Повесть о дружных

И тут на помощь пришла Манька.

- Тихо! - крикнула она, покрывая разноголосый рев.- Сейчас представление показывать буду!

И показала!

Она скакала, прыгала, вертелась колесом. Она мяукала, кукарекала, прыгала, как лягушка, пела песни.

Таня смотрела на нее с невольным восхищением. Вот так Манька!

А ребята забыли о своих горестях и весело смеялись.

Вот и ночь пала на землю. За окном темно и сумрачно. Глухо гудят деревья; снова сеет мелкий серый дождь.

Ребята спят, почмокивая во сне. Нюра с круглой Тонькой ушли домой.

Тетя Дуня вернулась с поля, не раздеваясь, рухнула на лавку и заснула крепким сном. Манька устроилась на полу около ребят.

- Маня,- шепчет Таня,- ты не поспи еще немножечко, я пойду Лену проведаю.

- Иди,- говорит Манька и уже засыпает.

- Манька, ты не спи, надо, чтоб был дежурный,- тормошит ее Таня.

- Я не сплю,- и Манька громко всхрапывает.

Таня взглядывает на мирно спящих ребят, на тетю Дуню, машет рукой и бежит в правление колхоза. Там на полу, на лавках, на столах спят люди. Сторожиха на корточках раздувает круглую печурку. То и дело задремывает, вздрагивает, просыпается, снова дует, снова дремлет... Люди спят крепким сном. Тяжелый выдался сегодня денек!

При свете коптилки Лена и Иван Евдокимович, Марушка, инженер и Марья Дмитриевна щелкают на счетах, подсчитывая, что сделано за день, что надо сделать завтра.

Таня подходит к сестре, но Лена так занята и так устала, что не замечает Таню. Девочка тихонько целует сестру в щеку и идет на свой пост.

* * *

Прошло и воскресенье.

Половина картофельных полей была убрана.

Вечером уезжали городские. Уже зашумели машины, уже забросили в них мешки с картошкой - подарок колхоза, уже погрузили лопаты, а люди не хотели расставаться.

- Так вы, Георгий Георгиевич, летом к нам непременно приезжайте,говорит Власьевна.- У нас летом куда как хорошо!

- Обязательно, обязательно, Афанасия Власьевна. Если будет отпуск, приеду.

Иван Евдокимович благодарит уезжающих, жалеет, что мало побыли.

- Ну, конечно, сам понимаю, на заводе тоже дело ждать не может.

Девочки стоят на крыльце тети Дуниной избы, окруженные своими питомцами. И каждая мать, подходя за своим, говорит сердечно:

- Спасибо вам, девочки!

И вот уж затарахтели машины, зашуршали колеса, и скрылись вдали друзья из города.

В деревне вдруг стало тихо-тихо, женщины вздохнули неслышно и снова взялись за лопаты.

Долгожданные вести

Петр Тихонович настоящий волшебник! Вчера он сказал пригорюнившейся Леночке: "Не грустите, Лена Павловна, завтра обязательно письмо вам привезу". И вот оно лежит на столе, долгожданное, родное письмо от папы. Таня не хочет вскрывать его без Леночки - она должна сейчас прийти.

Таня вертит треугольничек в руках и жадно рассматривает его. Много дорог прошло письмецо, во многих побывало руках, вот и кончики погнулись, и пятнышки появились на белой бумаге. Может быть, военный почтальон пробирался с ним под пулями через луга и леса, полз по минным полям, переплывал бурные реки...

А папа писал его, верно, в танке - вон масляное пятнышко село на оборотную сторону... И думал о своих девочках...

Леночка, не раздеваясь, села на кровать и вскрыла письмо. Конечно, папа не мог писать, а теперь он будет писать чаще.

"...Но не бойтесь, если будет опять перерыв в письмах. Сейчас мы так стремительно идем вперед, что и почте порой трудно за нами угнаться. Мы идем с боями по чужой земле, освобождаем от фашистов города и села, и трудовой народ встречает нас, как родных, как защитников, как надежду.

Вчера враги, отступая, взорвали мост, и местные крестьяне сами вышли из ближайших сел и стали наводить переправу. Три часа работали они в ледяной воде и все сделали к приходу наших войск.

Девочки мои дорогие, вы должны гордиться, что наша армия, наш народ встал на защиту всех порабощенных, неся им счастье и свободу. Мне никогда не забыть, как засыпали наши танки цветами, как поднимали детей на руках. Расскажите об этом всем друзьям, дочурки, пусть все радуются и гордятся..."

