Страница 13 из 26
<p>
ДНО ПРОПАСТИ</p>
За триста шестьдесят два года до рождества Христова, на римском Форуме разверзлась пропасть, и прорицатель изрек, что она не закроется до тех пор, пока в нее не будет брошена самая большая драгоценность Рима. Едва он это произнес, как на Форуме перед собравшейся толпой появился юноша, именем Меттус (или Меттиус) Курций, на коне, в полном боевом доспехе, и воскликнув, что у Рима нет ничего дороже, чем его мужественные воины, ринулся в пропасть, которая немедленно сомкнулась. Это событие, подобно большинству легенд древнего Рима, подвергалось серьезной критике. Возможно, те, кто слишком доверчив, изменят свое мнение, ознакомившись с тем, что не было известно прежде - что случилось на дне пропасти.
Курций и его лошадь не пострадали при падении, и достигли дна в том же положении, в каком были наверху, то есть лошадь внизу, всадник на ней. Но едва лошадь сделала несколько быстрых шагов, как ноги ее подогнулись, она упала и испустила дух. Курций, несколько потрясенный, но не получивший ни малейшего повреждения, присел на павшее животное и огляделся, нет ли каких признаков обратного пути. Взглянув наверх, он обнаружил, что края пропасти сомкнулись не полностью, и сквозь трещину проникает дневной свет. Пещера, в которой он оказался, светилась каким-то странным зеленоватым светом, и вдруг, из какого-то углубления, донесся голос, поразивший юношу. Голос спросил:
- Ты не ушибся?
- Нет, - отвечал Курций. - Я и не думал, что здесь внизу кто-то есть. Ты удивил меня. Выходи, и дай мне взглянуть на тебя.
- Нет, спасибо, - сказал голос. - Скажи, ты и в самом деле верил что умрешь, когда прыгал в пропасть?
- Конечно.
Голос рассмеялся, мелким противным смехом.
- Ты такой же как все. Ты будешь умирать медленно, от удушья, по мере того как в пещере кончится воздух.
- В таком случае, ждать нечего, - произнес Курций. - У меня прекрасный меч и пара кинжалов. Я прихватил их с собой как раз для такого случая. Вопреки ожиданию, я не умер, и если мы приложим все усилия, то вскоре выберемся отсюда.
- Благодарю, - отозвался голос, - но я ничего прилагать не собираюсь. Я вообще не из людского рода. Мне не нужен воздух, которым вы дышите. Я даже не думаю, что все прекрасное сосредоточено во внешнем мире. Поэтому я живу здесь. А ты - ты должен умереть. Извини, но помогать тебе я не стану. Ты угодил в расставленную мною ловушку, и если ты один из лучших представителей внешних жителей, то это только подтверждает мое невысокое мнение о них.
- Что значит расставил ловушку? - спросил Курций.
- Ну... это я разверз пропасть, заранее зная, что именно по этому поводу скажут ваши глупые прорицатели. Мне было интересно, кто именно послужит жертвой. Возможно, это были бы девы-весталки. Они бы воскликнули: "Чистота и преданность!", вместо "Оружие и мужество!", и, конечно же, заслужили бы громкие рукоплескания. Возможно, это была бы какая-нибудь пожилая римская матрона, которая заявила бы, что у Рима нет ничего более ценного чем нежная материнская любовь. Или мог бы быть сам прорицатель, или еще кто. Но появился ты, а я почти ничего о вас не знаю. Оружие? Что пользы в этих странных бронзовых штуковинах, которыми подобные тебе люди увешивают себя? Мужество? Но почему? Разве у всех людей есть мужество?
- У меня есть, - спокойно сказал Курций, - я думал, что умру, и я готов умереть.
- Минутная слабость, - возразил голос, - минутное опьянение, когда толпа воет от восторга и рукоплещет. Ты получил этот восторг сполна. Теперь ты снова трезв, и не хочешь умирать за всех. Человек, который способен умереть в одиночестве, медленно и страшно, безусловно смелый человек. Но в тебе смелости не больше, чем в куске потертого каната. Ты бел как мел.
- Это от зеленого света, - возразил Курций.
- Вздор! - отозвался голос. - Зеленый свет не заставляет человека трястись, не так ли?
- Я еще не пришел в себя после падения, - сказал Курций. - Впрочем, я не хочу более оставаться здесь и спорить с тобой, я собираюсь осмотреть пещеру. Где-то ведь должен быть выход.
- Нет, - произнес голос, - но ты можешь поискать.
- Но я не могу умирать, как крыса в мышеловке, - нетвердым голосом сказал Курций.
И он отправился на поиски. Он заглянул в углубление, откуда, как казалось, исходил голос, и ничего не нашел. Пещера была огромной. В течение многих часов он бродил по ней, заглядывая во все уголки, но ни через одну трещинку, ни через одно отверстие не пробивался ни малейший лучик света. В конце концов, измученный и голодный, он бросился на пол пещеры и почти сразу же голос, молчавший все это время, раздался снова.
- Голоден?
- Да, я измучен голодом, - дрожащим голосом произнес Курций. - Я хочу пить. У меня во рту так пересохло, что я едва могу говорить. И не похоже, чтобы в этой проклятой пещере нашлась хоть капля воды.
- Ты прав, - подтвердил голос, - и ни единой крошки еды, за исключением лошади, но я не думаю, что ты снова сможешь ее найти. Можешь попробовать поискать, если угодно. Мое мнение изменилось, теперь я склонен полагать, что ты умрешь не от удушья, а от голода. Это быстрее, чем я рассчитывал, но мне придется с этим смириться.
- Но я не могу умереть так, - рыдал Курций.
- Оружие и мужество, - произнес голос, - те две вещи, которые в Риме ценятся превыше всего. Ступай, мой мальчик; это последнее, что у тебя осталось.
Тогда Курций выхватил меч и отправился на поиски говорившего, желая убить его. Но не нашел. Он снова принялся осматривать пещеру. Прошло несколько часов, слабость стала такой, что он не мог двигаться дальше. Его охватило какое-то подобие сна, а когда он проснулся, то увидел, что его оружие исчезло.