишь руками, не затопчешь ногами, не заговоришь на нужный тебе лад.
Предательство рождается в сердце.
Вопрос в том, сколько можно прощать, объясняя самому себе, что…
И вот проходит время, ты постепенно собираешь расколотые кусочки, получаешь новые раны от острых углов, но продолжаешь склеивать свою реальность заново. Пускай теперь уже не ту, что была, но все равно новую картинку.
И отчего-то не хочешь снова замечать важное, закрываешь глаза, затыкаешь уши, говоришь… совсем не то, что хотел бы сказать.
Молчишь… когда надо кричать.
Когда я сделал последний глоток кофе, в дверь позвонили. Мне нужно минут пять, чтобы одеться. Затем....
Спустя двадцать минут мы уже ехали в машине Лехи. Играло радио, но я старался не прислушиваться – отчего-то слова этих песен заставляли меня морщиться.
Болела грудь.
Вокруг нас проносились картины города: автомобили, дома, люди. Вроде бы все как обычно. Но… я вполне конкретно чувствовал – среди этих солнечных улиц затаилась опасность. Словно…
Окружающие тоже чувствовали это: лишний раз оборачивались, внимательно следили друг за другом, осторожно заглядывали в темные подъезды перед тем как войти, несколько раз думали прежде чем зайти под арку дома…
И что же пугало их? Только ли некий подсознательный страх или…
Чем ближе нечто двигалось к Земле, тем больше ослабевали оковы морали и законов. Все меньше люди видели смысла делать то, что от них требуют. Все чаще нечто внутри твердило: "попробуй".
И работы у Лехи прибавилось, особенно если учитывать повальное увольнение стражей порядка. Очень немногие остались верны присяге, были готовы делать свое дело до конца.
А ведь он был так близко…
Хотя дорога показалась мне вечностью, реально ехали мы недолго. Совсем.
Справа по ходу движения машины стояли ограждения набережной, напротив них – хмурый запыленный дом неопределенного цвета. На улицу с его фасада смотрели тусклые провалы окон. Почему-то мне подумалось, что кто-то смотрит на меня из глубины…
У входа в подъезд стояла машина полиции, рядом с ней, озираясь по сторонам, курили двое полицейских из сопровождения. Оба в бронежилетах, шлемах и с автоматами. Сейчас вышел строгий приказ об усилении всех подразделений. Нападения на полицейские патрули случались и днем, и ночью. Как раз неподалеку, буквально у ближайшего дома по Римского Корсакова толклась группа подозрительной молодежи. Леха еще на подъезде к адресу кивнул в их сторону.
Мы быстро поднялись на третий этаж. Обычный помойный подъезд медленно разваливающегося дома.
Дверь в квартиру охранял третий страж порядка. При виде нас он лишь коротко кивнул и поправил ремень автомата на плече.
На входе в квартиру нас встретила вонь. Думаю, если бы я не курил в тот момент, у меня бы закружилась голова.
Коридор при входе имел зеркало. Большое такое – в нем сразу отразилась моя небритая рожа. Хреновое зрелище.
Дальше был проход в небольшую кухню, а затем спальню. Я даже отсюда видел окровавленное тело на белых простынях.
Над трупом вертелись эксперты. Один брал какие-то пробы с бурых от крови простыней и одеяла, другой фотографировал что-то в углу, рядом с тумбой. На все это взирало большое окно с оборванными занавесками: на стеклах помадой были написано – Прости.