Страница 11 из 28
– Одну минуту, Ваше Величество!
Она быстро раскусила и проглотила виноградину вместе с косточкой, завязала пояс пеньюара и запахнулась в персиковую накидку с длинной бахромой.
Агнесс стояла на пороге – бледная, с лиловыми тенями под глазами. По обеим сторонам двери стояла стража, сопровождавшая королеву, но фрейлина не могла их видеть.
– Вы опять всю ночь…
– Да, я… Могу я войти?
Гуннива посторонилась с легким поклоном. Агнесс вошла, нервно перебирая складки жемчужно-серого платья, будто считала себя не вправе вторгаться в любую из комнат этого дворца. Наивность или изящное притворство? Как знать.
– У него опять были боли. Ты знаешь, он очень долго пробыл в беспамятстве и еще дольше просто лежал, подавая мне и слугам сигналы одними веками. А теперь, когда заново учится ходить, то переусердствует, торопится, а потом мучается всю ночь.
Гуннива медленно кивнула в знак того, что понимает, о чем речь.
Антуан Спегельраф шел на поправку. После лечения токами, рискованного, но действенного метода, его рассудок очнулся ото сна, намного опередив тело. Мускулы короля сильно усохли, почти атрофировались, как сказал придворный лейб-медик. После изнурительных тренировок, во время которых он ходил вдоль двух поручней, цепляясь за них, Антуана терзали судороги. Бывало, его крики достигали спальни Гуннивы.
И уже не первую ночь супруга проводила подле него, растирая тощие бедра и голени целебными мазями. Резкий запах эвкалипта и лимона и сейчас облаком окружал ее, полупрозрачную от нехватки сна и отдыха. Агнесс могла переложить все заботы на сиделок, но в ее фанатичной вовлеченности в лечение Антуана было что-то материнское.
Гуннива тяжело сглотнула.
– Не могу спать, когда с ним творится такое, – будто оправдываясь, заломила руки Агнесс. – Я во всем виновата! Нужно было лечь под колеса кареты, но не пускать его обратно в Хёстенбург!
– А что врачи говорят о его прежнем… расстройстве?
– Об этом пока рано судить, – еще сильнее помрачнела королева. – Ведь никто не лечил его раньше, никто не знал, что с ним творится.
– Боги направят его, – Гуннива присела в реверансе.
Агнесс даже не посмотрела в ее сторону. Ее взгляд блуждал по туалетному столику фрейлины, на котором в беспорядке раскинулись игральные карты, ваза с виноградом, пуховка для румян, склянки с духами и «Настойкой доктора Лау».
– Я так понимаю, вы пришли, чтобы я сделала вам прическу и помогла освежить лицо?
– Это тоже. И не только. Гуннива, мне нужен друг.
Сердце Гуннивы сжалось, но она не подала виду.
Она обошла королеву со спины, мягко надавила ей на плечи и усадила на пуф перед большим зеркалом в кованой раме. Кожа Агнесс в отражении казалась серой, в тон платью.
– Вы считаете дружескую поддержку вашего деверя, шефа полиции, недостаточной? Мне казалось, он всецело в вашем распоряжении.
Агнесс дернулась, но Гуннива держала крепко. Она видела, как глубоко уколола свою госпожу, и это принесло ей удовольствие.
– Клемент мне друг, – звенящим от напряжения голосом произнесла королева. – Но я неверно выразилась. Я нуждаюсь в твоей дружбе, какой не может предложить ни один… Ни один…
Гуннива через зеркало подарила ей одну из самых милых своих улыбок.
– Разумеется. Теперь, позвольте, я займусь вашими волосами, а вы расскажете, что вас так беспокоит. Как подруге. Вы только посмотрите, как все запуталось!
С этими словами она потянулась к костяному гребню с резной ручкой.
Агнесс благодарно прикрыла глаза, и фрейлина увидела розоватую сеточку тонких сосудов, расчертивших ей веки.
Гуннива вынула из каштановой копны несколько золотых шпилек и, разделив шевелюру на пряди, принялась поочередно их расчесывать, стараясь лишний раз не дергать.
– Не знаю, устою ли сегодня на ногах, – начала Агнесс. – Еще несколько дней назад война была такой далекой. Я даже надеялась, вести из Гьелана, столицы Олона, так и останутся слухами, но, когда пришло донесение от малоземельной разведки…
– Герр Эрих фон Клокке чудом сумел сохранить там связи.
