Страница 3 из 13
– Значит, договорились, – завершает разговор Марина. – Завтра утром заберём кота, потом съездим к ветеринару, потом привезём кота обратно. Самой Кати не будет. У неё термин к зубному.
Термин! (Ударение на последний слог) Магическое слово, открывающее в Германии все двери. Если у тебя есть термин, то ты вхож повсюду. Как Терминатор.
Марина принимается греметь посудой на кухне, а я тем временем включаю телевизор. Хватит бесцельно убивать время у компа! Буду убивать время другим способом. Переключаю каналы. Немецкие, русские…
Клик! Новости. Мир бурлит, клокочет и булькает, словно обезумевшая от жары смола в котлах Преисподней. Поток событий не замирает ни на секунду. Крайне жестокий, смертельный поток. В мире, состоящем из экстремистов и их жертв. Взрыв на марафоне в Бостоне, взрыв на заводе минеральных удобрений в Техасе, угроза ядерной войны с Северной Кореей и Ираном, бои против исламских фундаменталистов в Африке и на Ближнем Востоке. День сакэ в Японии. Жертв ещё больше, чем в Бостоне. Горячо?
Клик! Немного остынем на экономике. Сгорбленные спины крестьян на рисовых полях. За сутулыми крестьянами из густых зарослей презрительно наблюдают обезьяны. Ещё бы! Эти игры не для них. В зарослях полно бананов, но нема дурных. Труд сделал из обезьяны усталую обезьяну.
Клик! За экономикой следует шоу-бизнес – сексуальный эквивалент насилия. С экрана меня растлевают полуголые певицы. Интеллект, как у пивных пробок. Отстой.
Клик! Штатовский киновысер про Древнюю Грецию. Боги, богини и прочие герои в белых простынях. Лавровый лист, оливки, козий сыр. Но начинают напрягать древние греки-негры. Геракл с улыбкой дяди Тома. Гомер со сказками дядюшки Римуса. «Да, Бвана Зевс. Хорошо, Бвана Зевс. Слушаюсь, Бвана Зевс. Вау!». Чёрный юмор. Кажется, что уже сошёл с ума.
Клик! Тёмный экран. Всё, что можно сделать, чтобы сохранить психику – выключить. Иначе эта пурга будет идти круглосуточно. Времена, когда телепередачи заканчивались белым шумом, давно миновали. Жесть.
– Дорогой, ты не забыл, что у тебя завтра термин у фрау Половинкин? – спрашивает меня из кухни Марина. Внезапно.
Я вздрагиваю. Точно. Завтра с восьми до девяти мой домашний врач фрау Половинкин возьмёт у меня кровь на анализ. После клиники я нахожусь под её контролем. Регулярно сдаю кровь. Сначала каждую неделю, теперь каждый месяц. Как раз завтра срок. Термин!
– Конечно не забыл, дорогая, – вру я. – Ты меня отвезёшь?
– А куда я денусь? – вздыхает Марина, выглядывая из кухни. – Кушать будешь?
Марина теперь мой личный шофёр. Срок моего российского водительского удостоверения недавно истёк, а немецкие права я получить не успел – инсульт. Поэтому Марина возит меня к врачу и всюду, куда необходимо. Машина у нас на семью одна – старенький синий форд. Саша на нём ездит на работу, а когда форд нужен нам, жена утром сама отвозит сына и забирает после работы. Завтра так и придётся сделать.
Саши ещё нет, Лукас дышит свежим воздухом на улице, поэтому обедаем мы с женой вдвоём. Я ем шпецли с мясной подливкой. Наполняю живот жирами, белками и углеводами. Шпецли, кто не знает, – это такие макаронные изделия. Типа толстой, круглой, короткой лапши. Широко распространённые в Баварии. Ничего, есть можно. Особенно с мясной подливкой. «Антенне Байерн» над головой берёт на себя культурный досуг обедающих. Кэти Перри, Шакира, Пинк, пробки на автобанах, Авриль Лавинь, Мэрайа Кэри, Анастейша, пробки на автобанах.
– Тебе кофе или чай? – спрашивает Марина, протягивая руку к электрическому чайнику.
– Кофе.
После инсульта вкус у меня кардинально изменился. Вообще многое изменилось, в том числе и вкус. Например, больше не могу пить чай, который пил всю жизнь. Чай превратился в какую-то маслянистую жидкость с отвратительным привкусом. Теперь только кофе.
