О войне

3. Неизвестность положения дел в каждую данную минуту распространяется не только на неприятеля, по и на свою армию. Последняя редко может быть настолько сосредоточенною, чтобы можно было в любой момент отчетливо обозреть все ее части. Если быть склонным к опасливости, то на этой почве могут возникать новые сомнения. Является желание выждать, а неизбежным его следствием будет задержка в общем действии.

Поэтому необходимо верить, что наш общий распорядок оправдает ожидаемые от него результаты. В особенности надо доверять своим подчиненным начальникам, а потому на эти посты надлежит выбирать таких людей, на которых можно положиться, и это соображение ставить выше всяких других. Раз мы целесообразно наметили свои мероприятия и учли при этом возможные несчастные случайности и так устроились, что, если они нас постигнут при выполнении нашего плана, мы не погибнем сразу, то нам следует смело идти вперед среди мрака неизвестности.

4. Если мы решили вести войну с большим напряжением сил, то часто подчиненные начальники, а также и войска (особенно, если они не втянуты в войну) будут встречать непреодолимые в их представлении затруднения. Они найдут, что переходы слишком велики, что усилия слишком тяжки, что снабжение продовольствием невозможно. Стоит только дать веру всем этим затруднениям (Diffikultaten, как их называл Фридрих II) - и скоро окажешься подавленным ими; вместо того, чтобы действовать сильно и энергично, станешь слабым и бездеятельным.

Чтобы противостоять всему этому, необходимо доверять своим взглядам и предусмотрительности; в эти минуты такая убежденность имеет вид упрямства, но на самом деле представляет собою ту силу ума и характера, которую мы называем твердостью.

5. Все воздействия, которые мы учитываем на войне, никогда не бывают в точности такими, как их представляет себе тот, кто лично внимательно не наблюдал войну и не свыкся с ней.

Часто ошибаются на много часов в расчете марша какой-нибудь колонны, причем нельзя даже точно выяснить, от чего зависела задержка; часто возникают препятствия, которые заранее предвидеть было невозможно; часто предполагают достигнуть с армией известного пункта, но бывают вынуждены остановиться на несколько часов пути раньше; часто выделенный нами отряд оказывает гораздо меньшее сопротивление, чем мы ожидали, а неприятельский отряд - гораздо большее; часто средства какой-нибудь провинции оказываются скромнее, чем мы предполагали, и пр.

Все такие задержки могут быть заглажены не иначе, как ценою крупных усилий, которых полководец может добиться лишь строгостью, граничащей с жестокостью. Лишь в том случае, когда он убежден, что будет выполнено все, что только возможно, он может быть уверен, что эти мелкие затруднения не приобретут огромного влияния на операции и он окажется не слишком далеко от цели, которой мог бы достигнуть.

6. Можно принять за несомненное, что армия никогда не будет находиться в том самом состоянии, в каком ее рисует себе тот, кто из своего кабинета следит за операциями. Если он расположен к этой армии, он будет представлять ее себе на треть или на половину более сильной и более хорошей. Весьма естественно, что полководец, составляющий впервые план предстоящих операций, находится в таком же положении, но затем он видит, что его армия начинает таять, как он и не предполагал, что его кавалерия приходит в негодность, и пр. Поэтому то, что в начале похода и наблюдателю и полководцу кажется возможным и легким, при выполнении оказывается трудным и недосягаемым, если полководец окажется человеком отважным, с сильной волей, то, побуждаемый высоким честолюбием, он все же будет преследовать свою цель; человек же заурядный найдет в состоянии своей армии достаточное оправдание, чтобы отказаться от достижения цели.

Массена доказал в Генуе и Португалии, какое воздействие сила воли полководца может оказать на его войска; в Генуе твердость его характера, можно, пожалуй, сказать - его жестокость, позволила его армии вынести чрезвычайные лишения и привела к большому успеху[397]; в Португалии он если и уступил, то по крайней мере сделал это много позже, чем сделали бы другие.

