Маковый венец

– Отличный план самоубийства, – подбодрил ее бывший каторжник, но от дальнейших комментариев воздержался.

Лу аккуратно свернула газету и оставила ее на столе – вдруг какой-нибудь бедолага захочет почитать новости или укрыться от непогоды? Пускай возьмет.

Вдалеке заворчали, сталкиваясь, тяжелые облака. Лу покосилась на вершину холма, где виднелся отстроенный заново королевский дворец. Это был не тот дворец, не ее замок-торт, в котором она росла, скрываясь от чужих глаз за гобеленами. Всего лишь двойник.

– Будет гроза, – заметила она.

Нильс равнодушно кивнул, хоть и подумал, что гроза – это слишком мягкое слово.

Самым ценным качеством Анхен Монк, помимо беспощадности и полного отсутствия совести, было умение брать на себя ответственность. В то время, пока она отдавала приказы по подготовке к приему посла, Уиллу оставалось готовиться только морально.

Она сама решила, что встречу стоит провести не в личном кабинете под крышей, а в зале, имевшем наиболее презентабельный вид. Также фрекен Монк распорядилась об охране и сопровождении, не забыла она и о напитках, которые создавали бы видимость «правильных переговоров». По ее мнению, это был исключительный случай, когда стоило сыграть в престиж.

– Вазоны бы еще расставила. С цветуёчками, – проворчал кто-то, за что тут же поплатился вывихнутым запястьем.

Одноглазый Уилл стоял перед зеркалом и не видел себя. Он не утратил зрения, и единственный глаз пока служил ему исправно. Он прекрасно видел ладно сидящий костюм от лучшего портного, накрахмаленный стоячий воротничок и даже кожаную повязку, скрывавшую его увечье. Но Уилл не видел в отражении себя, хотя надеялся заглянуть на самое дно собственной души и разглядеть там лицо гнева.

За его спиной тяжело дышал Павел. Он и раньше сопел, как медведь, за что и получил свое первое прозвище, но после ранения в легкое каждый его вздох отзывался то хрипом, то присвистом.

Уилл запустил руку в блюдо с перстнями и начал нанизывать их на пальцы. При необходимости, камни могли заменить кастет.

– Молчи, пока я не повернусь к тебе. Даже если узнаешь его в лицо – не произноси ни слова.

– Ты уже говорил. Мне стреляли не в голову, так что я помню, – пробасил Вербер.

– Я рад, что твоя голова не пострадала, – Уилл несколько раз сжал и разжал кулак.

Он обернулся и увидел, что Павел сидит, сгорбившись и сложив большие ладони на коленях. На людях, где он представал личным охранником Худшего из Худших, Вербер смотрелся угрожающе – плечистый великан с руками, способными переломить хребет, как спичку. Но маленькие голубые глаза прирожденного громилы смотрели на мир с такой беспомощной тоской, что Уилл иногда жалел, что после возвращения привязал парня к себе. Шел бы своей дорогой, подальше от сточных каналов и грязных дел.

Вот только Павлу было некуда податься. Он уже наведался в деревню Маришки, и его там не ждали. Родители жены не пустили зятя на порог. Дочь они умудрились повторно выдать замуж за зажиточного фермера, в качестве приданого использовав его долю от куша.

Тогда Павел вернулся в Хёстенбург и остался в Углу. Он не был бойцом, только видимостью.

– Встряхнись, дружище, – Уилл выжал из себя самую искреннюю улыбку, на которую еще был способен. – Может быть, это наш клиент. А может – и нет. В любом случае, мы сила, с которой нельзя не считаться! А если вздумает брыкаться, мы натравим на него нашего ягненка. Ты видел фрекен Монк в гневе?

– Не видел, но наслышан, – отозвался Павел. – Я вот что подумал, Олле…

Уилл поморщился, но поправлять старого товарища не стал.

– Что, если я ошибся, и кто-то еще выжил, и до сих пор там, возможно, в передряге еще худшей, чем та, в которой побывал я? Хотя… Забудь. Я, видно, спятил. Спятил от пустых надежд.

Крысиный Король посмотрел на свои перстни. Подумал еще раз и развернул каждый камнем внутрь.

– Вот сегодня и узнаем.

