Страница 17 из 26
— Но ты богатый. Мог бы их прокормить.
— Я больной, — отрезал он, — Я не хочу, чтобы у меня был больной ребенок.
Мы долго молчали. Папа, замученный долгой осадой, тьфу, засадой, протопал обратно в комнату родителей. Но серьезно так протопал, мол, остался еще порох в пороховницах, папан не дремлет, внемли пацан последнему отцовскому предупреждению, ласковым с дочерью его будь, поганец!
Выждав долго-долго, чтоб отец мой мог уже заснуть или устроиться уже в кровати, или даже отвлечься на мою маму, жутко прямолинейный парень добавил:
— А проститутка детей нет.
— Да вроде рождаются? — ляпнула я. И опять покраснела, опомнившись.
— Редко, — выдохнул он как-то резко, — Зачем им рождаться у таких матерь?
И мы опять надолго замолчали.
— Я только раз хотел повторить, — Ки Ра вдруг продолжил, — Ты меня не бойся. Мне не интересно, — помолчал, потом смущенно добавил, — Прости. Не то надо говорить. Сейчас. Ты рядом. Ты девушка. Я парень. Но я хочу повторить с ней. Я хочу ее.
Мы еще сколько-то молчали. Рассвет, как назло, еще не начался. Или до рассвета было еще далеко. А мои предки как назло решили, что мы тут сами разберемся. И оставили мне решать самой. Блин. Блиин… Блин!
Но… его откровенное признание все не шло у меня из головы. Или просто писатель я неизлечимый? Писателям любопытно залезть ко всем в голову, всю душу просканировать, докопаться до кишок.
— А ты… ты ей, наверное, понравился? Если… если все у вас получилось? Так хорошо?..
— Нет, — грустно отозвался Ки Ра, после минутного наверное раздумья, — Она была пьяный. И я был пьяный. Во всем виноват алкоголь. Все быстро началось. Просто случилось.
Мы долго лежали и молчали. Я заинтригованно перекапывала в голове наш разговор. И тот, до того, как он ушел. И то, что у него сердце прихватило, когда увидел кадры из абортария. И что он сердито говорил, что лучше бы у проституток не было детей.
И вдруг меня осенило. И грустно стало за него.
Он ничего, может, против проституток не имел. Только пытался забыться в их объятиях, замученный одиночеством или, может, мальчишеским любопытством. Почему-то парни особенно парятся по этому поводу, особенно шутят друг над другом, кто еще не.
Но Ки Ра, кажется, ненавидел одну из проституток. Потому, что она была его матерью. Она еще и рожать его не хотела. Может, он еще оттуда, еще в животе ее будучи, запомнил тот ужас, который испытывает душа ребенка, когда мать серьезно раздумывает, как и когда избавиться от него. Или потому, что мать ему уже рожденному и подросшему говорила, что он ей не нужен. Что и прежде был не нужен и сейчас нужным не стал. Наверное, мать его попрекала, что он нежеланный ребенок, что она не хотела его рожать, что быть может, страшно намучалась при родах. И если он был у нее единственным ребенком, то выслушивать эту жуткую дрянь приходилось только ему. Только на него падал ее гнев. Женщины, так и не принявшей своего ребенка, даже спустя года.
Отец… отец у него был богатый. Но Ки Ра сейчас жил один, в чужой стране. Отец особо не волновался. Разве что отец составил или уже сам Ки Ра составил шпаргалку, что делать, если парня увезут на скорой. Или, может, если совсем умрет. О матери Ки Ра почти не упоминал. Может, отец его был женат, но на другой. Но с мачехой парень не ладил. Или… или там у его отца была своя семья, нормальная?.. Может, даже другие дети были?.. Но Ки Ра они в семью отца так и не приняли. И он где-то в стороне болтался, ни матери не нужный, ни отцу. Хотя отец и обеспечивал его деньгами. Но близких деньгами не заменить. Семью не купить, как сказал грустно Ки Ра. Друзей не купить. Вот он и слонялся один. И отдушиной для него стало рисование.
Да и вот… пришел вдруг ко мне, расстроенный. Что-то случилось у него. Согрелся в душе. Чай попил. Почти не поел. И рисовать потянулся. Ушел в процесс с головой. Кажется, он, как и я, сбегал от расстройств и несчастий, от своих чувств на ветре своих фантазий. Разве что моим прибежищем стали книги, а у него — рисунки. Так мы уходили от жизни, годами убегали от нее. Так мы спасались. Так мы сумели выжить.
