Служебный брак

— Хорошо, — Лиля кивнула, смотря на нервно подёргивающийся глаз собеседника, что ещё больше увеличило страхи несчастной Котёночкиной. Если уж Сам Большой Босс боится чего-то, чего ожидать ей?

Таким образом, сну Лилии не помогла даже родная пижама, всю ночь она крутилась, в страхе стуча зубами и всхлипывая, и, не успев забыться сном, была разбужена Вадиком и его «девочками».

— Снимай это чудовище! — воскликнул Вадик, встряхнув цикламеновой чёлкой, нервно тряся руками. Не справившись с охватившим его нетерпением, он потянул верх Лилиной пижамы, причитая на ходу и матерясь про себя.

Потом он внимательно оглядывал руки и ноги на предмет лишней растительности, прыгая вокруг с пинцетом, Елоу наносило маску на лицо, шею, кисти рук и другие, не менее неожиданные места, а Женя с Сашей громко переговаривались, то восхищаясь, то ужасаясь невестой.

Как и говорилось выше, Лиля Котёночкина подружилась с «девочками», так что особого дискомфорта не замечала, только старалась запомнить то, что ей, почти по слогам, говорил Вадик:

— Дорогая моя, здесь, — он указал длинным тонким пальцем на чемодан, — платья, костюмы, всё то, что ты будешь надевать поверх нижнего белья, — пояснил он. — Я бы с радостью расписал, что и когда, но расписания мероприятий мне не предоставили. — Вадик нервно дёрнул плечами, а Лиля икнула. «Расписание мероприятий»! — А здесь, — он продолжил, важно покрутив указательным пальцем в сторону другого, более увесистого чемодана, — нижнее бельё.

— Не сомневайся, всё сядет идеально, — вставил Женя. — Сама выбирала. Лучшее!

— С-спасибо, — пролепетала еле живая Лиля, пока Елоу затаскивало девушку в ванную комнату — снимать всё, что на ней было намазано, приклеено, пришлёпнуто, втёрто.

Потом её одели, накрасили, объявили, что её, Лилию Михайловну Котёночкину, ожидают в «Зелёной столовой» на первый завтрак, и выставили из спальни под шепоток «девушек»:

— Везёт же ей!

— Какой мужчина!

— Боже мой, как представлю, вся теку!

Лиля аккуратно спустилась по лестнице, мысленно благодаря небеса за то, что не навернулась ещё на верхней ступеньке — на таких-то каблуках и в узкой юбке, — и в ужасе уставилась на высокую женщину, семенящую к ней с распростёртыми объятиями, растопырив пальцы с ужасающе длинными алыми ногтями, и в платье в цвет.

Глава 14

— Дорогая моя! — восторженно воскликнула женщина в красном, притискивая к себе Котёночкину.

Несмотря на то, что никаких сомнений в том, что это её рёбра вот — вот треснут от проявления участия незнакомой дамы, Лиля всё же обернулась. Мало ли, вдруг на ступенях лестницы или в просторном холле находилась ещё парочка не менее «дорогих» девушек?

— Как же я рада, как рада! — продолжала напевать обладательница пугающих ногтей. — Что ты согласилась осчастливить моего мальчика! Подарить счастье нам! Всем нам! Всем! — последнее слово она буквально провизжала, глядя на высокого мужчину, удивительно похожего на Аарона Эрнестовича.

— Милая! — двинулся на ошалевшую Лилю мужчина. — Дорогой ты наш человек! — девушку выхватили из рук дамы в красном, поставили пред очи представительного вида мужчины и с силой пожали руку. — Рад, безмерно счастлив нашему предстоящему сотрудничеству!

— Какому сотрудничеству?! — зашипела, как Измаил Иннокентьевич в лучшие свои времена, дама. — Родству!

— Родству! — подхватил мужчина. — Какое же счастье, что наш сын женится по самой настоящей, искренней, истинной любви, дабы познать все краски и радости жизни!!! — как Зевс Громовержец, мужчина в костюме говорил басом, продолжал трясти руку Котёночкиной, а после выразительного шлепка по месту ниже спины, обхватил Лилю в объятия и сжал так, что бедняжка икнула.

— Сядем! — царским жестом женщина в красном указала на несколько диванов и не менее царски ещё раз ударила мужчину… по тому же месту.

— Я — Августа Абалденная, — наконец, представилась женщина. — Это — Эрнест Абалденный, — продолжила она. — Мы мамочка и папочка дражайшего Аарончика! — сияя, объявила дама.

