Страница 19 из 116
Точно так же происходит настойчивое вытеснение слова избиратели и замена его на слово электорат. Когда депутат говорит "мои избиратели", скрытые смыслы слова указывают, что депутат - производное от того коллектива, который его избрал (иными словами, создал). Выражение "мой электорат" воспринимается как "мой персонал" (мое предприятие). Электорат общность пассивная и ведомая, она почти "создается" политиком.
Что же мы видим в ходе нынешней антисоветской революции? Уже вызрело и отложилось в общественной мысли явление, целый культурный проект наших демократов - насильно, через социальную инженерию задушить наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-"амебами", разрушающими ткань речи. Эта программа настолько мощно и тупо проводится в жизнь, что даже нет необходимости ее иллюстрировать - все мы свидетели.
Когда мы слышим слова "биржевой делец" или "наемный убийца", они поднимают в сознании целые пласты смыслов, мы опираемся на эти слова в нашем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если сказать "брокер" или "киллер", человек воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично.
Однажды я говорил об этой проблеме по радио, и после передачи мне позвонила одна радиослушательница и рассказала интересный случай. Ее, психоневролога, как-то привлекли как эксперта к следствию по делу об убийстве. Метод состоял в том, что подозреваемому показывали на экране и произносили беспорядочный набор слов, среди которых попадались слова, связанные с убийством. Эксперты измеряли скачок потенциала биотоков мозга (предполагалось, что если у человека эти слова вызывали аномально сильную эмоциональную реакцию, то, значит, он был связан с убийством). Подозреваемым был киргиз, хорошо говорящий на русском языке. Однако даже нормальной реакции на страшные слова он не обнаруживал. Чужие, хотя и хорошо известные слова не будили в его сознании цепную реакцию смыслов. Реакция резко изменилась, когда эти слова стали ему произносить на киргизском языке.
Методичная и тщательная замена слов родного языка такими чуждыми словами-амебами - никакое не "засорение" или признак бескультурья. Это необходимая часть манипуляции сознанием. Каждый может вспомнить, как у нас вводились в обиход такие слова-амебы. Не только претендующие на фундаментальность (как "общечеловеческие ценности"), но и множество помельче. Вот, в сентябре 1992 г. в России одно из первых мест по частоте употребления заняло слово "ваучер". История этого слова важна для понимания поведения реформаторов (ибо роль слова в мышлении признают, как выразился А. Ф. Лосев, даже "выжившие из ума интеллигенты-позитивисты"). Введя ваучер в язык реформы, Гайдар, по обыкновению, не объяснил ни смысл, ни происхождение слова. Я опросил, сколько смог, "интеллигентов-позитивистов". Все они понимали смысл туманно, считали вполне "научным", но точно перевести на русский язык не могли. "Это было в Германии, в период реформ Эрхарда", - говорил один. "Это облигации, которые выдавали в ходе приватизации при Тэтчер", - говорил другой. Некоторые искали слово в словарях, но не нашли. А ведь дело нешуточное - речь шла о документе, с помощью которого распылялось национальное состояние. Само обозначение его словом, которого нет в общедоступном словаре, фальшивым именем колоссальный подлог. И вот встретил я доку-экономиста, имевшего словарь американского биржевого жаргона. И там обнаружилось это жаргонное словечко, для которого нет места в нормальной литературе. А в России оно введено как ключевое понятие в язык правительства, парламента и прессы.
Кстати, несколько читателей написали мне, порекомендовав снять этот пример: они, мол, уже знают, что такое ваучер, и нашли это слово в словаре. По этому поводу возникла целая дискуссия в Интернете. Я решил этот пример оставить в книге, потому что он - часть истории, на которой мы учимся. Поясню мою мысль, приводя аргументы противников этого примера.
Итак, речь идет о 1992 г., а мне пишет оппонент, что в 2000 г. "его приятельница-предприниматель расхохоталась" - она это слово знает. Этот аргумент можно было бы принять, если бы он сказал: "моя приятельница-предприниматель расхохоталась, ибо прекрасно помнит, что в 1992 г. она, играя с подружками в дочки-матери, запросто оперировала понятием ваучер". Тогда, в 1992 г., этого слова почти никто в СССР не знал - вот что важно.
Более того, слова "ваучер" не знали не только те 100 млн. граждан, что должны были распоряжаться своими ваучерами, но и специалисты, близкие к Гайдару. Из этого следует, что запуск слова в общество не был следствием снобизма технократов, которые использовали привычное им слово, не заботясь о понимании рядовых граждан. Выбор был сделан в "лаборатории манипуляции", не являющейся частью сообщества экономистов.
Те объяснения слова, которые я привел в книге, мне дали экономисты в элитарной лаборатории - кузнице кадров для правительства Гайдара. Один из собеседников (тот, кто говорил, что "ваучер - это в реформе Эрхарда") стал через пару месяцев чиновником у Ельцина в ранге министра, другой (который объяснил, что "ваучер - это у Тэтчер") стал директором большого аналитического центра. Шеф лаборатории (не помню, присутствовал ли он лично при разговоре, во всяком случае он не сказал ничего) стал вице-премьером у Гайдара. Мы искали слово в общедоступных тогда словарях - и не нашли. Наконец, я наткнулся на того, кого обозначил именем "дока-экономист". Тогда он был старшим научным сотрудником Института проблем рынка АН СССР, сотрудником академика Н.Я.Петракова. Да, у него был словарь с этим словом, он назвал его "словарь биржевого жаргона". Таким образом, есть все основания считать, что рядовые люди не знали, что такое "ваучер".
Я продолжаю давать пример с "ваучером" потому, что с ним столкнулось все население России, и потому, что более чистого случая слова-амебы не нахожу. Для русских слово "ваучер" было неизвестное и бескорневое, так что люди не могли понять ни его прямого смысла, ни его глубинных смыслов. Значит, по своим характеристикам - это типичное слово-амеба, которые подбираются для манипуляции.