Страница 3 из 75
— Мирош, ты это куда уже лыжи навострил!
— Мирош, ты ж инструмент отморозил!
— Вот так всегда, как играть, то вместе, как девок клеить — Мирош сам!
— Ванёк, вернись, мы все простим!
Мирош в голос рассмеялся, сжал кулак, демонстративно помахав им в их сторону. Улюлюканья это не прекратило, но постепенно оно само стихло.
— Прости, они всегда такие буйные. Бывает стыдно на люди выводить.
— А я думала, это от экстремальных условий, — проговорила Полина и с удовольствием отхлебнула горячего кофе.
— Это от отсутствия мозга. Ты домой едешь? Или погулять?
— Домой. Погуляла.
— Мы тоже домой. Работали… Ну, выступали, — Мирош пригубил напиток, зажмурился от удовольствия и зашелестел упаковкой от пирога. — Теперь еще пару раз в Одессе отыграть и до весны тишина, если ничего не придумаем. Учишься?
— Я на анкету не подписывалась, — Полина грела руки о стаканчик, сохранявший остатки тепла, и взглянула на Мироша, когда в кармане ее дубленки раздался замысловатый звук. Парень пожал плечами и положил открытый, в конце концов, пирог прямо перед ней. У нее забрал упакованный, продолжив возню.
— Знала бы ты, как я мечтаю о борще, — пробормотал он себе под нос.
Проигнорировав и пирог, и его замечание, она достала телефон, изучила экран и шустро набрала текст. После чего снова уставилась в окно, отпотевающее и словно открывающее тайны мироздания в проплывающих лесопосадках и полустанках. Мирош, дожевав, откинул голову на спинку кресла и повернулся в сторону Полины, тоже вглядевшись вслед за ней в сумеречный пейзаж. И в ее профиль, четко обрисовывающийся на темнеющем фоне. Она не могла не чувствовать этот взгляд. Чувствовала.
— Лучше? Согрелась? — снова спросил он.
— Отопление же включилось, — она обернулась к нему. — Но уже хочется доехать.
— Нас чертов тепловоз еще час волочить будет. Подремишь? У меня подушка есть.
— Нет, спасибо, — вместе с ее голосом снова ожил телефон.
— Как хочешь, — усмехнулся Мирош и прикрыл глаза. — В дороге надо наслаждаться дорогой. Когда мы станем известными, только это нам и останется. Придешь к нам на концерт?
— Зачем? — поинтересовалась Полина. Пальцы ее снова порхали по корпусу трубки.
— Сегодня хулиганили. Послушаешь как когда всерьез. Мы на «Ливере» будем играть девятого.
— У меня другие планы.
— Прям по живому режешь. Не понравилось?
— У меня просто другие планы, — недоуменно повторила Полина.
Он перевел дыхание, выражая облегчение. И снова, нахрапом, не думая:
— Тогда приходи… потом как-нибудь. Группа «Мета» и я, Мирош. Если до весны не развалимся, летом будем тусить на Аркадии.
— Это такой самопиар?
— Не-а. Все гораздо серьезнее.
— А-а-а-а… — с понимающим видом протянула Полина.
— Слушай, отстал бы ты от нее уже и к своим шел, — вдруг подала голос молчавшая до этого момента тетка напротив. Делала вид, что не слушает, но, очевидно, вслушивалась в каждое слово. — А то прям навалился. Устали все, дай отдохнуть.
Его темная бровь дернулась, но вместо того, чтобы реагировать на соседку, он посмотрел на Полину:
— А я мешаю?
— Скорее, нет…Что ты там говорил про серьезность?
Тетка разочарованно фыркнула и уставилась в окно, словно бы всем своим видом сообщала Полине: «Дура!» Неунывающий же музыкант ей подмигнул.
— Ищу оператора, — легко бросил он. — А у тебя, вроде, получается.
— Придется поискать в другом месте, — так же легко отбила подачу Полина.
— А бесплатно ходить на концерты и быть с нами с самых истоков?
— Если концерт хороший — за него не жалко заплатить.
— Нелюбовь к халяве — это жизненное кредо?
— Типа того, — рассмеялась Полина.
— Слушай, а ты мне все больше и больше нравишься! Даже без анкетирования.
Тетка напротив снова демонстративно хмыкнула.
— И что мне делать с этой информацией? — так же хмыкнула и Полина, с той разницей, что у нее вышло весело.
