Страница 102 из 105
– Уснула, – шепнул Кристиан, поудобнее устраивая дочь на левой руке, словно в колыбели.
Организм нашей малышки пока ещё требовал дневного сна, причём дважды, чем она была очень недовольна, ведь вокруг было столько всего интересного. Она старалась оттянуть сон, сколько могла, а потом просто выключалась, на что способны только очень маленькие дети. Я с улыбкой поправила панамку дочери, чтобы солнце не падало на лицо, а потом пристроилась мужу под бочок.
– Кстати, об Арти. Он прилетит не один, а с Лорой. У неё тоже отпуск, она побудет у нас эти дни, а потом вместе с нами отправится в Долину.
– Я так понимаю, комнату в Большом доме ей готовить не нужно? – тихонько рассмеялся Кристиан.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я. Мне самой-то Арти лишь сегодня, смущаясь, сказал по телефону, что Лора остановится у него в коттедже.
– Думаешь, я не в курсе, с кем он проводит всё свободное время между рейсами, когда находится в Нью-Йорке? – Кристиан насмешливо прищурился.
Да, к нашему удивлению, мой братец и старшая дочка Стейси и Кайла, похоже, стали парой. Одно дело, когда они встречались в Нью-Иорке, никого это не удивляло, в конце концов, они всегда были друзьями, и у них было много общего, включая нашу семейную тайну. Но то, что Лора будет жить в коттедже, где прежде жил Кристиан, а теперь Арти – это уже практически заявление о намерениях.
Если это так, то я очень рада за брата. Лора мне всегда нравилась, одно время я даже была ей кем-то вроде матери или старшей сестры. Дело в том, что её родители никогда не покидали Долину по вполне понятной причине – для Кайла, который из-за мутации забирал у людей все их раны и болезни едва прикоснувшись, лишь жизнь среди абсолютно здоровых бессмертных была безопасной. Стейси же не хотела покидать мужа. Ей тоже было хорошо в Долине. Поэтому, когда их старшим детям пришло время пойти в школу, то во время учёбы они жили в семьях тех родственников, кто в это время находился среди людей. Проблема была в том, что больше двух-трёх лет на одном месте такие семьи не жили – маленькие оборотни слишком медленно взрослели, приходилось менять школу или возвращаться обратно в Долину, в ожидании, когда дети немного подрастут.
Поэтому, когда мы с Кристианом и Арти отправились в Сан-Франциско, намереваясь прожить там шесть лет, пока Арти будет ходить в среднюю и старшую школу, Лора отправилась вместе с нами, и прожила в нашей семье четыре года. Всё это время они с Арти были лучшими друзьями, поскольку среди медленно растущих обитателей Долины лишь они оставались практически ровесниками, а сближаться с остальными детьми в школе им не рекомендовалось.
После отъезда Лоры в колледж они виделись только на каникулах, и их дружба почти сошла на нет. А недавно, когда Арти стал работать на регулярном рейсе «Атланта-Нью-Йорк», и значит, летать в город, где жила и работала Лора, их дружба вновь вернулась. То есть, это я так решила, что дружба, но слова Арти расставили всё на свои места.
– Я рад за них, – привычно прижавшись к моей макушке щекой, сказал Кристиан. – Это было бы идеально. Они оба, хоть и люди, но принадлежат к нашей семье и вынуждены хранить нашу тайну, а это ставит между ними и остальными людьми некий психологический барьер. Да и замедленное взросление друг от друга скрывать не придётся. Надеюсь, у них всё получится.
– Я тоже на это надеюсь.
Мы ещё немного посидели молча, наслаждаясь близостью друг друга и любуясь умиротворяющей природой и играющими неподалёку детьми. Наконец, Кристиан тихонько вздохнул.
– Знаешь, к нам сегодня поступил мальчик с таким же диагнозом, какой был у Сабрины. Я планирую устроить ему «необъяснимое исцеление», прецедент ведь уже был, так что этот случай всех уже меньше удивит.
