Страница 20 из 81
Вот на кухне дела обстояли получше. Нет, керамическая плитка а-ля ромашка в центре и замызганные обои с люстрой брежневских времен оставались неизменными. А мебель и техника здесь были новыми. Мама старалась. В остальном она к нему не приставала, но кухней обеспечила в ультимативном порядке.
Он усадил Алису в кресло, а сам принялся сновать между холодильником и плитой. И через пятнадцать минут на столе стали возникать по очереди то тарелка с бутербродами, подогретыми в микроволновке, то большая яичница с беконом и сыром в сковороде, то печенье и две чашки - с кофе и чаем.
- Вообще, я готовить люблю, - зачем-то сказал он, расставляя приборы. - Иногда заносит. Но коронное блюдо все равно яичница.
- А я салаты хорошо режу, - сообщила Алиса. - Еще тарелка есть?
- Сейчас.
Завтракали весело. Шумно. Делили яичницу, раскладывали совместными усилиями по тарелкам. Боролись за права женщин, когда она пыталась отдать ему больший кусок - Илья лично боролся. Целовались, вручали друг другу салфетки. Хохотали с подгоревшего бекона. Потом он велел ей обуться. Завернул в свою куртку и потащил на балкон - пить чай. Только-только начинало светать. И дома окрашивались сизым цветом, как все вокруг. Холода и не чувствовали.
- А хочешь на небо? - вдруг спросил он, крепко обнимая ее за плечи.
- Хочу - недолго думая, отозвалась Алиса.
Чашка у нее была отобрана. Впрочем, она почти опустела.
- Потом еще заварим, а то греться захочешь, - болтал он, пока заносил посуду в комнату. Вернулся, перемахнул через перила балкона, став на лестницу и проговорил: - Давай руку.
- Сильно скользко? - спросила Алиса, протягивая ему ладонь.
- Есть немного, я буду держать.
И он держал ее. Когда поднимались и там, наверху -держал в своих руках, будто боялся и на минуту выпустить. Рассеянный свет из-за облаков только начал касаться крыш. И город казался нереальным в эту минуту. Но именно этой реальности он хотел - возле Альки на его крыше. И чтобы она смотрела на него так, как теперь.
- Как тебе жилище Карлсона? - усмехнулся Илья, целуя ее теплый нос.
- По-моему, он неплохо устроился, - весело фыркнула Алиса. - Здесь очень красиво.
- Когда я увидел эту крышу, квартира уже значения не имела.
Она опустила голову ему на плечо и глядела вокруг, понимая, отчего Илье здесь так нравится. Ей и самой нравилось. Быть здесь, смотреть на город, уже оживший звуками и движением, чувствовать тепло его рук, дававших покой среди суеты. Быть далеко от людей. Быть близко к небу. Быть.
Он прижал ее к себе чуть крепче, так, что она почувствовала, как напряглись его руки. И вдруг безошибочно, бог весть каким чутьем, чем-то, что было внутри нее, поняла, что происходит что-то самое важное в их жизни. Затаив дыхание, она вглядывалась вперед, в неведомую ей точку. И едва замечала, как большими хлопьями вдруг посыпался снег, чуть кружа в сизом воздухе. А потом услышала:
- Я люблю тебя, Алька.
Она резко подняла к нему лицо, чтобы видеть его глаза. Ее светились счастьем, словно сбылась самая заветная мечта. Губы приоткрылись и предательски подрагивали. А в горле пересохло, так что она не могла произнести ни слова. Много позже, когда совсем рассвело, и они спустились назад в квартиру, выпили еще чаю и разложили все-таки диван, потому что обоим очень хотелось спать после бессонной ночи, Илья, забравшись под одеяло вместе с Алисой, долго- долго смотрел на нее, не понимая, как можно столько смотреть. Его руки выводили узоры на ее теле под свободной футболкой, которую он ей вручил вместо ночной рубашки. Касались груди, ребер, живота, обрисовывали каждый изгиб, будто пальцы пытались запомнить ее такой, как сейчас. И эта неизбывная нежность между ними согревала обоих.
Когда она уже почти спала, он, не выпуская ее из своих рук и уткнувшись носом ей в волосы, негромко проговорил: -Оставайся у меня.
- Я и так у тебя, - сонно ответила Алиса, нашла ладонь Ильи и сплела свои пальцы с его.
- Не... совсем оставайся... я с твоей мамой поговорю, хорошо?
***
Мама звонила каждый день. Интересовалась, как дела, учеба, рассказывала о себе, делилась новостями. Однажды с обидой в голосе сообщила, что у Виталика появилась девушка.