— Это исключительно для справки. Ты же вряд ли что-то делаешь со знанием, что Эверест — самая высокая гора, например.
— Вряд ли…
— И если про Эверест можно хоть в кроссворде угадать, то с тем, что ты мне нравишься, ничего не поделаешь, — продолжал разглагольствовать Мирош. — Мой поиск музы на сегодняшний день увенчался успехом.
— Очень скоро тебе придется искать другую, — Полина кивнула за окно, — мы почти в Одессе.
Мирош наклонился к ее сиденью, чтобы выглянуть в образовавшийся отогретый участок стекла. И его подбородок враз оказался рядом с ее плечом. Так, что можно было услышать запах сигарет и парфюма, исходивший от его кожи и одежды. И ощутить щекой его дыхание.
— Ого! Недооценил я наших железнодорожников.
— Ну да… не устают удивлять.
— Наконец-то! — изрекла недовольная соседка и обратилась уже к Полине: — Хотя бы в эти сутки вернулись — и то хорошо. Если б еще гостей можно было отменить, но муж не захочет…
— Купите что-нибудь в кулинарии или закажите пиццу, — посоветовала та.
— Ой, что вы, это же никуда не годится! — снова начался приступ занудства, и, предупреждая его, Мирош всем корпусом повернулся к Полине, словно бы отгораживая, и проговорил:
— Так придешь? Это не больно, правда!
— Не знаю, вряд ли.
— Компанию приводи, если одна не хочешь.
— С компанией уж точно не приду, — улыбнулась Полина. Вагон в очередной раз качнуло — поезд начал замедлять ход. И вместе с ним ускорило ход время. Побежало обратно, отсчитывая секунды. Люди оживились, вторгаясь в реальность, которая, оказывается, сузилась до четырех кресел друг напротив друга. Они и не заметили.
— Замороченная ты, — усмехнулся Мирош, сознавая, что надо отчаливать.
— Какая есть, — отозвалась Полина и стала вглядываться в стекло, за которым все сильнее сгущались сумерки.
— Все равно классная, — мягко проговорил он, поднимаясь и подхватывая стаканы и использованные упаковки от еды. — Как там… Счастливого Рождества?
— Ага, пока, — сказала она невпопад, быстро обернувшись к Мирошу, и снова вернулась к разглядыванию появившегося, наконец, перрона и людей на нем.
— Может, с сумкой помочь? Большая?
— Что? — переспросила Полина, помахав рукой в окно.
— Вещи давай вынесу! У меня вон сколько рабов, — Иван кивнул на кресла, где уже вовсю копошились парни из группы «Мета».
— Спасибо. У меня только рюкзак, и меня встречают.
— Ну ладно… пока, — пробормотал Мирош, кивнул и побрел к своим, пробираясь через начавших толпиться людей. Но этого Полина не видела. Закинув на одно плечо «поклажу», она попрощалась с попутчицей и пристроилась в хвост змейки пассажиров у противоположного выхода от того, который был ближе к ее случайному знакомому.
В тамбуре в лицо ударил морозный воздух, о котором успела позабыть, Поля поежилась и шустро вышла из вагона, почти сразу же оказавшись в теплых объятиях, окутавших ее знакомым запахом и привычной надежностью.
— Привет! — выдохнула она и потерлась теплым носом о прохладную щеку, с проступающей щетиной. — Совершенно бесконечная поездка.
И неожиданно обернулась, будто кто-то толкнул. Или правда толкнул? С другой стороны вагона, толпились пассажиры. И среди них энергичные и никогда не унывающие музыканты, перебрасывающиеся веселыми репликами. Несколько девчонок ее возраста и чуть старше, явно из встречавших, вешались им на шею.
И Мирош. Без девчонок, с зачехленной гитарой в одной руке и спортивной сумкой — в другой.
Мирош, с улыбкой разглядывающий ее в эту минуту, когда ее все крепче сжимают чужие руки.
Мирош, подмигивающий ей в абсолютном знании: просто это случилось.
Солнце светило так ярко, что сквозь полусомкнутые веки мир расцвечивался голубым, розовым и белым — тонкими искристыми полосками, перемежающимися с тусклыми тенями пушистых ресниц.
Солнце касалось лица. И щурились не только глаза — ей казалось, что щурится все ее существо, пытаясь защититься и одновременно подставляя себя свету: вот она — я, забирай. Всю, целиком.