Страница 70 из 81
- В музеях тоже убирают, - съязвил он.
Алиса хмыкнула и, не оглядываясь, направилась к балкону.
- Быть хозяином музея – это престижно, да? – спросила она, открывая дверь.
- Разумеется, вся моя жизнь определяется масштабами понтов.
Он медленно пошел за ней, на ходу прикрывая ванную комнату и стараясь не смотреть ни на стены, на которых все еще тускло маячил нарисованный город, ни на кресло, где по-прежнему брошен был Алькин плед, ни на шкаф, из приоткрытой дверцы которого торчал ее же старый свитер, в котором она часто выскакивала встречать его, если не была на работе.
Теперь уже воздух казался не густым. Он изменился. Он стал затхлым, хотя затхлости в комнате не было. Так пахнут ветхости, то, в чем нет жизни. Да она и прекратилась здесь давно. «В мире вообще мало что внушает доверие, кроме полотенцесушителя в старой квартире», - пришло ему в голову, и в ответ на эту мысль расплылся в дурацкой улыбке. Он придержал балконную дверь, нависнув над Алисой, и быстро коснулся губами ее щеки.
- Универ я, кстати, так и не закончил.
Она бросила на него быстрый удивленный взгляд и тут же отвернулась.
СМИ легко играют словами, которые каждый волен понимать как понимается.
Несколько лет назад на популярном портале ей попалась публикация с юбилейной вечеринки МакГрупп-холдинга, половина которой была посвящена Макарову-младшему с его биографией и обширным фотоотчетом с праздника.
Он с отцом. Он с матерью. Он с людьми, которых Алиса не знала. Он с девушкой – высокой, длинноногой, с пышной шевелюрой светлых волос и счастливыми глазами человека, выигравшего приз. Снова он с ней. И снова. И снова.
«Все чаще говорят о скорой свадьбе Илья Макарова…»
Почему нет?
«Продолжает дело отца…»
Как же по-другому.
«С 2005 по 2007 годы жил в Германии…»
Вот так и сразу!
«Учился в Санкт-Петербургском университете…»
Учился… и не закончил…
- Надо было учиться, а не в игры играть, - пожала Алиса плечами, отбросив в сторону сумку и скидывая босоножки с явным намерением перебраться через перила балкона.
- Куда тебя несет? – рявкнул он.
- На крышу, - голосом, каким приходится объяснять элементарные вещи, сказала Алиса.
Шустро оказалась за балконом и направилась к лестнице. Ему ничего не оставалось, как последовать туда за ней. И наблюдать, как ее маленькие белые ступни с голубыми прожилками быстро поднимаются по перекладинам наверх. Лестница после дождя была немного скользкой. Скользкой была и крыша.
- Отсюда кукарекать будешь? – спросил Илья, поравнявшись с ней.
- Могу и отсюда. Тебе как больше надо?
Ему никак не было надо. Все, что он хотел, это встряхнуть, прижать к себе, заставить вернуться к жизни. Там, во Вроцлаве, она будто спала. Бог его знает, сколько спала. А теперь проснулась и в реальном мире ненавидит его. Но это настоящее живое чувство – его принять проще, чем равнодушие.
- Давай отсюда, - кивнул он, пройдясь немного по крыше и оглядываясь по сторонам. На четыре этажа выше к небу.
Алиса проводила его взглядом, тоже посмотрела вокруг, узнавая и не узнавая пейзаж. Улыбнулась ему в спину, подошла к краю и громко, насколько могла, крикнула:
- Ку-ка-ре-кууу!
- Царствуй, лежа на боку! – захохотал Макаров. – Еще!
- Да щас!
- Жалко, что ли?
- Нет, но условия есть условия, - она резко обернулась, чтобы вернуться обратно, и неожиданно поскользнулась. Взмахнула руками, удерживая равновесие, и рассмеялась. Движение это ее, как птичий взмах крыльев, и смех, похожий на крик, заставили его дернуться и кинуться к ней. Ухватить за талию и крепко прижать к себе. Две секунды – а в глазах такая темная бездна, что заглядывать страшно.
- Алиса! – сдавленно выдохнул он.
- Чего ты? – все еще посмеиваясь, спросила она.
Он будто ощупывал ее взглядом. Напряженно, дерзко, испуганно. Лицо заливала бледность, из-за которой темно-серые глаза казались почти черными.
- Ты еще поскачи здесь! Скользко! – крикнул Илья ей в лицо.
- Да ладно, - она высвободилась из его рук и пошла к лестнице. – Заводи детей и воспитывай их. Меня не нужно.
