Страница 177 из 182
Некоторое время спустя
– Наконец-то! – услышала я, выйдя из портала, и была тут же поймана в любимые объятия. – Я уже соскучился.
– Ох, Слав, я и сама не рада, что пришлось уйти так надолго именно сейчас. Но отменить никак нельзя было, сам знаешь, договорённость за полгода, столько народа меня одну ждало. Не могла же я их всех подвести. Зато из Красной книги сегодня официально вычеркнули пять последних исчезающих видов. Всё, Слав, раздела «исчезающие растения» в Красной книге больше не существует, представляешь? Я ужасно устала, но такая довольная.
– Вижу. И то, и другое, – усмехнулся любимый и прижался губами к моему виску, продолжая держать меня на руках. Привычное тепло силы потекло в меня от места прикосновения.
Он делал так постоянно, каждый раз, когда я возвращалась из «командировок», где восстанавливала то популяцию очередного редкого растения, то тропические леса, то пустыни озеленяла. И даже когда просто реализовывала очередной проект нашей с Ритой фирмы «Волшебный сад» и тратила совсем чуть-чуть магии, поскольку та работа требовала скорее точности, а не больших усилий – неважно.
После случая с колорадским жуком я всегда была благоразумна и никогда не теряла магических сил больше, чем нужно. И уж точно в жизненные силы не залезала. И всё равно, хотя в целом я себя отлично чувствовала, усталость не в счёт, Ростислав обязательно делился со мной силой каждый раз, стоило мне хоть немного поработать. Уж такая у нас сложилась традиция.
– Как идёт подготовка к свадьбе? Моё отсутствие кто-нибудь заметил?
– Похоже, лишь я один, – усмехнулся Ростислав.
– Какое это счастье – наконец-то оказаться на свадьбе со стороны жениха, – рассмеялась я. – И хотя, после всех тех свадеб, которые мне пришлось организовывать, я могу это сделать хоть с закрытыми глазами, хоть во сне, впору свадебное агентство открывать, как всё-таки приятно, когда всё это приходится делать кому-то другому. И нервы тратить – тоже.
– А я, наконец-то, могу не переживать, что отдаю свою кровиночку какому-то постороннему мужчине, который никогда не сможет позаботиться о ней так же, как я, – закивал Ростислав.
– Да уж, мы всего-навсего отдаём свою кровиночку посторонней девушке, – вздохнула я. – Но я абсолютно не переживаю. Всё же, от долгих помолвок есть определённая польза – за эти два года я обучила Анечку готовить все любимые блюда Кирилла.
– Хочешь сказать, что она чего-то готовить не умела? – скептически взглянул на меня муж. – Учитывая уроки домоводства в школе, это звучит нереально.
– Она не так готовила щи! Без фасоли, представляешь? Как так можно? Они же вообще не сытные получались, а мальчик должен хорошо питаться!
– «Мальчику» идёт сто сорок восьмой год, – расхохотался Ростислав так, что чуть не уронил меня, поэтому предпочёл присесть на диван. – И больше ста двадцати из них он живёт отдельно и сам как-то питается большую часть времени.
– Какой ужас! Наш сын женится только через два дня, а я уже говорю, как свекровь со стажем! Убейте меня!
– Нет уж! – я получила лёгкий поцелуй. – Никто тебя убивать не станет. Это совершенно нормально – переживать за своего ребёнка и его будущее. И не важно, сколько ему лет, семь или сто сорок семь.
– Я не буду вмешиваться в их жизнь, клянусь! Ни в один шкаф не загляну, ни в одну кастрюлю нос не суну, и если приду и увижу грязь и беспорядок – сделаю вид, что так и надо. Не хватало мне ещё в Никифоровну превратиться, – я аж содрогнулась, представляя эту ужасную тётку, по какой-то злой усмешке судьбы доставшуюся моей сестрёнке Любашке в свекрухи.
Именно так – в свекрухи, даже слово «свекровь» казалось для неё слишком ласковым. Муж Любашки, Эдик, был славным парнем, но, к сожалению, единственным и очень поздним сыном рано овдовевшей женщины, видевшей в нём смысл жизни и воспринимавшей как свою собственность. А он посмел влюбиться в «недостойную деревенщину», да ещё и жениться на ней.
Изводила она невестку долго, Эдик, нужно отдать ему должное, защищал жену как мог, но и порвать с матерью, искусно манипулирующей им с помощью «слабого здоровья», не мог, а только это и помогло бы. А Любашка терпела, от нас всё скрывала, никто и не догадывался – муж-то и правда её любил, когда навещали родителей, это было видно, Галина Никифоровна на людях играла роль ангела небесного, обожавшего невестку. И ещё долго мы ничего бы не узнали, если бы не случай.
Позвонив сестрёнке, уже и не помню, по какому случаю – мы с ней частенько просто так болтали, – услышала, как она хрипит и гундосит. Простуда. Не страшная, но противная. А Любашка на шестом месяце, и из лекарств ей можно только чай с малиной. А у нас как раз Людмила с семьёй гостила. Узнав, что Любашка расхворалась, она сама предложила помощь. Её целительская магия, плюс моя портальная – дело-то трёх минут. Сестре я ничего не сказала, решила сюрприз устроить.
Сюрприз получился для нас. Неслышно выйдя из портала в коридоре, мы услышали из комнаты прелюбопытнейший разговор, точнее – монолог «ангела небесного» Никифоровны, которая, развалясь в кресле, читала Любашке нотацию, явно не первую, уж слишком привычно звучало из её уст: «Бестолковая деревенщина, замухрышка, руки из задницы, дома свинарник, не пара ты моему сыночку, когда только назад, в своё Гадюкино, вернёшься?» – это так, выдержки, там много чего говорилось.
А Любашка мыла пол. Кашляющая, с температурой, с огромным животом – она мыла пол! Руками! Потому что «свинарник»! Потому что «руки из задницы». Потому что «шваброй моют только лентяйки». Потому что «всё должно сиять к приходу мужа».
Ух, как я тогда обозлилась. Людмила, кстати, не меньше. Именно она вылила грязную воду из ведра на Никифоровну, причём так, что промокла только она, а кресло осталось сухим – квартира-то была Любашкина, мы с Ростиславом на свадьбу подарили, и портить её мебель Людмила не хотела.