Страница 13 из 17
По поводу этого донесения Л. Ф. Змеев отмечал: «У нас о цинге упоминается впервые, но нет сомнения, что при тогдашнем способе осады городов она господствовала часто под именем мора» Казанскую эпидемию 1552 г. Л. Ф. Змеев также признавал цингою.
В 1566 г. какое-то эпидемическое заболевание опустошило ряд русских городов. Заболевание это началось в Полоцке осенью: «Тое же осени был мор в Полоцку, много людей вымерло… и был мор до Николина дни, до осенняго, да престал, а на весну прийде мор в Озерище городок, и вымерло много, мало осталося; потом прийде мор на Луки, и в Торопец, и в Смоленск, и по многим местом»[85]. О характере эпидемии можно делать только предположения, но Ф. А. Дёрбек и В. Эккерман указывали, что эта была чума.
В 1567 г. на Руси снова мор: «Был мор в Великом Новегороде от Госпожина заговеня до Николина дни осенняго и далее, а мерло многое множество людей, мужей и жен и детей и чернцов и черниц, такоже и по селом и в Старой Русе; и во Пскове почали мерети тое же осени»[86].
В 1567–1568 гг. мор в Пскове, Новгороде, Великих Луках и других городах. В 1567 г. в летописи наряду с мором отмечается нашествие грызунов: «Того же лета прииде на Казанские да на Свияжские, да на Чебоксарские места мышь малая, с лесов, что тучами великими единого колоса, да и не токмо полем хлеб поядоша, но и в житницах и в закромех людем же и хлеба не дадуще ясти от множества их; отгоняху от себя метлами и убиваху, но и тем их не можаше отгонити, но паче множае прибываху»[87].
В 1568 г. «Бысть моровое поветрие в Великом Новегороде и много людей помроша, а которые люди побегоша из града, и тех беглецов имаша и жгоша»[88].
Упоминание о море в Новгороде в 1570 г. встречается также в летописях. Можно предполагать, что это был сыпной тиф.
По свидетельству историков, разграбление Новгорода и резня, учиненная над его жителями, происходили в январе и феврале 1570 г., опустошения и убийства продолжались шесть недель. В течение этого времени охваченное ужасом население пряталось в подвалах, сараях и т. п. Кроме того, оно голодало, так как Иоанн приказал грабить кельи, служебные дома, жечь в житницах и на скирдах хлеб, бить скот. Естественно, что в этих условиях люди быстро стали жертвою болезней.
В 1592 г. опять «моровое поветрие» в Новгороде: «Бысть мор во Пскове велик язвою, а почали мерети с весны и до осени… и государь прислал с святою водою с Москвы… и с тех мест преста мор»[89].
В XVI веке по данным летописцев, это были последние эпидемии на Руси. О характере эпидемий сведений нет, но можно думать, что это была чума.
В XVI веке впервые было сделано описание сыпного тифа. Гезер признал его «важнейшей болезнью XVI века». Нужно сказать, что задолго до того, как о сыпном тифе стали писать врачи, он, несомненно, был известен народной медицине, выделявшей «горячечные» заболевания, отличавшиеся отсутствием бубонов, особой сыпью и меньшей, чем при чуме, смертностью. В Италии эти заболевания назывались petechial или petichial – уменьшительное от «pestis» – чума. На Руси их называли «огневицами», «огневиками», «палячками» и пр.
Тиф упоминается в одной рукописи, относящейся к 1447 г. «В этом году в Милане скончалось великое множество людей от неукротимых и неизлечимых лихорадок, причем некоторые из больных сами выбрасывались из окон» (по Гезеру). Сходные заболевания наблюдались в это время во Франции, Германии и Испании во время войны короля Фердинанда I с сарацинами.
Заслуга подробного описания и выделения сыпного тифа из группы чумоподобных лихорадок принадлежит Джироламе Фракасторо, наблюдавшему эпидемию этого заболевания в городе Вероне в 1505 г. (эпидемия описана многими авторами, как врачами, так и не врачами). Фракасторо описал сыпной тиф под названием «лихорадки, известной под именем дентикула, пунктикула или путикула». По его мнению, эта болезнь занимает среднее место между «истинными» и «ложными» чумными лихорадками. Народ называет ее «дентикула» или «пунтикула» из-за сыпи, имеющей чечевицеобразную форму или напоминающей укус блох. Болезнь контагиозна, и заражение ею происходит «не на расстоянии, не сразу и не быстро», но путем соприкосновения.
