Страница 2 из 11
– Сколько стоит узнать о своих предках? – полюбопытствовал Сеня.
– Единого прайса нет, – пояснила девушка, – все зависит от желаний клиента, от того, чего он хочет. Некоторые люди мечтают найти аристократические корни. Они совершенно не желают знать правду. Предки крепостные крестьяне таким не подходят, им нужны граф, барон, князь. Если я вижу, что пришел такой клиент, то не занимаюсь настоящей работой, еду к своему приятелю, тот изготавливает всякие «документы», из которых явствует, что заказчик – прямой потомок самого древнего дворянского рода.
– То есть вы клиента обманываете? – уточнил Кузя.
– С одной стороны, да, – согласилась Аня, – с другой – это игра. Человеку хочется изображать из себя князя. Почему нет? Фальшивые бумаги нужны только для домашнего использования и собственного удовольствия. С их помощью карьеры не сделаешь, денег не получишь. Стоит такое «дворянство» недорого. Его можно подарить кому-нибудь на юбилей. А вот если ко мне обращается клиент, который на самом деле намерен выяснить, кто он, то в данном случае ведется кропотливая работа с документами, командировки в разные города. Не все оцифровано, приходится порой сидеть в подвалах, листать, например, церковные книги с записями о венчании, крещении, отпевании. И тогда ценник другой. У меня команда небольшая, но трудолюбивая. Когда мама подарила мне сумку с фотографиями, я решила сделать ей на предстоящий Новый год подарок. Ее воспитывала моя бабушка Ксения Федоровна, другой родни не имелось. Бабуля умерла, когда я училась в школе, хорошо ее помню. Очень красивая, даже в совсем пожилом возрасте стройная, высокая, с прямой спиной. Она до старости замечательно танцевала, никогда не повышала голоса, в самой неприятной ситуации сохраняла спокойствие, много читала, могла что-то приготовить, но не любила стоять у плиты. Бабуля никогда меня не обижала, однако у меня всегда было ощущение, что она находится за стеклом, как в Зазеркалье.
Аня закашлялась, потом продолжила:
– Бабуля много работала, в детстве я ее почти не видела. Она не водила меня в театр, консерваторию, не читала мне книг на ночь. И никогда не предавалась воспоминаниям. Я ни разу не слышала от нее фразу, которую часто произносят пожилые люди: «Вот во времена моего детства…» У Ксении Федоровны будто не было детства, юности, она родилась сразу пожилой. Вот такое создавалось впечатление.
Аня налила в стакан воды из бутылки.
– Мне исполнилось двенадцать, когда бабуля умерла. Мама регулярно ездила на кладбище, но меня с собой не брала. Я на погосте впервые оказалась, когда мне исполнилось семнадцать: посмотрела на памятник, на котором не стояли даты, но была фамилия бабушки – Бузурукинская, и впервые у меня возник вопрос, уж не знаю, почему именно на могиле Ксении Федоровны.
– Мамуля, сколько тебе лет исполнилось, когда ты меня родила?
Мать улыбнулась.
– По тем временам много, на меня врачи дивились. Тогда старородящими называли тех, кому двадцать пять исполнилось. А мне сорок!
– А бабуля тебя когда на свет произвела? – не успокаивалась я.
– Для нее возраст значения не имел, – сказала мама, – она с течением времени не менялась. Поэтому годы ее жизни не указаны, она так хотела.
Но я никак не могла успокоиться.
– Бабушка какого года рождения?
Мамуля поморщилась.
– Точно не помню, где-то начало тридцатых. Она еще до войны на свет появилась.
Я продолжала расспросы:
– А кто мой дедушка?
И снова услышала:
– Не знаю.
– Как? – оторопела я. – Ты не в курсе, кто твой отец?
Мама грустно призналась:
– Лет эдак в тринадцать я начала приставать к матери с вопросами про отца, близких родственников. Она объяснила: «Муж бросил меня беременной. Мне неприятно вспоминать этого человека. Он тебе не отец. Биологический производитель. Мама и папа у тебя я».
Анна откинула с лица прядь волос.
– Меня ее ответ не устроил, я попыталась разузнать, кто родители бабушки. И вновь наткнулась на глухую стену. Мама ничего о них не знала, потому что Ксения воспитывалась в детдоме.
