Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 15

– Нет, ну, конечно… – оторопело, почти оправдываясь, промямлил Клименко.

– Вот и чудненько! – снова на русском ответил повеселевший президент. – Начало демонстрации мы перенесем на понедельник, поскольку мавзолей еще не достроен. А завтра, как и было запланировано, в двенадцать выставим перед дворцом закрытый саркофаг с большим портретом вождя, а до этого провезем его по центру города. Пусть народ прощается, потом приходит сюда, возлагает цветы, скорбит: народ нельзя лишать не только радости, но и скорби, – с почти сталинской интонацией, как показалось Клименко, произнес новоиспеченный глава государства.

– Товарищ душ Сантуш, – цеплялся за остатки своего разума Павел Иванович, – но ведь сегодня уже пятница, как же мы за два дня успеем?

– Я вам дам свой самолет, вылет в субботу ранним утром. – Президент уже отвернулся в сторону от Клименко, давая распоряжение помощнику приготовить закрытый траурный саркофаг, венки, почетный караул и прочее и передать соответствующее уточнение на ленты информационных агентств.

Незапланированное кратковременное возвращение в Москву Олег помнил смутно, сквозь многократные и все время тщетные попытки уснуть. Во Внуково прилетели вечером. Предупрежденные из Луанды встречающие уже ждали их около трапа на двух «Волгах» и на авторефрижераторе, том же, что провожал их в Анголу еще несколько дней назад. Один из сопровождавших, прежде чем рассадить всех по машинам, напомнил о секретности операции и строго-настрого приказал никому никуда не звонить.

В лаборатории они провели несколько ночных часов, поскольку телу требовалось сделать несколько новых инъекций, ранним утром кое-как позавтракали в московской пельменной на улице Богдана Хмельницкого, рядом с площадью Дзержинского, и, когда все было сделано, тем же составом и в сопровождении все тех же не слишком разговорчивых товарищей из Комитета государственной безопасности отправились в аэропорт. В Луанде они были ближе к вечеру воскресенья. На вилле их ждал роскошный ужин с красным сухим вином из португальских регионов Douro и Dão. Красота! Олег впервые в течение одного дня завтракал в Москве, а ужинал в Африке, за семь с половиной тысяч километров от родного дома.

После того, как повторно приехавшая тем же вечером, уже без президента, правительственная комиссия осмотрела тело и не нашла больше никаких возможных изъянов, очки были на месте, и доступ к телу особым письменным приказом был открыт начиная со следующего утра в отстроенном за считанные сутки флигеле будущего мемориального комплекса. Покидая дворец, один из членов комиссии передал Павлу Ивановичу Клименко официальное приглашение для группы советских специалистов на закрытый прием в резиденции нового главы государства, подписанное самолично его превосходительством президентом Народной республики Ангола Жузé Эдуарду душ Сантушем и супругой.

К двенадцати часам следующего дня, когда новость о начавшейся церемонии прощания с телом, благодаря сообщениям по Национальному радио и в Jornal de Angola, печатном органе ЦК МПЛА – Партии Труда успела распространиться по столице и далее по всей стране, ангольцы уже шли к дворцу непрерывным потоком. Они выражали свою скорбь по ушедшему лидеру бурно и страстно, как здесь принято, рыдая и вскрикивая, размазывая слезы по лицу и царапая его руками, как бы показывая и себе, и окружающим, насколько невосполнима их утрата. На входе в спешно построенный мавзолей людей встречал огромный портрет Агостиньо Нето. Внутри него стоял стеклянный саркофаг с телом президента, окруженный почетным караулом, представителями Политбюро и правительства, которые время от времени сменяли друг друга. Рядом, на некотором расстоянии от саркофага, отрезанного от остальной части небольшого зала траурными лентами, сидели члены семьи покойного. Немного знакомый с ее творчеством и часто видевший ее в последние дни по телевизору, в группе родственников Олег узнал Эужению Нето, вдову президента, все еще молодую и красивую женщину, этническую португалку, журналистку и популярную поэтессу, на которой президент женился в конце пятидесятых годов, находясь в эмиграции. «Настоящая муза, – подумал про себя Олег. – Сколько в ней благородства. Но довольно эпитетов, просто красивая баба, так и скажи. Нет, женщина! Баба не может быть такой тонкой, изящной, даже интеллигентной». В этот момент Эужения посмотрела на Олега, будто услышала его комплименты. Приняла как должное – не время, молодой человек – и снова погрузилась в молчание.





