Страница 31 из 33
- Сейчас посмотрим, - улыбнулась Луиза, порываясь отойти от дочери, но та вцепилась в нее мертвой хваткой:
- Там папппенька... Паппенька!
Луиза почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, но нашла в себе силы сделать четыре шага и глянуть в зарешеченное дверное окошечко. Капитан Арнольд Арамона собственной персоной стоял на крыльце родимого дома. Луиза видела круглое, обрюзгшее лицо, выпученные глаза, надвинутую на глаза шляпу. Супруг тоже узрел дражайшую половину и прорычал:
- А ну, отворяй! Распустилась тут!
Этот скот проболтался невесть сколько времени под юбкой у какой-то дряни, потерял место, выставил семью на посмешище, а теперь чего-то хочет! На смену ужасу пришли ярость, обида и сожаление об отданных священнику золотых. Луиза уперла руки в боки и выпалила:
- Убирайся откуда пришел. Для нас ты - покойник, нечего тебе в доме делать! Ноги твоей здесь не будет. Пшел на кладбище, хряк поганый!
- Луиза, - Арамона сменил гнев на заискивание. Такое с ним бывало и раньше. - Ну что ж ты так... Я больше не буду... Ну, давай жить, как люди... Пусти, а?
Покорность провинившегося лишь подлила масла в огонь. Луиза очень долго молчала, зато теперь... Разъяренная женщина к полному восторгу Жюля выплеснула на голову блудного мужа все, что о нем думала последние девятнадцать лет. Арамона в ответ лишь переминался с ноги на ногу и бубнил, чтобы его простили и пустили.
- Не буду... Брошу пить... Ты у меня одна... Я понял... Там у меня ничего не вышло... У нас дети... Дорогая...
Отопри...
Гнев Луизы понемногу иссякал. В конце концов, этот урод и впрямь был ее мужем и отцом ее детей. Если он вернется, соседи, конечно, позубоскалят, но на них перестанут глядеть как на прокаженных, можно будет остаться в Кошоне, а Цилла и впрямь любит старого поганца. И вообще, повинную голову меч не сечет.
- Все! - талдычил свое раскаявшийся грешник. - Точно говорю... Все! Это в последний раз... Хочу домой...
Отопри, Лу! Куда я пойду?
- И впрямь, кому ты нужен, - согласилась Луиза, поворачивая ключ и распахивая дверь. Почти прощенный супруг переминался с ноги на ногу, но в дом не шел.
- Все, - изрек он наконец. - Точно... Там отрезано.
Пусти, а?
- Да кто ж тебя не пускает? - рявкнула жена.
Встал на пороге, ровно обормот какой...
- Пусти, - тянул свое Арнольд. - Домой хочу... Ну... Того... Сняла бы ты это... Устал я... Холодно...
- Так чего ты без плаща шляешься, если холодно? - спросила Луиза. Почему он не заходит? Святая Октавия, какой он бледный! Да он совсем замерз...
- Мама, - шепот Селины был страшней любого крика, - мама, у папеньки нет тени!
Создатель, она права! Ноги Луизы приросли к полу, но Герард оказался проворней. Отпихнув мать с дороги, он бросился затворять дверь, но не успел. Арамона вцепился в створку, раздался треск и грохот, толстые доски переломились, как солома. Капитан рванулся вперед, как бык, но что-то его остановило - и без того выпуклые глаза вовсе вылезли из орбит, мышцы на шее вздулись, но обычно красное лицо осталось творожисто-бледным. По роже Арнольда можно было подумать, что он удерживает гору, хотя перед ним и обомлевшими домочадцами не оказать даже пустого мешка.
- Святая Октавия, - шептала Луиза, прижимая к себе Жюля. Герард снова схватился за свой топорик, Селина молча глядела исподлобья. Арамона продвинулся на шаг и вновь замер.
- Именем Четверых, - вопль ворвавшейся кормилицы разогнал жуткую звенящую тишину, - убирайся, откуда пришел. Четыре молнии тебе в рыло, четыре ветра в зад, башкой тебя о четыре скалы, и четырьмя волнами сверху! А ну, сударыня, брысь!
Луиза торопливо отступила, давая дорогу Денизе. Та выскочила из прихожей и тотчас вернулась, таща четыре свечи. Арамона прорычал что-то непонятное, злое, древнее, как сама смерть. Кормилица, не глядя на рвущееся в дом чудовище, все еще похожее на исчезнувшего Арнольда, сунула по свече Луизе, Селине и Герарду и высекла огонь.
- А ну, давайте, - женщина подняла свечу и забормотала: - Пусть Четыре Волны смоют Зло, сколько б его ни было. Уходи!
- Пусть Четыре Ветра развеют тучи, сколько б их ни было, - прошептала Селина, поднимая свой огонек. - Уходи!
- Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было, - твердо произнесла Луиза. - Уходи! - Оказывается, она помнит эти слова, всегда помнила.
- Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, выкрикнул Герард. Свеча в руке мальчика казалась кинжалом.
- Я... - Арамона торопливо отступал в ночь, - я... Я не хотел. Холодно... Меня заставили... У меня ничего не вышло...
3
Потолок наклонился влево, потом вправо, потом закружился, из углов пополз туман, Луиза отчетливо почувствовала во рту привкус железа, и все куда-то пропало, а потом появился запах. Отвратительный, навязчивый. Так пахнут горелые перья. Пожар? Или кто-то палит курицу? Какая мерзость! Женщина открыла глаза, над ней нависала Дениза:
- Очнулись, сударыня?
- Где... Где он?
- Убрался... Хорошо, я над входом рябины натыкала, да и вы его не пустили...
- Я открыла...
- Открыть-то вы открыли, но по имени не позвали, а им без зова никак не войти.
- Им?
- Им! - назидательно сказала Дениза. - Выходцам, стало быть... Одно скажу - помер он, это точно. И погано помер, потому и шляется!
- Он вернется?
- Куда ему деваться, - сплюнула кормилица, - будет таскаться, пока своего не добьется или пока срок ему не выйдет. Он четыре раза по четыре заявится, да и отстанет, ежели ему ничего не обломится.
- А уехать? В Олларию?
- Выходцу что Оллария, что Кошоне - все едино! Он за вами приходил. Выходцы, они всегда так - норовят всех сродственников кровных да полюбовников за собой утянуть. А Леворукий-то и рад! Да вы вставайте, сударыня, чего на полу сидеть-то... Сегодня он не придет...
- Надо вызвать плотника, - сказала Луиза, с помощью Герарда поднимаясь на ноги, - надо обязательно вызвать плотника и починить дверь.
- Мама, - прошептала Селина, - если он придет еще раз, я умру.
- Ты помрешь, если его впустишь и позволишь себя поцеловать, - рявкнула Дениза. - Надо будет за осокой сходить, осока - она от выходцев хорошо помогает... Раньше я не знала, от чего беречься, теперь мы его, голубчика, ущучим. Только вот чего! Как он припрется, всем надо в одной комнате собраться, запалить четыре свечи и не слушать, что бы он ни вопил. Покричит, повоет да и Уйдет. Нет у него такой власти - без спросу в дом входить!