Страница 17 из 88
– Все слышали слово Государево? Тогда даю вам час на размышление, после чего жду старшин с атаманом к себе на судно на переговоры.
Кряжистый, роскошно одетый казак с сединой в бороде, поправил заткнутый за пояс дорогой турецкий пистолет и, оглядев своих людей, промолвил:
– К чему время тратить? Мы Государю не супротивники, – сказал он и, повернувшись к остальным, спросил: – Верно, я говорю?
– Верно, верно! – прокатилось по толпе, после чего кто-то ехидно выкрикнул: – А пощипать купчишек сам Бог велел! Сие испокон веку заведено…
– Я, Алехандро Торрес дель Рио, упреждаю каждого и велю передать остальным донцам: все купцы, что ходить на моих судах меж Нижним Новгородом и Астраханью никому кроме меня ничего платить не будут.
Кряжистый, усмехнулся в усы и примирительным тоном начал:
– Я, Сусар Федоров, брал Казань с Государем Иваном Васильевичем, за что пожалован был со своими людьми рекой Доном. На Волгу нас людишки гулящие позвали, что соль тебе в прошлом годе возили. Человека твоего мы добром просили нам хлеба дать али серебром отсыпать толику, вот те крест!
– Так было Семён? – обернулся я к Заболоцкому.
Тот потупился и кивнул головой. Ну и сопля, с семью расшивами, на которых почти четыре сотни народа да семь дюжин единорогов, и струхнуть! А казаки молодцы, рискнули, хотя и видели какая против них сила. Вон они и сейчас на пушечные жерла косятся. Чай не дурные, понимают, что могут сотворить три дюжины стволов с их лагерем. Кстати, не так уж их и много, сотен семь-восемь, не более.
– Большой вины на вас не вижу, но Государь осерчал, и посему провинность сию загладить надобно. Заодно и на хлеб заработаете. А Бог даст, и дело сделаете доброе, за что вам Иван Васильевич милостями своими не оставит.
– Хорошо говоришь "немец", токмо не понял я ничего! – сказал Федоров.
– Поставил в прошлом годе Иван Васильевич царевича татарского Дервиш-Али в Астрахань ханом, да заворовал он ныне супротив Государя, с крымцами стакнулся. Государь же направил воевод выбить из Астрахани Дервиш-Али, а коли вы им в том поможете, будет вам от царя прощение ваших прегрешений. И ещё одно дело есть, хлебное, дабы не было вам нужды разбоем промышлять…
– Государю послужить мы бы и рады, токмо коим образом, я не уразумею. Растолкуй мил человек! – поинтересовался атаман.
– А дело нехитрое. Ведаю я, там мест немало, где ямчужной земли богато. И грамотка есть от Государя, по коей разрешено мне руды искать и иные промыслы заводить от Камского устья до самого моря Хвалынского[17]. Котлы для варки ямчуги у меня есть, а вот людей, таких чтобы ногайских татар не страшились, я не нашел. А вас напугать, я вижу непросто…
– Верно, верно! – прокатилось по толпе, после чего атаман поднял руку и когда крики стихли, сказал: – Народ тут вольный, кто от неволи ушел, кто вольным родился, спину гнуть на бояр али купцов не в нашем обычае…
– А и не надо. То ваш промысел будет. Что добудете, казне продадите, а ямчугу в Москву сам отвезу и рассчитаюсь сразу, чтобы вам не ждать. Котлы для варки ямчуги, хлеб, соль, и иные припасы аккурат по прибытию на место под честное слово дам, рассчитаетесь на следующий год, хоть деньгами, хоть рыбой – там её прорва. Место доброе, верстах в тридцати от Хаджи-Тархана. Ямчужной земли надолго хватит. Думайте, совет держите. Ответа жду к вечеру.
…
Совещались казаки не долго, чему в немалой степени поспособствовал мой намек, сделанный напоследок старшинам, что при положительном решении кое-какие припасы они могут получить прямо на месте. Причём три бочки, из числа тех самых "припасов", я буквально через полчаса отправил на берег. Сорокапятиградусная старка по августовской жаре сработала куда как лучше любой картечи. Уже через час среди казаков, в каждом из которых плескалось почти по половине литра хмельного, не считая принятого ранее, практически не осталось способных передвигаться на двух ногах.