Я сдалась и больше не интересовалась своими корнями. Но та беседа запала мне в память и подсказала идею бизнеса, которым я сейчас занимаюсь. И вот я решила сделать мамуле подарок – составить родословную, подумала, что она очень обрадуется. Каждому человеку ведь хочется знать правду о своих предках.
Аня опустила глаза и замолчала.
– Елена Петровна не пришла в восторг от вашей идеи? – предположила я.
Волкова сложила руки на груди.
– Она понятия не имеет о моих поисках. А я как-то выждала момент, когда мама ушла по делам, залезла в ящик стола, где хранятся документы. Маминых там полно, есть и мои. А от бабушки осталось только свидетельство о смерти.
– Странно, – заметил Дегтярев.
– Люди обычно хранят тьму всяких старых удостоверений, справок, – добавил Сеня, – как минимум в том ящике должно находиться свидетельство о браке вашей бабушки и о разводе, ее метрика, аттестат об окончании школы, диплом о высшем или специальном образовании.
– Я занимаюсь составлением родословных, – напомнила Аня, – и всегда разговор с серьезным клиентом, не с «аристократом», начинаю с вопроса: «Какие документы есть у вас дома?» Вы не поверите, что порой мне показывают. В одной семье сохранились карточки на хлеб времен блокады Ленинграда, в другой мне показали приглашение на бал времен Пушкина. Кое у кого чемоданы всякого разного. И есть минимальный набор, который есть у всех: документы родителей. Если они живы, это паспорта, если умерли – свидетельства о смерти. Бумаги о браке, разводе, завещания. Аттестаты, дипломы, трудовые и сберкнижки – народ все хранит. А у нас ничего! Я была рада, что хоть фамилию бабули выяснила – Бузурукинская.
– Не Волкова, как Елена Петровна? – заинтересовалась я. – Странно.
– Бузурукинская, – повторила Аня.
– Не вижу пока ничего удивительного, – воскликнул Кузя, – Ксения Федоровна вышла замуж, записала дочь на отца.
– Анна нам только что сообщила, что бабушка категорически не хотела говорить о дедушке, – напомнила я, – женщина так себя ведет, если мужчина ее насмерть обидел. Сомнительно, что Ксения дала дочке фамилию, которая вызывала у нее неприятные воспоминания.
– Ну, это только начало рассказа, дальше еще интереснее, – пообещала Аня. – Я стала искать Бузурукинскую Ксению Федоровну и…
Девушка сделала паузу.
– И быстро выяснила, что женщина с такими данными скончалась, когда мне было около двух лет.
– Так, – протянул Дегтярев.
– Бузурукинская – не самая распространенная фамилия, – продолжала Аня, – я не нашла ни одного человека с такой.
– Возможно, несмотря на уникальность данных, имелась все же еще одна женщина – тезка вашей бабушки, – предположил Леня.
Аня подняла бровь.
– Бузурукинская Ксения Федоровна? И день рождения у нее шестнадцатого марта, как у бабушки?
– Это уж слишком, – согласился Леонид.
Глава третья
Аня открыла сумку и вынула папку.
– Бабушка терпеть не могла фотографироваться. И что уже совсем удивительно, у нас нет альбомов со снимками.
– Они в каждой семье есть, – воскликнул Сеня, – толстые такие, с обязательными отпечатками из советских лет. В детские сады и школы на Новый год, на выпускные вечера всегда приглашали фотографа. Родители покупали стандартные снимки и бережно их хранили. Свадьба. Рождение детей. Похороны. Все события непременно запечатлевались. Фотоаппарат считался дорогой техникой, но многие граждане его приобретали, потом в ванных комнатах проявляли пленку, печатали снимки.
– А у нас нет альбомов, – повторила Аня, – удивительное дело, до какой степени дети порой нелюбопытны. То, что мама не собирает фотографии, я поняла лишь недавно, когда стала искать ее предков. Вернее, у нас есть «летопись», связанная со мной. Детский сад, школа. Мне сейчас двадцать два года, поэтому в раннем детстве меня не снимали на телефон. Мама и бабушка не имели мобильных с камерами.