– Его вклад неоценим! Даже не знаю, как мне отблагодарить твоего дядюшку.
О, да. Эрих появился в нужный час, с нужными картами на руках; ему удалось впечатлить, опутать и стать незаменимым за считанные недели. Думать об этом было так же противно, как ощущать прикосновение паутины к коже.
– И вот, император мертв, императрица со своими войсками уже вторглась в ближайшие феоды, и они движутся к нашей границе. Зачем? Неужели ей недостаточно своих земель? Олон ничуть не меньше и не беднее Кантабрии.
– Я слышала мнение, что императрица хочет заполучить выход к Межбрежному морю и избавиться от влияния Старой Империи. Она происходит из их двора, а без мужа стала беззащитна.
– Да, так говорят, – Агнесс рассеянно перекладывала карты на туалетном столике. – А еще она обвиняет в убийстве Ли Мин Сена наших шпионов: Фердинанда Спегельрафа и Юстаса Андерсена, – королева передернула плечами. – Наглая ложь! Если это дело их рук, то действовали они по собственному почину.
– Коварство Судьи не знает границ, – бесцветным тоном отозвалась Гуннива.
«Как и всех его дружков».
– Я знала это, всегда знала, – голос Агнесс стал совсем печальным. – Одного только не понимаю: как женщина может быть настолько кровожадной? Что может так ожесточить ее сердце, что она начнет швыряться чужими жизнями? Ведь наше предназначение…
Гуннива так стиснула ручку гребня, что резьба до боли впилась ей в ладонь.
Но Агнесс вовремя осеклась. Или просто потеряла мысль, впав в полудрему. Пока она молчала, Гуннива успела заплести локоны госпожи в три свободные косы и, перевив их вместе, создать пышный узел. Фрейлина потянулась за склянкой с миндальным маслом, чтобы сбрызнуть им тусклые волосы королевы.
Агнесс очнулась от перезвона флаконов.
– Я, кажется, заснула. О, боги! – с этими словами она принялась щипать себя за щеки. – Захария Йохансон прибудет сегодня в полдень! Я должна быть готова!
– Вы поедете в порт?
– Нет. Сам Йохансон старший прибудет во дворец, а прибытие его флота мы будем наблюдать с балкона. Там уже установили необходимую оптику.
О том, что отец Петрика Йохансона – бывший глава Дома Весов, богатейший человек страны, промышленник, меценат, филантроп и прочая, и прочая – решил помочь короне в грядущей войне с Олоном, Гуннива услышала даже раньше Агнесс. Захария провел последние два года на Альбионе, не желая сотрудничать с Мейером, хотя многие считали, что он отошел в сторону, чтобы дать дорогу своему наследнику.
– Теперь займемся лицом Вашего Величества, – не терпящим возражений тоном заявила Гуннива. – Простите за дерзость, но вы будто из Хельхейма вернулись.
Из ящика туалетного стола появилась баночка легкого крема, шкатулка с пудрой и расписная коробочка с румянами. Агнесс покорно подставила лицо рукам фрейлины.
– Это ничего, Гуннива. Друзья должны быть честны со мной, ведь так?
– Разумеется.
– И я с ними.
– Как пожелаете.
Королева нахмурилась.
– Я так сильно обидела тебя?
– О чем вы, Ваше Величество? Я счастлива быть рядом в дни, когда…
– Не надо, – Агнесс легко накрыла холодной ладошкой пальцы Гуннивы, сжимающие пуховку. – Я знаю. Тебе было так больно, а я… Я просто не знала, как поступить, на меня давили, вот и… Я понимаю.
«Ничего ты не понимаешь!»
Больше всего фрейлине хотелось смести со стола весь этот фарфор, стекло, лицемерные рожи карт, растоптать виноград и душистые притирания.
«Ничего ты не понимаешь! Ничего! Что ты можешь понимать, нецелованная, нетронутая? Что ты можешь знать о моей боли, о моих потерях?!»
Злая слеза была стерта, так и не сорвавшись с ресниц.
– Спасибо… Агнесс. Когда-нибудь я справлюсь. Переживу.
– Ты очень сильная. Я восхищаюсь тобой, правда.
Гуннива проглотила откровенную ложь с улыбкой.
– Ну, вот вы и готовы принимать герра Йохансона!