Мне не нужно было уточнять, что за диагноз у этого мальчика. За исцелением Сабрины, сестры-близняшки Эммы, мы издалека следили всей семьёй, как перед этим – за судом над её родителями. Как оказалось, низость и эгоизм этой семейки не знали границ. Им мало было того, как они поступили с Эммой, но в том, что они любят Сабрину, у нас поначалу сомнений не было, ведь ради неё родители пошли на преступление. Но всё оказалось ещё хуже. Отец девочки, который вполне мог стать для неё донором, отказался это сделать, мотивируя тем, что в тюрьме он и так своё здоровье подорвёт, так что не может усложнять ситуацию, отдавая часть своей печени. А другого донора для девочки найти не получалось. Сестра Эммы была обречена.
Но когда казалось, что надежды нет, тяжёлая болезнь вдруг стала отступать. Никто из врачей не мог понять, что происходит, но постепенно Сабрине становилось всё лучше, и через какое-то время она полностью поправилась. Как именно гаргульям удалось провернуть эту авантюру, я не знала, но Трэвис как-то обмолвился, что не смог бы смотреть в глаза своей Эми, зная, что мог спасти её сестру, но не сделал этого.
В общем, Сабрина стала медицинской сенсацией, на её случае даже кто-то что-то защитил на тему скрытых резервов организма, и, конечно же, никто не заподозрил правду, да и кому подобное могло бы в голову прийти? Так что сейчас Сабрина – абсолютно здоровая молодая девушка, три года назад закончившая колледж и сейчас работающая педагогом младших классов в Кларксвилле, куда её увезли родственники после ареста её родителей. За ней наблюдали ещё и для того, чтобы исключить любую возможность случайной встречи двух сестёр – при невероятном сходстве близнецов это было бы слишком опасно.
Сейчас Эмма с мужем и двумя очаровательными трёхлетними дочками, жила в Долине, а колледж в своё время выбрала на другом конце страны от того, в котором училась её сестра, в Лос-Анжелесе. Эмма знала о существовании сестры, видела её фотографии, читала статьи об её чудесном исцелении, которые сохранил для неё Трэвис, радовалась за сестру, но никогда не изъявляла желания с ней встретиться. Ей хватало родственников, которых подарил ей Трэвис, тех, кто был рядом, сколько она себя помнила, кто любил и заботился о ней. Этого ей было достаточно.
Или она просто понимала, что эта встреча невозможна, поскольку грозит разоблачением тайны нашей семьи, потому и не проявляла желания встретиться с сестрой. Знала, что Трэвис ни в чём не сможет ей отказать, а это опасно.
Иногда я думала, как было бы здорово, если бы Сабрина оказалась чьей-то половинкой. Тогда они с Эммой могли бы познакомиться, ведь в тайну были бы посвящены они обе. Но когда я поделилась этой мыслью с Кристианом, он сказал, что будь Сабрина чьей-то половинкой, это обнаружилось бы ещё в детстве, когда она могла умереть, ведь из прошлого опыта стало ясно, что обычно свою человеческую половинку бессмертные встречают уже взрослой, и единственное исключение из этого правила – девочке грозит гибель, и лишь встреча с половинкой может спасти её жизнь.
Я возразила, что реальная опасность Сабрине не грозила, ведь Трэвис и так принял решение спасти её ради Эммы, присутствия половинки для её спасения не требовалось. Так что я продолжала ждать и надеяться, но сейчас девушкам было уже по двадцать пять, и моя надежда на сказку для Сабрины начала таять. Хотя совсем не исчезла.
В отличие от Арти, постоянно рвущегося «за горизонт», Эмма предпочитала «уютную норку», где всё знакомо. Неизвестно, наложило ли свой отпечаток на её характер сиротское детство и тяжёлая болезнь, державшая её в темнице собственного тела, или же она просто родилась такой, но Эмма предпочитала жить тихо и замкнуто, довольствуясь обществом своей половинки и их малышек. Как бы то ни было, она была счастлива в своём уютном мирке, а обожающий муж делал всё, чтобы его девочке было хорошо.