Будь у меня желание решить проблему кардинально, достаточно было бы лишь отдать приказ своим бойцам – вырезали бы всех поголовно! На деле же меня больше заботил вопрос: с кем теперь вести переговоры? Так что вместо посланцев смерти, я отправил к казакам посланцев жизни, с парой ведер рассола и наказом вернуть в относительно вменяемое состояние Федорова и хотя бы пару-другую казачьих старшин. Что и было исполнено в довольно сжатые сроки. Доставленные на борт расшивы буквально на руках "переговорщики", после интенсивной полуторачасовой терапии, более-менее пришли в себя, после чего вопрос с переселением казаков под Астрахань был решен.
В полдень все сборы были завершены и мы отправились в путь. Казаков мы разместили на верхних палубах расшив, благо там места хватало. Однако спокойным путешествие я бы не назвал – барагозили эти ухари всю дорогу! Причём постоянно требовали "продолжения банкета", и за двое с половиной суток пути умудрились употребить почти десять бочек "огненной воды". К тому времени, когда мы дошли до границы между Волго-Ахтубинской поймой и дельтой Волги, я уже трижды пожалел, что не отдал приказа прикончить это свору на месте. По лицам моих бойцов видно было, что сейчас бы они восприняли его с большим энтузиазмом!
Оставив расшивы дожидаться персов, мы погрузили обещанные казакам припасы на пару свободных подчалков, и на двух чайках пошли с ними вниз по протоке Бузан. На следующий день, ближе к вечеру мы прибыли на место, но отправиться сразу в обратный путь не вышло. Казаки на радостях от завершения пути ударились в очередной загул, а Сусар Федоров со старшинами пригласил меня разделить с ним веселье. При этом его не особо смутило, что у православных среда считается постным днем. Он задумчиво посмотрел на небо и сказал что после первой звезды можно. Где он её там увидел я так и не понял, но спорить не стал.
…
В обратный путь мы отплыли только в пятницу, и всю обратную дорогу я потратил на общение со шведским монархом. Кроме Сокского острога остановок практически нигде не делали, да и там причалили лишь для погрузки бочек с нефтью, присланной Габдуллой Хусейновым с верховьев реки Сок. По цене договорились не шибко быстро, почём везут "земляное масло" из Шемахи, татарин знал доподлинно и хотел три четверти от той цены. По мне так тридцать три алтына за пуд дороговато, тем более что привез он сорок бочек, то есть двести шестьдесят два пуда. В итоге сговорились по двадцать пять алтын за пуд.
После отплытия я приступил к самым животрепещущим вопросам, благо старик Густав созрел окончательно. То, что Финляндия давно занята русскими войсками, он уже догадывался, а вот новости из самой Швеции его встревожили, особенно когда он посмотрел на даты сообщений "русских доброхотов". Свою шведскую аристократию он знал куда как лучше русских дипломатов, и потому неплохо представлял, что могло произойти в это время. Дав Вазе несколько дней поразмыслить, я, при следующем разговоре, предоставил ему возможность ознакомиться с донесениями из Копенгагена, после чего задумчивость шведского монарха стала просто пугающей.
Следующую неделю я регулярно приглашал Густава на обед в свою каюту, но, ни словом, ни намеком не подталкивал его к продолжению разговора. Время теперь работало на меня. Чем больше Ваза думал о происходящем сейчас в Швеции, тем отчётливее становилось отчаяние на его лице. Как человек деятельный, он наверняка десятки раз прокрутил в мыслях то, что мог бы сделать для спасения своего зашатавшегося трона, будучи на свободе. То, насколько склонен шведский монарх ставить на карту всё, что у него есть, я уже знал из разговоров с его сыном, Эриком, который неоднократно успел мне поведать и про то, как его отец получил от ганзейских купцов финансирование для своей безумной операции по захвату власти.
Возможно, наследничек многое приукрасил, но сам факт победы над датчанами их недавнего пленника говорил о многом. Для меня это означало что Густав игрок, умеющий не только выигрывать, но и безумно рисковать, если его припрет. И это было как нельзя кстати. Потому как при таком раскладе нет нужды особо уговаривать Вазу в плане уступки захваченной территории – он сам скоро начнет торговаться, желая быстрее получить свободу, чтобы вернуться на родину и попытаться сохранить остатки своей державы. Будет ли он лелеять надежду, что когда-нибудь ему или его детям удастся вернуть отнятое, совершенно не важно. После начала конфликта с Ливонией для шведов появятся куда как более интересные цели.
17
Хвалынское море – древнерусское название, происходящее от народа хвалисов, обитавшего в северном Прикаспии до X века.