Страница 66 из 81
День, когда Илья поставил новое условие в их игре? День, когда Ник влюбился в игрушку? Или день, когда Макаров эту самую игрушку отнял обратно, нарушив все правила и условия? Были еще варианты.
После той теперь почти забытой аварии она пришла сама. К нему – сама. К первому и единственному. Больше ни к кому. Давало ли это право? Или и было точкой невозврата к себе самому?
Дита пила вино, примостившись возле него на диване. И заглядывала преданными глазами в его глаза, будто бы искала в них дом. И не находила.
Он сам искал дом и не находил.
Это мог быть обычный хороший вечер возле жены, которую он любил. А получился вечер точки невозврата. Еще одна веха пройдена. Логинов усмехался про себя и молчал, когда Дита что-то спрашивала. Секс был пресный, отработка программы. А в голове колотилось единственное: как жить дальше?
Домой он приехал уже за полночь. Открыл дверь своим ключом. И замер, обнаружив, что в их комнате все еще горит свет. Знал, что надо идти туда. Но боялся. Боялся делать эти последние шаги. И вместо этого, разувшись и резко развернувшись в другую сторону, отправился на кухню. Набрал воды из крана. Жадно выпил. И только потом пошел к Алисе.
Она взглянула на него, продолжая аккуратно складывать чемодан. Тот самый, с которым только сегодня приехала. Наполняла его заново, рядом примостился портфель с ноутбуком. Некоторое время Никита наблюдал за ее действиями молча, с порога. Потом прошел в комнату. Сел на кровать и сбросил в сторону джинсы, сложенные на Алисиной половине. Она тут же уложила их в чемодан. Откинув голову на подушку, он вперился взглядом в потолок и как мог спокойно произнес:
- И не скажешь ничего?
- Что ты хочешь услышать? – не прекращая неторопливо двигаться между шкафом, комодом и чемоданом, спросила Алиса.
- А я не знаю, что я хочу услышать, - ответил он. – Что-то нормальное, обыкновенное. Вроде «Спокойной ночи, любимый».
- Спокойной ночи, дорогой!
- Нет. Повтори: спокойной ночи, любимый!
- Нет, Никита.
- Да почему, твою мать! – взорвался он. – Это так трудно? Я что, чумной?
- Не трудно, - пожала Алиса плечами. – Но я не хочу врать.
- Внезапно. Значит, решила? Уходишь?
- А тебе самому не надоел этот фарс?
- Прикинь, нет! Потому что с моей стороны фарса никакого! Я тебя люблю! С самого начала любил!
- Но я тебя не люблю. И ты это знаешь, - спокойно сказала Алиса.
- Понимаю! – его голос прозвучал тонко и противно. Протяжно так, почти жалобно. – Значит, спустя столько лет Макаров все-таки победил, да?
- Нет. К нему это не имеет никакого отношения.
- Разве? – он подхватился с кровати и приблизился к ней. – Ты жила со мной все это время. Я обеспечивал тебе возможность делать все, что ты хотела. Тебя все устраивало. Но стоило появиться ему, и наша жизнь пошла прахом! Не имеет отношения, говоришь? Врешь, дорогая!
- Наша жизнь пошла прахом намного раньше, - усмехнулась Алиса. – И мы оба постарались.
- Да, я старался! Ты можешь себе представить, что это такое – бояться хоть в чем-то быть хуже него, а? Каждый день видеть тебя и знать, что ты нас сравниваешь?
- Я никогда вас не сравнивала, - голос ее прозвучал устало.
- А что ты делала столько лет?! – выкрикнул он. – Уж лучше бы изменяла по-настоящему, чем так!
- Как ты?
Его темные брови взметнулись вверх, но лишь на мгновение. Зато по лицу начала расползаться злая улыбка, холодная и отстраненная. Она будто бы видела уже когда-то такое выражение. Но не у него.
- Да хотя бы, как я. Хочешь знать, сколько у меня было баб за это время, а?
- Нет.
- А я хочу, чтобы ты знала! Пока у тебя был один мифический Макаров, я сменил двух любовниц. Первую подцепил в клубе. По пьяни. А вместе два года были, прикинь. Разошлись, потому что ей захотелось за меня замуж. А сейчас я благополучно трахаю собственную секретаршу. Но тебе стоит одно слово сказать, и вся эта хрень прекратится! Тебе всегда стоило только одно слово сказать. Чего тебе это стоит?
