Страница 137 из 142
В диком гневе он замышлял страшную кару врагам своим, но не здесь, на уходящей из-под ног почве, а с якобы покорных ему небес, откуда обрушит он "молнии разящие" на смертных. И пусть орут, визжат и корчатся они, как при гибели Годдона и Саморры, "познав ожоги от ста тысяч солнц!".
В приступе безумия, гнева и отчаяния, срывая голос, он кричал, едва удерживаясь на перилах:
- Проклятье Небес вам, смерды! Неблагодарные тупицы, которым Я нес всеобщее счастье. С гневом и омерзением Я покидаю вас, чтобы вознестись к себе на небесный сияющий трон. И с этого престола владыки мира Я покараю вас всех. То будет правый Божий суд!
Ощутив в себе ту воображаемую легкость, которая охватила его на Святиканской площади после "Великого чуда", И Скалий не сомневался, что ему ничего не стоит теперь преодолеть тяжесть неблагодарной Землии и подняться вверх, вознестись.
Он подпрыгнул и, оказавшись над пропастью, действительно ощутил удивительную легкость, но вызванную не святостью своей, а невесомостью. Не владея телом, несколько раз перевернулся, потеряв представление, где верх, где низ. Увидев облака, возликовал, уверовав, что "возносится" к ним.
Все находящиеся на балконе непроизвольно заглянули через перила, следя за уменьшающимся серым пятнышком, что приближалось к облакам, расположенным ниже построенного на заоблачной вершине замка.
Освещенные сверху солнцем, облака эти походили на клокочущую пену, которая и поглотила "возносящегося на небо" Великопапия всех времен и народов.
"Вознесение вниз" состоялось.
Но не торжество возмездия владело дрожащей Надей, а непростительная, как ей казалось, женская жалость.
- Свершилось! - услышала она за собой голос О Джугия, низкий, торжественно-печальный.
Надя обернулась и увидела, что рыцарь протягивает ей ребенка.
- Она завещала вам стать его матерью, - упавшим голосом закончил он. Не передать мне горечи своей. Ведь это все, что от нее осталось...
Надя с нежностью приняла драгоценную ношу, заметив, что малыш умудрился уснуть, несмотря на весь ужас.
Она повернулась к Никите и, словно оправдываясь, сказала:
- Ведь его зовут И Китий.
Никита успел только улыбнуться в ответ. К нему подошел Мартий Лютый.
Надя не спускала мальчика с рук, хотя он давно проснулся и сразу улыбнулся ей.
Сидели теперь за шумным столом в знакомом рыцарском зале, где победители ликовали по случаю заключения мира со Святиканом, представленным здесь вторым его лицом, высшинским прокуратием Кашонием.
Он смиренно стоял в нише между стрельчатыми окнами с опущенным в пол взором, пообещав перед тем лютерам свободу веры.
Стол этот стал прощальным. Командиры звездной экспедиции приняли решение о завершении миссии на Иноземле, именуемой Землией, и о возвращении на Землю, поскольку война здесь прекратилась и большего они уже сделать не могли.
Протестовал против этого один Мартий Лютый, которому Никита проникновенно заметил, что на то он и "вождь протеста", чтобы протестовать.
О Джугий, занимая хозяйское место во главе стола, встал и произнес раздумчиво и торжественно:
- Бесценные гости с далекого двойника нашей родины! Благородна цель ваша предотвратить для нашего человечества участь древних городов Годдона и Саморры. Ваше посещение останется неизгладимой страницей нашей истории, а высказанное предостережение - священным назиданием потомкам. С сожалением расстаемся мы с вами, понимая стремление ваше вернуться домой. Клянусь рыцарской честью, я охотно улетел бы с вами, хотя понимаю, что мой слишком заметный для взлета вес совершенно излишен. Но не только это удерживает меня на моей родине, где кровь может литься даже из-за того, как возносить свои моления. Мне хочется отстоять свои взгляды, которые вчера еще грозили мне костром, унесшим мою любовь и гордость, несравненную Лореллею, перед которой я чувствую себя глубоко виноватым. И не только перед нею, - добавил он, бросив взгляд на Надю. - Служа своему человечеству, я хотел бы избавить его от всех видов суеверий, облаченных даже в одежды религии, заменив поклонение выдуманным кумирам и наивным сказкам уважением к науке, изучающей и познающей Природу в закономерном ее развитии. - О Джугий говорил о власти, о горьком опыте, только что пережитом людьми Землии, о своем долге встречать все испытания вместе со своим народом: - И я не лечу с вами, близнецы наши, инопланетяне! Но я прошу во исполнение последней воли несравненной и мудрой Лореллеи взять с собой нашего с ней сына, носящего близкое вам имя одного из вас. Как это ни странно, но у несчастной Лореллеи не оказалось на нашей Землии никого ближе, чем ее небесная подруга, прославленная у нас как Надежанна, дочь Небес. К посмертной просьбе Лореллеи с горечью присоединяю и свою...
Таково было прощальное слово философа-вольнодумца планеты двойника.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ
Остро ты, жало разлуки!
Весна Закатова.
Прошло немало времени со дня "вознесения вниз" папия И Скалия, на место которого не без хитроумных ухищрений, интриг и обещанией был все-таки избран Кашоний, принявший имя И Мирия.
В тот день в горах не было грозы, как при памятном Сандрию появлении гостей Небес. Не было ни туч, ни молний, ни проливного дождя. Но готовые дождем пролиться слезы подступали к горлу маленького оруженосца, грозя опозорить его, верного ученика благоносного рыцаря О Кихотия, сумевшего за год подготовить Сандрия для продолжения миссии гостей Неба на Землии.
После того, как Горный рыцарь простился с покидающими замок пришельцами, Сандрий вызвался проводить их знакомой тропкой к горному озеру, где ждала их на дне "Черная птица".
Всю дорогу он держался около обожаемого своего патрона и не менее обожаемой Надежанны-воительницы.
Дошли до озера, где Сандрий, чтобы не разрыдаться и не опозорить себя, укрылся в старом гроте, откуда наблюдал, как былые события повторялись в обратном порядке.
Серебряные рыцари не выходили теперь из воды, а поочередно погружались в нее. Путь их по дну отмечался дорожкой веселых пузырьков воздуха на поверхности озера.