— Дорогая, как мы рады, как мы счастливы! Бескрайне! — продолжала вещать Августа Абалденная, подозрительно близко подбираясь к перепуганной Лиле.

Девушка знала, что с утра ей предстоит встреча с родителями Аарона Эрнестовича, но никак не представляла, что всё произойдёт именно так. Собственно, она совсем никак не представляла эту встречу, потому что было страшно. Она побаивалась даже одного Абалденного, а тут — сразу три!

И всё: экспрессия Августы и радость Эрнеста ошарашили и без того сбитую с толку последними событиями Котёночкину.

— Огромное счастье, — заливалась Августа. — Что наш мальчик встретил свою истинную любовь. Я так рада! Так рада! Так счастлива! — на этих словах женщина разрыдалась, хлопая огромными густыми ресницами, обмахиваясь ладонями как веером, в опасной близости от лица Котёночкиной.

— Безмерно! — подскочил Эрнест Абалденный, подхватил Лилию и ещё раз сжал.

Несчастная была уверена, что её хотят убить. Сначала задушить, а потом расчленить тело красными когтями Августы. По форме и размеру ногти походили на обоюдоострые лезвия. Тем более, глаз Эрнеста дёргался ещё больше, чем у его сына, а у Августы перекашивало лицо каждый раз, когда она взвизгивала «Рада!», «Так рада», и особенно «Счастлива!».

Очень похоже, что невротическое расстройство Аарону передалось по наследству, причём по обеим линиям. Бедняжка. Лилии стало невыносимо жаль будущего супруга. Такой молодой, красивый, богатый, и такой болезненный. Несчастный.

И маму его стало жалко — должно быть, ужасно, когда единственный сын страдает от неизлечимого заболевания нервной системы. Было бы оно излечимо, Абалденные, с их финансовыми возможностями, точно вылечили бы сына, и себя тоже, что немаловажно. Бедняжки.

Котёночкиной стало невыносимо стыдно. Верно, Аарон Эрнестович находится в незавидном положении, раз не сказал родителям о коварстве будущей жены. Они действительно думают, что Лилия выходит замуж по любви… Какой стыд! Необходимо срочно признаться Августе! Особенно ей, как матери!

— Понимаете, — залепетала Лиля, подыскивая слова. А их не так — то легко было найти. Попробуйте сами признаться несчастной матери больного сына, что вовсе не испытываете любовь к её чаду, а коварно используете в своих корыстных целях. — Произошло недоразумение… — она посмотрела на Августу.

Та выкатила глаза, нервно облизнула большие губы, больше ни один мускул не дрогнул на её лице, похожем на маску. Кажется, Августа переборщила с ботоксом и гиалуроновой кислотой. Вот, что несчастье с людьми делает! Лиля едва не разрыдалась. Удержал её от опрометчивого поступка образ Елоу, представший перед мысленным взором, с укоризной взмахивающий кистями для нанесения макияжа.

— Дело в том, что я согласилась на брак с вашим сыном из-за денег, — скороговоркой пропищала Лиля, последнее слово и вовсе было не разобрать. Она в ужасе уставилась на Августу, уголок губ которой подозрительно полз вниз. Господи, да она довела до инсульта ни в чём не повинную женщину! — Я нечаянно, — как могла, оправдывалась Котёночкина, пища всё тише и тише.

— И за какую сумму? — схватив её, прошипела Августа. — Какое счастье! — взвизгнула она. — Эрнест, любимейший супруг мой, как я счастлива! — голосила она в ухо Котёночкиной.

— Семь миллионов триста восемьдесят семь тысяч рублей, — пропыхтела Лиля, произнести нормально хотя бы один звук она была не в силах. Кажется, Августа была профессиональным убийцей с навыками ведения ближнего боя и прямо сейчас применяла удушающий приём на несчастной Котёночкиной.

— Уф, — Лилиному уху стало горячо, а потом холодно. — Да какие же это деньги?! — прошипела Августа. — Семь миллионов рублей — разве деньги? Конечно же, вас соединили небеса по самой искренней любви! — громогласно провозгласила будущая свекровь.

— Несомненно! — добавил Эрнест и выхватил Лилю из захвата жены, чтобы по — отечески обнять. У Лили никогда не было папы, она и не подозревала, что отцы во время объятий пытаются сломать жертве, в смысле, дочери, кости.