- Между прочим, твоя секретарша тоже хочет за тебя замуж, - сообщила Алиса и дернула молнию на чемодане. На ее руку тут же легла его ладонь, не давая сделать и движения, а он зашептал ей на ухо:
- Да неужели ты не видишь, что мне больно, а?
- Вижу. И чтобы тебе стало легче – завтра уеду.
- Я никуда тебя не пущу!
- Прикуешь к батарее? – хохотнула Алиса.
- Если это поможет.
Улыбка с ее губ стерлась. Несколько мгновений она изучала его лицо. И только потом ошалело спросила:
- Ты с ума сошел? Как ты себе это представляешь?
- Ну, можно и не идти на такие кардинальные меры. Просто останься здесь со мной и все.
- Я больше не могу оставаться с тобой. Это нечестно по отношению к нам обоим.
Логинов неожиданно схватил ее за локоть и привлек к себе. Его глаза, источавшие жар, смотрели на нее жадно, будто бы насытиться не могли. А потом задвигались губы, и то, что он говорил, медленно расплывалось по комнате, залепляя каждую щель и каждый угол.
- Говори за себя, не за меня. Я для тебя делал все. Если бы ты сказала мне расшибиться о стену, я бы и это сделал. Лишь бы ты была счастлива. Но ты никогда ведь не была счастлива со мной, да? У тебя есть Сонька. Меня нет. Я приложение к твоей успешной жизни. Только вспомни, а? Вспомни! Это ты ко мне пришла тогда! И вот это было действительно нечестно. Какое право ты имела прийти, зная с самого начала, что я люблю тебя, но не желая ничего давать взамен?
Алиса ответила почти сразу, почти равнодушно, почти холодно – не отводя от него взгляда и не отодвигаясь:
- Я всегда буду помнить о том, что ты сделал для меня и для Сони. И я платила по всем счетам, я отдала тебе все, что могла. А большего – не могу. Никогда не смогу. Ты это знаешь. Это мазохизм, Никита. Зачем я тебе?
- Да потому что ты уйдешь к нему! – заорал Никита. – Он опять выиграет! Он всегда выигрывает! Нихера не делает, но всегда выигрывает! Меня наизнанку выпотрошило, а ты ему себя? Да мне проще шею тебе переломить!
- Вы достали меня со своими играми! – закричала она в ответ. – Выиграет, не выиграет! Я хочу выиграть, наконец. Я! Имею право!
- За мой счет? Меня в жернова?
- Выживешь! – зло сказала Алиса. – Это не больно. Потом даже привыкаешь!
- А ты вечная жертва! Вокруг все должны, да?
- Я освобождаю тебя от долгов. Что тебя опять не устраивает?
- Я тебя люблю!
- А я никого не люблю. И мне это нравится!
- Алиса!
- Что?!
Логинов вздрогнул и выпустил ее из рук. Гнев, из которого сейчас был сплетен каждый его нерв, образовывал дикое полотно, обвивающее тело. Ногой отбросил Алисин чемодан, выдохнул:
- Сука! Сдохнешь тут, поняла!
И бросился к выходу. Вслед ему раздавался ее веселый смех. Этот смех звенел в ушах, доводя до исступления. Логинов долбанул по двери, хлопнул ею и повернул ключ в замке. У хозяина дома был бзик. Понаставил замков во всех комнатах. Придурок.
- Тут будешь! – снова заорал Никита и приник к двери, чувствуя абсолютное бессилие. Едва ноги не подкосились. Только дрожь и слабость, как после физической нагрузки. А она там, за дверью, все еще смеялась. В то время, как он был способен лишь колотить по стенам и орать от боли. Будто бы с него сняли кожу, а теперь отделяли мясо от костей.
Он резко развернулся и напоролся взглядом на Соньку. Глаза огромные. Смотрит испуганно, дико. Раз в жизни видел такие глаза. Когда Макаров говорил об Алисиной смерти. Больше не довелось.
Девочка стоит. Молчит. Глядит на него в упор. Подбородок подрагивает. Но не спрашивает, не бросается к нему, не просит.
Все, о чем он может думать в эту минуту, это о том, что она – не его. Но не это страшно Страшнее осознание, что никогда и ничего не было его. Отец и мать, которых он любит больше собственных, – отец и мать Макарова. И он желает себе этих отца и мать. Друзья, с которыми он провел юность, – друзья Макарова. И он хочет себе этих друзей. Женщина… женщина, которую он держит в своем доме, – женщина Макарова. И он не знает, как ему жить без этой женщины.