Бездушный… Акира сказал, что такой псевдоним у художника, чьи рисунки похожи на стиль Ки Ра. Бездушный… Это и есть Ки Ра? Тот, кто всем говорит, будто у него нет души, нету сердца? Да и в жизни, даже если и скрывает свое любимое дело, в жизни все равно прикидывается бездушным, вредным.
Бездушный… если так подумать… У меня в книге тоже был герой без души. Тот кианин, Кри Та Ран. Бездушным его все считали. Кто знал, что он — кианин. Вот даже Лерьерра ушла, узнав. В тот страшный день после жуткого стихийного бедствия, сгубившего весь город. Или даже все население той планеты сгубившего. В тот жуткий день в живых остались только трое: Лерьерра, Кри Та Ран и тот, другой мужчина. Правда, второй мужчина был едва живой. Он сильно пострадал. И Кри Та Ран пытался его спасти. И даже мертвым прикинулся, чтобы Лерьерра ушла от него, с тем. И… и даже признался, что он — кианин, чтобы она ушла. Чтобы ушла с обычным человеком. Может, потому, что только у обычных людей могли родиться дети. И, может быть, именно дети Лерьерры и того, другого, смогли возродить погибшую почти цивилизацию?..
Но… но я все записывала ту книгу… Я видела его действия… Как он мучался, когда отец Кристанрана прошел мимо него, беспокоясь только об его аини. Как он мучался, когда Сандиас раскрыл правду о нем его названному брату, считавшему его братом своим родным. Как странно Кри Та Ран замер у проснувшегося вулкана. Сказал, что лава земли напоминает кровь, выскользнувшую из раны на теле. Что он думает об истинной природе всего, когда видит лаву. А еще он так отчаянно доводил того змееголового! Будто не адреналина хотел получить, а смерти от меткого выстрела. Будто вся эта ситуация и жизнь его мучила. Но… если он мучался… может, Кри Та Ран и не был бездушным?.. Только… только он жил с искалеченной душою. Душою искореженной, чтобы он больше не был самостоятельным существом, чтобы он настоящему человеку служил, как раб. Чтобы он был вечно привязанным к какому-то человеку.
Раб стал бы возмущаться плену, если бы был бездушным?.. Робот мучался бы от того, что кому-то служит, что был к кому-то навечно привязанным? Да и… стал бы робот печалиться, что у него не может быть детей?.. Нет, грустить мог только человек. Живой человек. Или… или полуискусственный. Таких тогда много было. Хотя его самого и сделали полностью искусственным: кианинов вообще не считали за людей. Да и…
«Кианины… Ты их относишь к животным или к вещам?» — вдруг четко вспомнилось мне. Будто это в моих ушах прозвучало, будто сказали при мне. Или мне самой.
Что это… за странное чувство?.. И будто бы голос… звуки, речь какие-то другие. Но этот смысл… этот режущий душу смысл… что это со мной?..
Резко села. Шумно выдохнула от того, что бок опять заболел, потревоженный.
Но роботу… разве роботу не было бы все равно, кем в людской классификации его считают? Вещью или животным?.. Кем-то ниже людей. Ниже людей… Все-таки, мерзко, когда кого-то считают ниже себя.
Я вот помню. По моей внешности как-то проехались. Девчонки. А потом уже одноклассники — по поводу моей груди. Я тогда шла, они не видели меня. Мне было мерзко, что они так легко осуждают меня, будто считают хуже их, непригодной для нормального отношения. Но вот, пожалуй, и все. Мне не пришлось жить с этим мерзким чувством, потому что ботаников и чудиков в мире и в моей школе хватало и без меня. А потом мне повезло познакомиться с Лерой и Виталиком. Несколько последних классов школы мы общались, даже при том, что Виталик учился в другой. А в вуз один пошли. Были вместе. Поддерживали друг друга. О, как мне повезло, что в моей жизни были они! Вместе веселее жить.
Только… каково жить тем, кого всегда и все считают ниже и хуже их?.. Наверное, это ужасная жизнь! Но… Если Кри Та Ран не был человеком… если у кианинов нет души и нет чувств, почему его так возмущало это положение?..