Снаружи и внутри толпу прощавшихся с вождем регулировали и направляли добровольцы в красных футболках. Они аккуратно и вежливо предлагали желающим расписаться в книге соболезнований и в случае необходимости указывали направление на выход. В очереди, которая несколько затихала, почти цепенела внутри помещения, тем не менее, периодически кто-то всхлипывал и приглушенно плакал. Однако, пройдя мимо тела первого лидера нации и выйдя на улицу, люди переставали себя сдерживать, некоторые рыдали и обессиленные падали на землю, подхваченные все теми же волонтерами и медиками. Кого-то отпаивали водой, тут же на месте, кого-то отводили к дежурившим неподалеку машинам скорой помощи.

Вечером первого дня прощания с Агостиньо Нето в отеле «Панорама», стоящем на живописной океанической косе в черте города, президент Жузé Эдуарду душ Сантуш устроил закрытый, не освещавшийся в прессе, прием для первых приехавших на церемонию прощания гостей – глав государств. Среди них были президенты и премьеры соседних африканских государств, прежде всего, лидеры бывших португальских колоний, а ныне, так же, как и Ангола, независимых стран – Мозамбика, Гвинеи-Бисау и Островов Зеленого Мыса, Сан-Томе́, Федеративной Республики Бразилия и Португальской Республики, которую представлял экс-премьер, а тогда лидер крупнейшей в стране Социалистической партии Мариу Соареш.

Глава советской делегации биохимиков, приглашенный с коллегами на вечер, подошел к президенту, извинился за произошедший инцидент и поблагодарил за прекрасные условия, предоставленные его делегации. Президент в ответ пожелал Клименко дальнейших успехов в его важнейшей для ангольского народа работе, попросив в случае любой необходимости обращаться к нему напрямую, добавив с улыбкой, что «пусть лучше таких необходимостей больше не возникает».

На приеме душ Сантуш впервые представил иностранным гостям свою новую супругу, ослепительно красивую мулатку лет двадцати пяти, бывшую стюардессу, с которой он сочетался браком за какие-то две недели до вступления в должность, судя по всему, по настоянию его окружения, оставив русскую жену Татьяну и родившуюся у них дочь. С Татьяной Кукановой душ Сантуш познакомился в студенческие годы еще в шестидесятые, когда уехал по направлению МПЛА на учебу в Баку. Об этом, гораздо позже, в одну из их встреч, Олегу рассказал Тито Шангонго, который на приеме почти все время стоял по правую руку от президента. Бывшей супруги на приеме, по понятным причинам, не было, а их дочь лет шести Изабел, озорная мулаточка со значком советского октябренка на воротнике легкого ситцевого платьица, постоянно крутилась вокруг папы, играя в догонялки в детьми других ангольских руководителей. Она громко смеялась, то и дело дергала отца за пиджак, закрываясь родителем, словно манекеном от догонявших ее детей, а новоизбранный президент время от времени пытался ее утихомирить, делая замечания то на русском, то на португальском.

Камарада Тито, как только выдался момент, отвел переводчика в сторону и пожелал ему успехов в дальнейшей учебе и в защите диплома, еще раз настоятельно напомнив, что ждет его в Анголе по окончании вуза: «Здесь у нас дел – выше крыши!» – Тито и тогда оставался верен своей страсти к ярким языковым оборотам.

Три дня спустя, дав гражданам страны проститься с почившим президентом, власти Анголы объявили о временном закрытии мавзолея на завершение строительных работ и проектировку мемориального комплекса вокруг него. Передышка была нужна для повторной отправки тела в Москву, хотя населению страны об этом ничего не сообщалось. Для народа он по-прежнему находился внутри, и заезжие из провинции сограждане и командировочные все равно приходили к закрытому мавзолею и клали цветы под оставшимся перед входом портретом вождя.