В сопровождении Вербера Одноглазый Уилл спустился в зал, где Анхен удалось создать торжественную и немного зловещую атмосферу – там было слишком чисто. Сияли даже пепельницы, обычно напоминавшие дохлых ежей.

Уилл сел во главе стола, Анхен заняла место по правую руку, а Павел с еще одним охранником – за его спиной. Специально отобранные для «кордебалета» крысы выстроились у стены.

Ровно в назначенный час дверь зала отворилась и… в нее влетел карманник по кличке Клоп.

– Вы не поверите! – громким шепотом возвестил он. – А посол-то «мордашка»!

Крысы загудели, Анхен переменилась в лице и так грозно цыкнула на Клопа, что тот исчез быстрее, чем грош из кармана. И прежде, чем дверь за ним захлопнулась, ее подхватила другая рука.

Не успел Уилл осмыслить тот факт, что посланник Дона Милошевича оказался девушкой, как в зал вошел светловолосый, строго одетый мужчина. На нем был синий костюм тройка и кипенно-белая рубашка. Незнакомец настороженно, по-волчьи повел жилистой шеей, будто обнюхивая комнату и, наконец, повернулся лицом к Уиллу.

Крысиного Короля будто обдало кипятком от взгляда этих ледяных, глубоко посаженных глаз. Едва владея собой, он стал медленно подниматься на ноги, но тут, из-за плеча мужчины показалась маленькая черная шляпка, еще миг – и он увидел ее обладательницу. Рыжеватые волосы до плеч полыхнули луковым золотом в тусклом солнечном свете. Вот она вошла, подняла ресницы…

Уилл окаменел, так до конца не определившись, стоять ему или упасть замертво.

Комнату затопило молчание.

У молчания Уилла, Нильса и Луизы было много общего. Павел еле сдерживался, чтобы не закричать во весь голос. О причинах пораженного молчания Анхен Монк знала только она сама.

Крысы молчали из совершенно нормального человеческого любопытства и опаски перед Худшим из Худших, который до сих пор не издал ни звука. Они переводили бегающие глаза с посланцев далекого иберийского босса на своего Короля, ожидая приказа.

Девушка в черной амазонке прижимала к груди стилет из темной стали. Ее костяшки побелели так сильно, что казалось, она готова кинуться со своим оружием на Одноглазого Уилла. Ее спутник также вперил враждебный взгляд в их предводителя. Сам Крысиный Король вцепился в край большого стола, будто боялся свалиться на пол. Никто не знал, сколько продлится эта немая сцена.

Первой нарушила тишину посланница.

Она резко вздохнула, раздув точеные ноздри, и заговорила:

– Луиза Бригитта Спегельраф, доверенное лицо Борислава Милошевича, к вашим услугам. Вы предложите даме присесть?

– Лу.. Луковка, – едва слышно просипел охранник Уилла Вербер. В его голосе звучали слезы.

Наконец, отмер сам Одноглазый.

– Вон… Все. Пошли. Вон!!!

Луиза не шелохнулась, как не повел бровью и Нильс. А Крысы, подталкиваемые личной охраной Уилла, быстро оказались выдворенными из зала. И, будто этого было мало, гвардия оттеснила любопытствующих от дверей, лишив их возможности подслушать.

Луиза сосредоточенно чередовала вдохи и выдохи, потому что только это позволяло ей оставаться в сознании. Не утратить рассудок, не потерять самообладания.

Секунды шли, а ее душа разрывалась между недоумением, восторгом и гневом. Она не находила ни единого слова ни на одном языке, который знала, чтобы выразить то, что испытывала, глядя на Олле.

Лу не замечала никого вокруг, даже когда вокруг них с Нильсом засуетились люди Крысиного Короля, спешно покидая душную прокуренную комнату. Нет, не Крысиного Короля. Это были люди Олле Миннезингера, занявшего преступный трон Хёстенбурга. Как это возможно? Он сменил имя, назвался Одноглазым Уиллом. Почему?.. Только дойдя до этого звена цепочки, Луиза разглядела повязку, пересекавшую лицо Олле. Это стало последней каплей.

Она сделала пару шагов и опустилась на стул, быстро подставленный Нильсом. Что-то поднималось изнутри. Не дурнота, не ставшее привычным кипящее олово. Горечь утраты стала невыносимой. Увидев Олле среди Крыс, во главе Крыс, Луиза почувствовала, что он потерян навсегда. Даже мстить некому.