Дорогие мои мальчишки

Раз, когда пионеры трудились на школьном огороде, Валерка после работы со всей серьезностью вырыл в грядке ямку и посеял туда пиджачную пуговицу, уверяя, что из посеянной пуговицы при хорошем уходе может вырасти пиджак. Все потешались над ним, а он аккуратно ухаживал за своей грядкой с пуговицей, поливал ее и даже огородил маленьким палисадом. Каково же было удивление ребят, когда, вернувшись из лагеря, они увидели, что на Валеркиной грядке взошло большое огородное пугало, которое размахивало обтрепанными рукавами рваного пиджака. Валерка, как уже было сказано, вел, кроме исторических записей, дневник. Там записывались разные случаи из личной жизни Валерия, а также его суждения по различным поводам. Например, про одного из старожилов Затонска, своим возрастом поразившего воображение Валерки, написано было следующее: "Этот глубокий старик прожил ужасно громадную жизнь. Он родился так давно, что тогда еще было крепостное право и нигде еще не проводили никакого электричества. Авиация была только шарообразная. Пароходы не ходили паром, а баржи шли по Волге самобичеванием при помощи бурлаков, Ки-по тоже еще не было, даже немого. А когда стало звуковое кино, то он уже совсем оглох".

Капку Бутырева Валерка считал человеком выдающимся, предназначенным судьбой для прославления города Затонска. О Капке то и дело упоминалось в истории города: "Он был сильно развитой и дал с размаху как следует, потому что мускулы делаются у человека, чтобы быть здоровым, хорошо пригодиться в жизни, все мочь делать и никого в жизни не бояться".

Сам Валерка не лишен был честолюбия, о чем свидетельствовали выписанные им на отдельной страничке знаменитые фамилии, которые, так же как и его собственная, начинались на букву "Ч". Здесь были и Чкалов, и Чапаев, и Чехов. Был тут и шахматист Чигорин, и монгольский маршал Чойбалсан, и композитор Чайковский, ну и, конечно, Чарли Чаплин, и пристанский силач Чухрай, и даже неизвестно как попавший сюда чардаш - популярный венгерский танец, принятый, очевидно, понаслышке за фамилию знаменитого танцора.

Отца с матерью Валерка нежно любил, но дома держали его строго, и что говорить - были разные неприятности в семейной жизни Валерия Черепашкина. Это и отразилось в разноречивых записях:

"Родители мне попались очень хорошие, а могло редь легко бы случиться так, что я бы родился, а папа с мамой совсем и не те - вот был бы номер..."

А другой раз, когда Валерке не позволили прокатиться с ребятами на лодке, так как мама боялась, что они будут качать лодку и опрокинутся, Валерка, видимо, здорово обиделся, но все же написал:

"Надо любить своих родителей, потому что без них еще хуже".

Были тут всякие иные заметки. Например:

"Это случилось тогда, когда я закалял свой характер и силу воли, совсем не держась руками, и опять упал с крыши сарая. Но ушибся не до крови, потому что был уже почти закаленным с этого боку".

"Будьте же сами благоразумны, дети, - так говорила нам сегодня Ангелина Никитична, - берите пример с природы. Видали ли вы, дети, как лошадка сама подставляет кузнецу свое копыто, чтобы ее подковали?.. Видали ли вы, как ветка дикой яблони послушно тянется к садовнику, чтобы он сделал ей прививку?" Нет, мы этого не видали, потому что так в жизни, по-моему, не бывает".

Встречались в дневнике и такие философские рассуждения:

"Людей на Луне нет. А если бы они были, то смотрели бы вниз на Землю и думали - есть на ней люди или нет? А мы-то как раз и есть!"

"Интересно, почему это, когда болеешь долго в постели, то очень вырастаешь. По-моему, это потому так бывает, что, когда человек ходит, он может расти только в одну сторону - вверх, снизу ему пол мешает, а когда долго лежишь, то можно расти в обе стороны - и макушкой и пятками".

"Когда на земле еще не было людей, интересно, как же тогда называлось "дерево"?"

И, наконец, тут можно было встретить большие записи, которые говорили о принадлежности Валерия Черепашкина к таинственным синегорцам:

"Мы поклялись все быть как родные братья и постановили не расставаться на всю жизнь, во всем сговариваться вместе, никогда не становиться против друг дружки, и пусть будет Отвага, Труд, Верность и Победа! Каждый из нас сильно стремился дать свою помощь Красной Армии, а кто не очень стремился, таких мы не принимали вовсе и довольно не уважали, потому что это были-таки порядочные типы".

