Страница 139 из 142
Мать его, математик корабля, озабоченная только что сделанными расчетами, умело подплыла к нему и удержала, чтобы малыш не стукнулся о стенку кабины.
- Осторожно, родной. У птичек есть крылышки, а у тебя только ручки. Ими надо держаться вот за эти скобы.
- Ой, как хорошо! И ты тоже птичка! А я долго буду летать?
- Сколько нам летать, папа скажет.
Легко было пообещать несмышленышу, что "папа скажет", но каково было папе вместе с другим звездным штурманом точным расчетом, вместе с умными компьютерами проложить дорогу среди бесчисленных звезд, собранных, как атомы решетки кристаллического вещества, чтобы не ошибиться и дать команду начала торможения при подходе к желанному звездному кристаллу, в узле которого расположен домен родного Солнца.
И все это время, пока мальчик был "птичкой", звездолет, разогнанный до предела, обретя для оставшихся на месте старта наблюдателей почти световую скорость, перешел по закону относительности в иной масштаб "сжатого времени". И мелькающие звезды проносились мимо него со скоростью куда больше световой (по его часам). Но время на звездах тоже как бы "мелькало" по сравнению с корабельным.
Мать ребенка совместно с другим математиком корабля, внутренне содрогаясь, вычислила, когда вернутся они на родную Землю, через сколько прежних земных лет.
И сухие математические цифры показались ей жуткими.
Лишь бездушные компьютеры могли с холодным безразличием определять, что, поскольку расстояние между звездными кристаллами составляет пятьсот световых лет, вернуться на родную планету звездонавты, преодолев это расстояние в два конца, туда и обратно, могут через тысячу лет.
Тысяча лет! Легче произнести эти слова, чем осознать их!
За время разгона годовалый мальчик перешагнул для себя двухлетний рубеж (по его собственному, совпадающему с корабельным времени), приближаясь к самому интересному детскому возрасту. Трудно было представить, что теперь, при потере им веса, из-за исчезновения ускорения разгона, каждая прожитая им секунда соответствует месяцам или годам на планете, где он родился... Попытка объяснить это ему, конечно, была бы совершенно безнадежной! (Впрочем, равно как и неподготовленному взрослому!).
Когда обретет он снова вес, на его средневековой родине настанет эпоха, современниками которой у себя на планете-двойнике были звездонавты, взявшие его с собой. Когда же он вместе с папой и мамой ступит на их твердую Землю, то со времени отлета оттуда родителей минет тысяча земных лет!
Командиры корабля, выслушав доклады штурманов и математиков, в точно определенный теми миг дали приказ о начале торможения. Ощущение тяжести вернулось в звездолет.
Одновременно на загадочную ныне для них родину послано было радиосообщение. Теперь, когда скорость корабля начнет убывать, радиопослание обгонит его, предупредив новых обитателей Земли, что летящие звездонавты станут для них свидетелями былых веков.
- Мама, мамочка! - снова послышался ребячий крик. - Почему я уже не могу летать? Попроси папу и командиров, чтобы мы опять летали.
Торможение началось. Звездолет приближался к Солнечной системе".
Мои первые читатели, наши прославленные космонавты Георгий Тимофеевич Береговой и Алексей Архипович Леонов, как я вообразил себе в прологе романа, вернули бы мне прочитанную рукопись.
Что-то скажут они мне?
Поблагодарят за то, что я "не сжег их на площади Цветения"?
А может быть, совсем о другом заговорили бы они?
- Никак жанра не пойму, - скажет Береговой. - То ли фантазия, то ли история, притча, миф? И название надо бы другое. "Донкихоты Вселенной", что ли?
- Нет, - возразит Леонов. - Донкихоты донкихотами, но главное, пожалуй, в отражении жизни на Земле. Через гипотезу....
- В зеркале фантазии?
- Пусть в зеркале, - подхвачу я.
- Но Землия не зеркальное изображение Земли.
- Потому что зеркало фантазии может быть и выпуклым и даже искажающим, но позволяющим увидеть нашу жизнь яснее, со стороны.
- Он прав, - подтвердит Леонов. - Отражение в зеркале, как и на поверхности воды, может быть не точным. Особенно когда волна пройдет. Что-то удлинится, что-то укоротится. Словом, так да не так. На то и произвольное допущение.
- Верно, - согласится Береговой. - А как же с Дон Кихотом? Разве смогут шестеро звездонавтов изменить историю планеты?
- А разве на Земле не было подобных одиночек? Иисус Христос, Будда иль Моисей? Они закладывали, каждый, самую гуманную мораль в невежественное общество современников, привыкших поклоняться высшей силе. И миллионы людей пошли следом за уже исчезнувшими проповедниками, - постараюсь я убедить своих собеседников.
- Не надо нас убеждать, - скажет Алексей Архипович. - Надо убеждать всех людей планеты, стоящих...
- ...на обрыве в пропасть, - закончу я. - Быть может, мой роман и меня представит донкихотом, посмешищем для не верящих в то, что у человечества есть будущее.
- За будущее надо бороться, - твердо скажет Береговой. - И всеми средствами, в любом жанре.
Ну как не согласиться с ним? Ведь для того, чтобы переплыть реку, надо войти в воду!
Читатель поймет, конечно, что разговор этот с моими "первыми читателями" вымышлен. На самом деле космонавты наши, если и прочтут мою книгу, то, может быть, совсем по-другому отнесутся к ней.
Я лишь мечтаю пробудить в читателе представление о звездном полете как о полете мысли, охватывающей разные периоды земной жизни, когда не осознана была человечеством непреложная истина, что не может быть власть сильнее права и неизбежно торжество светлого Разума, ибо люди сами делают свою судьбу, и побеждены будут ими ненависть, корыстолюбие, жестокость, как и черные от крови пятна человеческой истории, отражение которых останется лишь в волшебном зеркале фантазии.
Конец
1 Лаплас. "Изложение системы мира".
2 Примечание автора для особо интересующихся. Формула Лоренца для времени на корабле Т, при времени на оставленной Земле - Т0 и скорости света - С, и скорости полета корабля V будет:
. Ясно, что при V = С, Т = 0.
3 Современные методы дают возможность измерения времени до 14-го знака.