Марина заваривает себе пакетик чёрного чая, а мне насыпает в кружку ложку растворимого «Нескафе» и заливает её кипятком. Я бросаю в кофе две таблетки заменителя сахара. Тоже вынужденно. Если употреблять сахар, начинается раздражение на коже. Избыток углеводов в организме. Тут избыток, там недостаток. А в среднем – сгодится. Главное, сохраняется баланс. Баланс – это жизнь. Если баланс нарушится и гирька весов резко сместится в сторону – смерть организма. Отправишься из Яви в Навь. А там ничего интересного. Тамошний мир состоит из серой пелены. Я видел.
После обеда я снова усаживаюсь за стол к компьютеру. Похоже, шпецли что-то инициируют. Опять открываю начатую бесконечно давно книгу без названия. Рассеянно смотрю в сторону окна. Марина на кухне звенит посудой. Убирает её в моечную машину, в шпюльку. Вдруг меня обдаёт ледяной волной. Возле окна стоят две маленькие фигурки в белых саванах. Мальчик и девочка. Дети держатся за руки. Лиц не разглядеть, потому что мешают складки материи, падающие на лица. Дети стоят молча. Только саваны легко колышутся на холодном сквозняке.
Этот ужас длится какое-то безумное мгновение, потом кошмарное видение исчезает. Бодрый звон колоколов за окном стирает его из моей реальности. С бешено бьющимся сердцем я смотрю, вытаращив глаза на молочно-белую штору. Это её изгибы и шевеление запутали моё воображение. Явь и Навь. Отсюда туда и обратно. Я усмехаюсь непослушными губами. Смех смехом, а спина-то мокрая! Привидится же такое!
Частые удары колоколов уступили крикам горластых турок. Я отправляюсь в спальню, чтобы посмотреть на улицу. Четверо крепких небритых мужиков грузят чей-то нехитрый скарб в грузовичок. Кто-то из соседнего дома надумал переезжать. Я не смог заставить себя подойти к окну в зале. А вдруг из-за шторы высунется маленькая ручка и ледяная ладошка требовательно сожмёт мою руку? Дурь, конечно, мистика, но страх-то совершенно реальный. Никому не пожелаю таких видений. И снов. Только сейчас сообразил, что утренний сон был на ту же тему.
Пока смотрел в окно, снаружи заморосило. Унылый осенний дождик. Солнце трусливо прячется за мутной тучей. Октябрь в Баварии.
Меняю вонючую от пота футболку на свежую. В кухне трудолюбиво гудит шпюлька-посудомойка. А где Марина? Где моя колючая девочка? Оказывается, жена ушла на улицу. Понесла хоронить в контейнере пластиковый пакет с биоотходами. Теперь короткий панегирик: «Разделение мусора делается в целях избегания смешения разных типов мусора и загрязнения окружающей среды. Данный процесс позволяет подарить отходам ,вторую жизнь’, в большинстве случаев благодаря вторичному его использованию и переработке. Разделение мусора помогает предотвратить разложение мусора, его гниение и горение на свалках. Следовательно, уменьшается вредное влияние на окружающую среду». Такая вот здесь эко-концепция. Поэтому в кухне всегда наготове одно ведро для био, другое ведро для пластика, третье для бумаги. Да ещё на балконе скучает мешок для остального мусора. Подход, наверное, верный, хотя и хлопотный.
Когда поток времени сливается с вечерними сумерками, я всё ещё сижу перед компьютером. Красный квадратик со словом «почта» информирует, что для меня есть сообщение. Кто бы это мог быть? Опять реклама? Или кто-то из родни вспомнил? Захожу в почту. Действительно, сообщение. От [email protected] Алоис Кальт? Не знаю такого адреса. Уже интересно. Открываю письмо. Ожидаемо написано по-немецки.
«Уважаемый герр Росс, прошу Вас оказать мне честь и встретиться со мной в ближайшее воскресенье, седьмого октября, в четыре часа пополудни по вопросу, представляющему взаимный интерес».
Далее следует адрес: небольшая деревушка у чёрта на куличках. Километров за сто. Бывшая Великая Германская империя – страна небольшая, поэтому чёртовы кулички начинаются сразу за порогом. В общем, далеко, но не Сибирь, конечно. Сообщение заканчивается неизменной немецкой вежливостью: «С уважением» и подписью: «Алоис Кальт».
Бумм-бумм-бумм! За окном опять звонят колокола.
Глава 2
Это что ещё за чудо-юдо – Алоис Кальт? Совершенно незнакомое, ничего мне не говорящее имя. Звоночек не звонит. Я выстукиваю имя на клавиатуре. Посмотрим, что знает интернет. Оказывается, он кое-что знает. Вот, например, Алоис Кальт – австрийский народный поэт. Уже давно умер. И писем никому не пишет. Гораздо интереснее другой Алоис Кальт. Читаю прошлогоднюю статью из газеты «Майн Курир»: