Страница 8 из 26
Пока Ки Ра отмокал в ванной, мы с отцом молча пили чай. Странно, мой родитель и тут ничего не сказал.
— Благодарю за заботу. Вас, — сказали вдруг за моей спиной.
И я подпрыгнула, чашку задев локтем.
Но мне на ноги пролилось немного — Ки Ра успел перехватить чашку. Так что кипяток пролился на стол и на его руку. Но он только поморщился. Я вот заткнулась не сразу. Не сразу заметила очередную его помощь.
Ки Ра промокнул кипяток своей футболкой — он свою одежду снятую с собою нес — и кипяток до меня по столу не дополз.
— Спасибо! — смущенно улыбнулась, потом виновато его ладонь тронула, — И извини.
Парень как-то странно посмотрел на мою руку, легшую поверх его. И я смущенно вдруг потупилась. И вдруг заметила несколько узких шрамов, идущих над его запястьем. Прежде скрытых рукавами толстовок или рубашек.
Ки Ра свою руку вдруг выхватил, отдергивая. И я тут уже заметила несколько шрамов на его запястье. Безобразных шрамов над венами. Он за моим взглядом проследил и смутился. Проворчал:
— Я был слабый.
— Ну, теперь-то ты сильнее стал, — отец мой ободряюще сжал его плечо, — Сашка нам все уши прожужжала, рассказывая, как ты заступился за нее и Леру. То есть, я сказать хотел…
— Я понимать, — кивнул кореец серьезно, — Я был слабый. Но я стал сильный. Это вы хотеть сказать.
— Всяко бывает, — отец вздохнул, — Путь к силе бывает долгим и сложным.
— Я знаю, — усмехнулся парень.
Говорили они, кстати, тихо. Видимо, чтобы спящих не беспокоить. Хотя от моего вопля те могли уже проснуться. Эх, даже не поинтересовались, что со мной, гады!
Мой родитель поднялся. Похлопал нежданного гостя по плечу:
— Ладно, оставайся у нас. Поздно уже идти.
— А… этооо… — Ки Ра смутился.
— Ваше дело, — мой папаша многозначительно подмигнул ему, потом — мне. И ушел.
Хотя из спальни родителей как будто возмущенный шепот доносился.
— Прости, — виновато сказал Ки Ра, — Я не вовремя приходить.
Налила ему горячего чаю. Полезла в холодильник.
— Не надо, — вдруг сказал он, — Я не голодный.
— Зато я слона хочу сожрать!
— Тебя обвинят в браконьерства.
Он сказал это так серьезно, что невольно обернулась к нему. Да, не понял моего юмора. Хотя от колбасы, которую я нарезала на доске, все же кольцо цапнул чуть погодя.
Доев бутерброд и снова чашки наши наполнив — на этот раз, к счастью, без несчастных случаев обошлось, грустно спросила:
— Что-то случилось у тебя?
— Случилось, — он вздохнул, — Не спрашивай меня.
— Договорились, — кивнула.
Перекусив — он ел немного — выпила еще полчашки. Он от добавки отказался. И первой в комнату пошлепала босыми ногами. Тапки забыла в комнате, еще когда он пришел, у стола. Не знала, что тут говорить. Первый раз ко мне так приходил кто-то из парней. Да еще и чтоб остаться. Хотя он уже был у меня второй раз. Ну, тогда-то ладно. Считай, два инвалида в комнате. Тогда спокойно на кровати как-то уместились. Но сегодня… сегодня все было как-то странно.
Потому я не в кровать пошла, а к ноуту. И даже сделала вид, будто печатаю.
***
Когда роботы и люди разошлись, дети и отец Сандиаса еще остались. Останки кианинов раскуроченных роботы главы совета собрали и унесли почти сразу. Это с проверкой Кристанрана возились, со срочной операцией, с инъекцией исцеляющих имплантатов.
Глава совета лично извинился перед аини и хианриа. Он, впрочем, притворился, будто извиняется перед сыном и племянником Хритара и Каньян. Хотя умный мужчина сразу понял, увидев останки хианриа его сына, что обычный человек так искалечить трех боевых кианинов и одного кианина-спутника не сумел бы. Ну да после, если микрокамеры с глаз искалеченных кианинов и иных, скрытых от всеобще известного, мест отремонтируют, вот тогда он все-все увидит.
Мальчишки остались одни. И тяжело дышащий, недавно пришедший в себя Кристанран. И взволнованный Кри Та Ран. От цепкого взора их врага не укрылось, что хианриа выглядит убедительно взволнованным. По-настоящему. Но, впрочем, любознательный Сандиас знал, что Китрит 66-1 и положено быть чрезвычайно убедительными.
В конце-то концов, Китрит 66-1 имели в основе своей настоящие человеческие души. Хотя и собранные с умерших людей, преимущественно, редких нежеланных детей, чьи родители решились радикально от них избавиться, совсем не вкладываясь в воспитание. Да с душ выкидышей, которые успели подхватить. Да, Сандиас кое-что из секретной информация от отца добыл, хотя и не сам заставил своего хианриа-спутника, а тайно запершись от него в чужом общественном туалете взломал кой-какие секретные хранилища информации. Сам-то Сандиас рос весьма смышленым мальцом. Если бы еще и использовал свой недюжий ум и обширные знания на благо людей! Но нет, мальчишку интересовал только он сам, его личная выгода и интересы.
Он знал, что души казненных преступников использовать для Китрит 66-1 вначале как раз и пытались. Но, впрочем, редко кого требовалось совсем уничтожить. Да и боль, и злость тех людей часто пропечатывались в их душах. Кианины, сделанные из осужденных, часто бунтовали. И вскоре их почти прекратили использовать, после того, как один из них стал лидером восстания яйцеголовых из трипаторской цивилизации, где нищие вздумали свергнуть элиту.
Души тяжелобольных — иногда такое, увы, случалось, особенно, после контактов с малоизвестными разумными и неразумными цивилизациями, у которых самих была слабо развита медицины — словом, души тяжелобольных были какими-то вялыми, будто в них отпечаталось уже состояние тоски или угнетенного принятия неизбежного или даже ближнего конца.
Души нескольких ученых из приророжденных и полуискусственных, решившихся отдать самую суть себя на эксперименты во благо науки и прогресса человеческого, почти все рассыпались, едва обращенные в артэа. А уцелевшие были слишком слабы.
И потому чей-то расчетливый ум вдруг вспомнил о новорожденных детях или тех, кто еще прибывает в материнской утробе. Или в искусственной матке. Вспомнил кто-то из ученых, что в телах младенцев итак есть стволовые клетки, которые и помогают плодам и маленьким детям быстро расти. И, если в телах младенцев есть стволовые клетки, то, может, и у юных душ запас сил может быть большой?
Сколько там был жутких экспериментов — этого Сандиас не открыл. Да и побоялся копать так глубоко. Но выяснил, что души полуискусственных были слабее, чем приророжденных. Как странно! Слабое тело, рожденное природой, было носителем самой сильной и яркой души! Особенно, сильными души были у рожденных естественным путем. Самые яркие и стойкие души, наиболее часто выдерживающие цепь деформации и кристаллизации внутрь артэа, были у новорожденных или еще пребывающих в материнской утробе.
Но новорожденных родители берегли. Кого-то из ученых застрелили за одну попытку выпросить или выкупить чьего-то только что родившегося сына, чьи молодые родители еще до родов выли, что им его не надо. Жестоко убили ученого, размазав так, что собрать его роботы не смогли. Точнее, собрали, кроме левой ноги и большей части сердца. Искусственное сердце не прижилось. Точнее вернуть туда подхваченную душу не смогли. Даже сумев сделать из нее артэа. Душа рассыпалась в первый же час, будто ужаснулась, в какой мир и к каким делам ее хотят вернуть. Да нет же! Эту глупую теорию сразу отмели, а сказавшего ее — высмеяли. Уже установили научным путем, что не все души были достаточно сильными, чтобы выдержать долгое существование внутри артэа и искусственную деформацию себя, подавляющую волю самой души ради защиты навязанного ей человека.
И потому остались только незапланированные дети, особенно, у совсем молодых родителей, из любопытства или волею обстоятельств слишком рано вкусивших любовные утехи. Или у слишком старых. Больных. Живущих в глухих местах и на нищих планетах. Из умирающих колоний. Их тела упрямые ученые вырезали из утроб матерей еще до рождения, боясь, что после родов новоявленные матери от своих детей уже не откажутся. Да, собственно, и матери, и отцы несостоявшиеся, кто знал, не слишком хотели распространяться о том.