В большинстве случаев неприятельская армия будет находиться в таком же положении; вспомним хотя бы Валленштейна и Густава-Адольфа под Нюрнбергом, Наполеона и Бенигсена после сражения под Прейсиш-Эйлау. Но состояние противника не видно, а страдания собственной армии - перед глазами:

поэтому последние действуют на обыкновенного человека сильнее, ибо у обыкновенного человека чувственные впечатления берут верх над голосом разума.

7. Снабжение войск продовольствием, как бы оно ни производилось (из магазинов или путем реквизиции), представляет всегда такие трудности, что имеет в высшей степени решительный голос при выборе способа действия. Часто соображения этого порядка противятся самым действительным комбинациям и вынуждают заботиться о пище, тогда как можно было бы добиваться победы, самого блестящего успеха. Вследствие потребности в продовольствии вся машина приобретает тяжеловесность, из-за которой ее успехи столь отстают от полета широких замыслов.

Генерал, который тиранически требует от своих войск крайнего напряжения сил, величайших лишений; армия, в длительных войнах свыкшаяся с этими жертвами, - какое огромное преимущество будут они иметь перед своим противником, насколько скорее достигнут своей цели, несмотря на все препятствия! При одинаково хороших планах - сколь различен будет успех!

8. Вообще и для всех этих случаев надо всегда иметь перед глазами следующую истину.

Чувственные наглядные представления, получаемые в течение исполнения, живее составленных нами раньше путем зрелого размышления. Но они дают нам лишь непосредственно видимость предметов, а эта последняя, как известно, редко совпадает в полной мере с сущностью их. Поэтому нам грозит опасность пожертвовать плодами зрелых размышлений из-за впечатления, создавшегося по первому взгляду.

Что эти первичные впечатления, как общее правило, влекут в сторону страха и чрезмерной осторожности, зависит от природной боязливости человека, которая заставляет его глядеть на все односторонне.

Здесь, следовательно, надо быть настороже и питать прочное доверие к выводам своих прежних зрелых размышлений, чтобы таким путем укрепить себя против расслабляющего действия впечатлений момента.

При этих трудностях выполнения все, следовательно, зависит от верности и твердости собственного убеждения. Поэтому-то так важно изучение военной истории, ибо из нее мы узнаем явления войны, самый ход событий. Принципы, с которыми можно ознакомиться путем изучения теории, пригодны лишь к тому, чтобы облегчить это изучение и обратить внимание на то, что в военной истории является самым важным.

Итак, вы должны, ваше королевское высочество, ознакомиться с этими принципами, имея в виду проверить их при чтении истории войн, чтобы самому увидеть, где они совпадают с ходом событий и где эти события вносят в них тот или другой корректив или даже опровергают их вовсе.

Наряду с этим изучение военной истории при недостатке собственного опыта одно в состоянии дать наглядное представление о том, что мы назвали трением всей машины в целом.

Правда, не следует останавливаться лишь на общих выводах, еще менее следует доверять рассуждениям историков, но нужно, по возможности, углубляться в детали. Историки редко задаются целью изобразить высшую правду; обычно они хотят разукрасить деяния своей армии или же доказать совпадение исторических фактов с мнимыми правилами. Они выдумывают историю вместо того, чтобы ее писать. Для вышеуказанной цели не требуется истории многих войн. Детальное знакомство с несколькими отдельными боями полезнее, чем общее знакомство с многими кампаниями. Поэтому полезнее читать побольше отдельных реляций и дневников, чем исторических книг в собственном смысле этого слова. Образец такой реляции, который не может быть никогда превзойден, представляет описание обороны Менена в 1794 г., помещенное в мемуарах генерала фон Шарнгорста. Это повествование, особенно же рассказ о вылазке и прорыве гарнизона, даст в руки вашему королевскому высочеству масштаб того, как надо писать историю.