Тут же был приведен первоначальный текст марша синегорцев:

Вперед, товарищи, вперед!

За Труд, за Верность, за Победу!

Вперед нас Родина зовет

Назло надменному соседу.

Досадное совпадение, необыкновенное сходство последней строки, с, увы, известной, как оказалось, строкой из пушкинского "Медного всадника" послужило, очевидно, причиной тому, что текст марша был отвергнут...

Таков был Валерка Черепашкин - мыслитель и поэт, историк города Затонска и один из старейших синегорцев.

Ему было двенадцать с половиной лет.

ГЛАВА 9

Слово имеет Тимсон

Толстый Тимка Жохов, большеголовый увалень, прозванный Тимкой-Тимсоном, был верным спутником и телохранителем слабенького Валерки. Тимке недавно минуло четырнадцать лет. Больше всего любил он арбузы и дыни, слыл бахчеводом. Человек он был положительный, двигался и думал не спеша, не отличался многословием и обычно во всех случаях жизни предоставлял за себя слово речистому Валерке.

Так было и на этот раз.

Увидев, как из-за угла, где стоял на дозоре один из приятелей Тимки, трижды блеснуло зеркальце, что было условным знаком, Валерка встрепенулся, поправил галстук и вопросительно посмотрел на товарища:

- Юрка сигналит. Ты сам подойдешь, Тимка, или я первый?

- Сам, - отвечал Тимсон.

Глистообразная фигура Ходули показалась из-за угла. Тимка заложил руки в карманы широких штанов и не спеша пошел навстречу. За ним неотступно следовал Валерка.

- А, обнявшись крепче двух друзей! Пионер - всем детям пример! В полной амбиции при всей амуниции! -заговорил своим писклявым голосом Ходуля. - Будь готов - всегда готов. Сколько зим, сколько лет, гутен таг, бонжур, привет!

Он паясничал, тараторил, но его нагловатые глазки посматривали на карманы Тимки, в которых грозно шевелились тяжелые кулаки. Тимсон молча напирал.

- Ну, вы чего? - забеспокоился Ходуля. - Вы по очень-то, а то как крикну наших ребят рядом тут, тогда узнаете. Что вы за мной ходите? Я еще на базаре вас заприметил. Думаешь, если палец больной, так я приложить не смогу? Знаешь, блеснула шашка, раз и два, и покатилась голова...

- Тимка, дай я ему все скажу, ладно? - спросил Валерий у Тимки.

- Валяй! - сказал Тимсон.

- Лешка, имей в виду, - заторопился Валерка, бледнея от волнения, - имей в виду, что мы всё знаем, и тебе это так, даром, не пройдет. Тебя, кажется, предупреждали, чтобы ты Бутырева не трогал. Если добром не понимаешь...

- Чего такое? - завопил уже совсем фистулой Ходуля. - Ты видел, чтобы я Капку трогал? Нужен он мне, Капка ваш! Подумаешь, в песчаных степях Аравийской земли три гордые пальмы высоко росли... Охота была связываться! Ты видел, чтобы я его трогал?

- Тимка, сказать ему все? Пускай все знает.

- Пускай, - сказал Тимка.

- Так имей в виду, Лешка, - почти закричал Валерка, - мы всё знаем! Это ты подговорил Юрку Гундосова, Петьку Бирюка и Митьку с переправы, всех свищевских ваших, чтобы они Капку так... Нам все известно.

- Факт, - подтвердил Тимсон.

- Чем докажешь? - высокомерно сказал Ходуля.

- Гляди, - сказал Тимка, поднося к носу Ходули свой тяжеловесный кулак, раздокажу. Вещественно.

- Тимсон, Тимсон, забыл уговор? - предупредил Валерка.

- Знаю, - пробормотал Тимка, вздохнул и вытер вспотевший лоб.

Он упарился от такого длинного разговора. Эх, если бы только не запрещение, он бы сейчас показал этому долгоногому!

Валерка взял приятеля за локоть. Тимка еще тяжело дышал.

- Можно, я разок ему? - умоляюще шепнул он Валерке.