- Здорово, мам, - радостно сказала Алиса.
- Да дальше некуда! - грустно и сердито ответила Любовь Михайловна. - Бабе Зое она не нравится, между прочим.
План по сведению детей был задуман именно мамой и бабой Зоей, когда Алиса только пошла в детский сад, а Виталик - в первый класс. Обе крайне тяжело переживали крушение собственных надежд.
- А кто когда бабе Зое нравился, - хихикнула дочка.
- Ты, Алиска, бессовестная! И так все знаешь!
- Ну чего ты опять... - Алиса вздохнула в ожидании обязательной части их разговора.
Обязательная часть их разговора заключалась в причитаниях матери относительно того, какой образ жизни теперь вела ее дочь. Там всегда было что-то об ответственности, понятия о которой ни Илья, ни Алиса не имели. И о том, что все это никак не должно повлиять на ее поступление в институт. Подкреплялось неизменным вопросом:
- Вы хоть предохраняетесь?
- Мамааа... - выдыхала в трубку Алиса.
- Ну вот что мама? Мама что? Должна бегать вам презервативы покупать? Надеюсь, ты хоть таблетки никакие не глотаешь?
Приблизительно в этом месте беседы Алиса всегда вспоминала о каком-то срочном деле или замечала сбежавшее молоко, бросала быстрое: «Целую. Передавай привет бабе Зое». И отключалась.
Справедливости ради, дел у нее было немного, срочных - еще меньше. Но при этом день Алисы был распланирован, порой, поминутно. Работа, подготовительные курсы, уроки польского два раза в неделю. И вялотекущая генеральная уборка квартиры. Совместными усилиями разобрали шкаф в прихожей, в котором нашлась пара полезных вещей - кованная вешалка с вычурными крючками в виде ветвей, которая была немедленно пристроена в районе сердито торчащего гвоздя, и старый вязанный плед, так и просившийся в кресло у балкона. А шкаф заполнился обувью, отчего освобожденная прихожая оказалась значительно просторнее.
Эта ежедневная суета доставляла Алисе удовольствие и давала чувство свободы. Ей казалось, рядом с Ильей нет ничего невозможного. С еще большим нетерпением, чем раньше, она ждала конца рабочего дня. Приедет Илья, заберет ее домой. У них будет целый вечер. И целая ночь.
Единственное огорчение, не считая маминых обид, заключалось в ночных сменах Алисы. Она уговаривала Илью не торчать на заправке, иногда ей это удавалось. И она скучала, накручивала себя предположениями, чем он может быть занят. Утром, когда он приезжал за ней, внимательно присматривалась.
- Опять всю ночь в стрелялках бродил? - спрашивала она, напуская строгий вид.
- Обижаааете, - протягивал он. - Курсач!
Иногда это бывало правдой, и Алиса об этом знала.
-Ас Францевичем что? - интересовалась традиционно, подставляя ему губы.
- Глухо, - улыбался он и целовал ее.
- Если тебя выгонят - уеду к маме, - смеялась Алиса и тащила его на улицу.
- Не пущу. -Так не честно!
- И что? Ты со мной - мы счастливы. Какая разница, честно или нет? -Для меня есть разница.
- Все будет хорошо, - успокаивал он ее. - И с Францевичем, и с нами. Алиса кивала и, едва добравшись домой, честно заявляла:
- Я скучала.
- Сама виновата, - смеялся Илья. И, кажется, больше уже ничего не давал сказать ей.
Потому что все, что было потом, происходило на разобранном диване. В его руках, обнимавших ее и касавшихся мягкого податливого тела. В их поцелуях, от которых болели губы, но которыми невозможно было пресытиться. Он хотел ее постоянно. И в этом была ее маленькая странная власть над ним. Но не только в этом. Она знала, что он любит, и понимала каждый его жест так, будто бы он принадлежал ей. Будто могла читать его мысли, но лишь потому, что сама думала так же, о том же... Каждый взгляд, каждое касание Ильи разжигало в ней желание, которого раньше она никогда не знала. Открывать для себя неведомый мир, раз за разом наполняющийся новой частичкой безумия, было бесконечно интересно. Алиса нежилась в его ласках, и прислушивалась к тому, чего хочет он сам, для себя. Это было не менее важным. Вместе проживать вспышки удовольствия, разноцветно рассыпающиеся в предрассветной темноте, становиться частью его и с удивлением понимать, что краткая разлука на целую ночь оставляет их рядом в постели на весь день, не давая оторваться друг от друга, - все это вместе составляло доминантный вектор Алисиного существования.