Многое еще писал папа, и Лена вечером понесла его письмо в школу и в правление колхоза, и читала выдержки из него и Власьевне, и тете Дуне, и дяде Егору. Долго говорили о нем на деревне. И все как будто выросли на голову. А Таня поняла, что Советская Армия не только защищает свою Родину, но и весь мир.

На другой день пришло письмо и от Андрея.

Но тут вышла неприятность.

Таня так хотела обрадовать Лену, что помчалась с письмом в учительскую. Она даже не постучалась, с маху распахнула дверь и остановилась на пороге, потная и взъерошенная.

- Лена! - крикнула она.- Леночка!

А в учительской шло заседание.

Марья Дмитриевна, Лена, Галина Владимировна обернулись к ней.

- Богданова,- сказала Марья Дмитриевна строго,- что за крик? Почему ты врываешься в учительскую? Почему ты не постучала?

Таня сразу потухла.

- Вот... письмо...- пробормотала она, бросила письмо на стол и выскочила за дверь. Слезы текли у нее по щекам, и она машинально размазывала их рукой, на которой висела школьная сумка.

И, как всегда в тяжелую минуту, около нее очутилась Нюра. Откуда-то появилась и Манька.

Захлебываясь и запинаясь, Таня рассказала им, в чем дело.

- Оборвать цветы! - сказала Манька.

- Что?

- Оборву директорше все цветы! Залезу в комнату и оборву, раз она такая!

- Да брось ты, Манька, чепушить! - строго сказала Нюра.- Чижик сама виновата: ну кто так в учительскую врывается?! Ведь даже не постучала?

- Не постучала,- виновато всхлипнула Таня.

- Ну вот, видишь! Перестань плакать, Чижик, сейчас Лена Павловна выйдет... Занята, верно, очень.

- А я погляжу, что она там делает,- и Манька прильнула глазом к замочной скважине.

- Сидят,- сказала она громким шепотом,- заседают.

- А письмо?

- Письмо на столе лежит, нераспечатанное...

- Да-а,- протянула Нюра,- верно, Елена Павловне уйти никак...

Таня вытерла слезы.

- А всё-таки она меня не любит, а, Нюра?

- Чепуху ты говоришь, Чижик, она просто строгая и порядок любит.

- А почему она меня по имени никогда не зовет? Никогда "Таня" не скажет?

Нюра задумчиво кивает головой:

- Это, знаете, девочки, неспроста. Тут какая-нибудь тайна.

- Ну какая тут тайна! Тайны бывают только у красавиц! - говорит Манька, сомнительно покачивая головой.

В это время из учительской, наконец, вышла Лена.

- Чижик,- сказала она взволнованно,- идем к Власьевне.

У Власьевны тикают ходики, курица дремлет под печкой, герани цветут на окне.

А Леночка врывается к ней, как вихрь, и, потрясая письмом, кричит:

- Власьевна! Дорогая! Милая! Они там вместе, оба вместе!

Власьевна бледнеет, поднимается со стула и роняет вязанье.

- Кто?

- Андрей и ваш Митенька! Вот, вот, читайте!

"Как сходятся судьбы людей! Твое письмо принес мне старшина Лагутин, чудесный, между прочим, парень. Он посмотрел на обратный адрес и сказал: "А письмо-то вам из моей деревни". А потом и выяснилось, что он родной сын суровой твоей Власьевны..."

При слове "суровой" Таня испуганно косится на Власьевну,- обиделась? Но Власьевне не до того.

- Милая ты моя, красавица,- говорит она, обнимая Лену,- как хорошо! Хорошо-то как! Друг за другом они присмотрят, друг другу помогут,- глядишь, и вернутся живые, здоровые, нам на радость!

Крепко обнявшись, Власьевна и Леночка смотрят в окно, туда, на запад, где сын, и Андрей, и папа.

Миша появился

Когда Таня на другой день подошла к школе, она увидела, что младшие ребята толпились у крыльца. Ни один из них почему-то не поднимался по ступенькам. Они переминались с ноги на ногу, смотрели в сторону.

Учителей еще не было. На крыльце, небрежно прислонившись плечом к входной двери, стоял высокий, широкоплечий мальчик, широко расставив ноги в больших сапогах. Через плечо у него висела сумка от противогаза, набитая книгами. Руки засунуты в карманы, волосы, откинутые назад, открывали высокий чистый лоб. Лицо его не было ни угрюмо, ни сердито, наоборот, он смотрел в пространство с добродушно-презрительной улыбкой, как будто не замечая толпившихся ребят.