Большинство же врачей XVI века считали сыпной тиф болезнью не контагиозной, а возникающей в связи с голодом, нуждою, неприятностями.
Фракасторо описал также и другие, сходные с сыпным тифом, спорадические заболевания, источником которых является не плохой воздух, а особенности организма: чрезмерная полнота, потливость или иные «неведомые свойства». Эти заболевания, по его мнению, стоят на границе с чумоподобными лихорадками: они сопровождаются сыпью постоянно красного цвета, вместо бреда наблюдается полная потеря сознания или бессонница. Возможно, что в этих случаях речь шла о брюшном тифе. Это тем более вероятно, что Фракасторо указывает на понос, наблюдавшийся при них.
На Руси, согласно указаниям летописцев, сыпной тиф проявлялся в виде эпидемий в XVI веке. В «Летописце русском» под датой 1550 г. говорится: «Которая болезнь горячками называется, а у иных огневою, понеже бо человек в той болезни, что огонь горит, подобно тому, как которая храмина горит, а близ тое иная стоит, тако от того огня загорается»[90]. В этом описании говорится не о «море», а о «горячке», указывается и на ее заразительность («Храмина горит, а близ тое иная стоит, тако от того огня загорается»).
«Огневою болезнью» в 1558 г. болел Царь Иван Грозный: «В то время посети немощию царя нашего, прииде огнь велий, сиречь огневая болезнь»[91].
В 1563 г. в Полоцке после долгой осады был мор. По всей вероятности, это был сыпной тиф.
О частоте тифа в Московском государстве свидетельствовал и Герберштейн в своих записках, относящихся к XVI веку. Он писал, что в Москве свирепствует болезнь, которую «москвитяне называют огниво». Сам Герберштейн называл эту болезнь «calor», Гваньини – «ognyowa lеbris». Герберштейн писал: «У них (москвичей) есть одна болезнь, поражающая голову и внутренности и весьма похожая на заразу; она называется у них калором и от ее умирают в несколько дней. Эта болезнь свирепствовала в нашу бытность в Москве и похитила одного из нашей свиты»[92].
Надо полагать, что это не была чума, ибо иначе Герберштейн – по своему времени образованный европеец – так бы ее и назвал. Скорее всего, это был сыпной тиф, дававший высокую смертность. Эта высокая смертность от «огневой болезни» позволяет провести аналогию между ней и так называемой «венгерской болезнью», известия о которой относятся к 1542 г. (Лахтин не совсем точно относит первое описание этой болезни и к 1566 г.). Болезнь называлась также «венгерской чумой», «венгерской лихорадкой».
В 1542 г. во время австро-турецкой войны в австрийских войсках вспыхнула эпидемия, жертвами которой стали 30 000 солдат. В 1566 г. эта болезнь широко распространилась и, по сообщению главного доктора австро-венгерской армии, первая вспышка ее наблюдалась в Коморне на Дунае. Отсюда эпидемия под названием «венгерской лихорадки», венгерской чумы, «венгерской болезни» перебросилась в Италию, Богемию, Бельгию, Францию, Германию, Польшу и Англию. К «венгерской болезни» присоединилась дизентерия. Смертность была очень велика. На улицах и площадях лежали умирающие и умершие от этой болезни. Симптомы «венгерской лихорадки» совпадают с признаками сыпного тифа: сильная головная боль, покрасневшие глаза, бред, петехии, поносы, понижение слуха, мочевые кризы. Длительность болезни 14–20 дней.
В 1597 г. отмечено повое появление этой болезни в Италии.
85
Змеев Л. Ф. Чтения по врачебной истории России. СПб., 1896. С. 167.
86
Псковская I летопись. С. 317.
87
Там же.
88
Дополнение к Никоновской летописи. С. 405.
89
Новгородская III летопись. С. 253.
90
Летописец русский. Т. V. С. 9.
91
Царственная книга. М., 1769. С. 336.
92
Герберштейн С. Записки о Московии. СПб., 1866. С. 98.