- Однажды я тебя уже терял, - услышала она за спиной.
Алиса остановилась и обернулась. Взгляд ее был злым.
- Ты не знаешь, что такое терять, - жестко сказала она. – Ты меня никогда не терял. Ты от меня избавился. Так избавь теперь меня от своего затянувшегося чувства вины.
- Я приехал к тебе! – закричал он. – Я пытался тебя вернуть!
Она не слышала его или делала вид, что не слышит, спускаясь по лестнице. Ответом ему стал лишь негромкий скрип балконной двери. Крыша опустела. Только дождь снова стал бить по ней, делая еще более скользкой – один неверный шаг и все. И по его лицу они били тоже – теплые, душные. Илья снял очки, быстро покрывшиеся каплями. Вытер рукой лоб и откинул назад волосы. Сунул руку в карман, вынул платок, протер линзы. И только после этого спустился вниз, в квартиру. Лицо его не выражало больше ничего. Никаких чувств. Все чувства в нем теперь были надежно скрыты.
- Давай здесь, - негромко и холодно сказал он Алисе, снова оказавшись в гостиной.
Она застегивала пряжку на обуви, сидя в кресле. Подняв голову, спросила:
- Ты о чем?
Илья помолчал. Приблизился снова к ней, опустился у ее ног и взял в руки ее лодыжку в босоножке. Быстро снял его и прикоснулся губами к пальцам. Скользнул чуть выше по ступне – к щиколотке. Продолжая ртом выводить на ней узор. Нога была влажной, пахнула дождем и металлом. А он поднимался еще выше, по голени к коленке, лаская ладонью икру. До тех пор, пока снова не поднял к ней свой серый взгляд и прошептал:
- Об этом.
- Ааа, - понимающе протянула она. – Ну давай. Только найдем опору понадежнее, чем кресло-качалка. Если ты покалечишься, мне этого не простят.
И снова он не ответил. Его губы продолжили свое путешествие по ее ноге, пока не достигли внутренней части бедра. Притянул ее ближе к лицу, чтобы было удобнее. Втянул носом ее аромат. Сдвинул край кружева и прижался губами, пропуская язык меж складочек половых губ. Такого он раньше с ней не делал. Такого он ни с кем никогда не делал.
Алиса сильно вцепилась пальцами в кресло – костяшки побелели. Побелело и лицо, словно вся кровь отхлынула к животу, который свело болезненным спазмом. Одно его прикосновение лишило ее возможности дышать и думать. И единственное ее желание сосредоточилось на кончике его языка. Тот проталкивался все глубже. Скользил снизу вверх, достигая клитора, и возвращался обратно. Илья схватил ее ладонь свободной рукой и прижал к своим волосам, будто бы желал, чтобы она направляла его. Теребил, втягивал в себя ее нежную кожу, впитывал ее соки и снова принимался скользить снизу вверх и обратно, пока пальцы уже были внутри нее, будто бы в продолжение движениям рта. И снова, как в тот день, когда отымел ее на диване собственного кабинета, слышал собственный голос, стоном вырывавшийся из грудной клетки.
В ответ его стонам раздавались глухие и протяжные женские вскрики. Она отдавалась ему, не сопротивляясь, сосредоточившись на синхронном подрагивании бедер и ожидая продолжения. Что такое огоньки, пляшущие перед глазами, он знал хорошо. И свист этот в ушах был ему знаком. Только сейчас это впервые означало экстаз, близкий к потере сознания. Хотя значения это не имело. Ничего на свете значения не имело, кроме судорог ее наслаждения. Как он хотел ее оргазма! Как он желал, чтобы она потеряла контроль над собственным телом, как он накануне! Он узнавал ее вкус, ее кожу наощупь, родинку на бедре, которую, оказывается, успел забыть давно. И, кажется, заново познавал эту женщину, как не знал ее раньше. Пусть только на время игры, пусть не по-настоящему. Пусть. Когда от него ничего не останется, этих минут она уже не отнимет. Он еще крепче присосался к клитору, теребил его быстрее, жестче, а рука пробежала по животу вверх, к груди и крепко сжала ее сквозь ткань платья.
Алиса застонала, оттолкнула его от себя и сползла на пол. Судорожно расстегивала его пояс, пуговицы, отстранялась от его преследующих губ, которые сейчас отвлекали. Она освобождала его возбужденный член, обжигающий ладони. И когда мир вокруг завертелся, пробежалась по нему кончиками пальцев и откинулась на паркет.