Страница 8 из 117
Наконец рука мне подчинилась, но она была на удивление твердой. А когда я в конце концов согнул ее, меня пронзила такая боль, что я вскрикнул. Странный скрипучий звук. Глаза мои открылись, и сперва я не видел ничего, кроме молочного тумана. Я повернул шею. И снова эта ужасная боль. Зато видения постепенно начали тускнеть. Я согнул ногу и застонал. Внезапно меня точно наполнило огнем, который растопил лед, сковавший мою кровь. Я дрожал всем телом, однако боль отступила. И тогда я понял, что лежу на спине и смотрю в голубое небо. По всей вероятности, я находился на дне какой-то ямы, потому что со всех сторон видел отвесные стены.
Спустя очень долгое время я был уже в состоянии сесть и осмотреться. Я действительно находился в своего рода яме — к тому же созданной руками человека, ибо проход состоял из обтесанного камня. Статуи были те самые, что я видел во время бегства. В дневном свете они казались совсем не такими уж страшными, хотя по-прежнему производили отвратительное впечатление.
Я улыбнулся своему страху. Совершенно очевидно, произошло землетрясение, и храм Грядущего Будды рухнул. Все прочие вещи, которые я видел, были вызваны воздействием наркотика на мое сознание, к тому же затуманенное страхом. Каким-то образом во время землетрясения мне удалось избежать самого худшего, и я, считай, цел и невредим. Я сомневался, что Шаран Кангу и его подручным повезло так же, однако принял благое решение передвигаться с осторожностью, покуда не выпадет случай удостовериться в том, что они не следят за мной сверху. Вероятно, бедный Ризальдар Дженаб Шах и уланы погибли в катакомбах. Однако ж природа, по крайней мере, выполнила за меня мою задачу — в качестве аргумента землетрясение должно было удовлетворить даже Шаран Канга. Если он еще жив, его воззрениям причинен серьезный ущерб, ибо те из его людей, что остались в живых, увидят в буйстве стихии знак богов.
Я поднялся и бросил взгляд на свои руки. Грязь покрыла их настолько плотной коркой, что они приобрели такой вид, будто этот толстый слой лежит на них уже десятилетия. Моя одежда превратилась в лохмотья. Я хотел было стряхнуть с них пыль, но с меня посыпались клочки ткани. Я ощупал сюртук. Ткань… она как будто истлела! На мгновение я растерялся, однако после подумал, что, вероятно, на материал оказал воздействие газ, находившийся в подземных помещениях храма, — тот самый, что, возможно, вместе с наркотиками вызвал у меня странные галлюцинации.
Почувствовав себя немного лучше, я со всеми возможными предосторожностями пустился в дорогу к верхнему краю ямы, находившемуся примерно в тридцати футах над моей головой. Я был чрезвычайно слаб и совершенно оцепенел от страха, скала же крошилась и обламывалась большими кусками, когда я пробовал найти какую-либо опору для ног. Однако, используя в качестве ступенек размытые ключами желобки, я в конце концов вскарабкался на край ямы, забросив ногу, выбрался наверх и осторожно осмотрелся.
Ни малейших следов Шаран Канга или его людей. Честно говоря, не имелось вообще никаких признаков жизни. Куда бы я ни смотрел, я видел только руины. Ни один из домов Теку Бенга не пережил землетрясения. Многие храмы как сквозь землю провалились.
Я встал и пошел по развороченным остаткам мостовой.
И вот тут я внезапно остановился, ибо в первый раз с того момента, как очнулся, заметил нечто, чему никак не мог найти объяснения.
Трупы. Вполне естественно было ожидать, что я обнаружу много трупов, если прошлой ночью здесь действительно бушевало землетрясение. И однако ж их совершенно не было видно. Хотя, может быть, людям удалось бежать из города? Эта мысль меня почти убедила…
Однако вот что ставило в тупик: даже не тот факт, что мостовая пошла трещинами — сквозь эти трещины проросли уже густые сорняки!
И теперь, когда я присмотрелся внимательнее, я увидел повсюду на развалинах вьюнки, крошечные цветочки, пятна вереска. Эти руины были старыми! Должны были миновать годы и годы с того времени, как здесь в последний раз жили люди!
Я облизал губы и попытался собраться с мыслями. Возможно, я вообще нахожусь не в Теку Бенга… Может так статься, что меня утащили прочь от города Шаран Канга и бросили умирать на развалинах какого-то другого города…
Но было слишком хорошо понятно, что это все-таки Теку Бенга. Я узнавал по развалинам все больше и больше зданий. Да и вряд ли существовал еще один такой же город, как Теку Бенга, даже здесь, в загадочных Гималаях. Узнавал я также горы, лежащие вокруг, и дорогу, ведущую наверх к тому, что прежде было городской стеной. Не подлежало сомнению — сам я находился на центральной площади, где стоял храм Грядущего Будды.
И вновь меня пронизала дрожь ужаса. Я снова оглядел себя, покрытого коркой грязи, взглянул на траву под своими рваными сапогами, на обветшавшую одежду, на все эти несомненные признаки, которые точно издевались над моим здоровым человеческим рассудком, ибо бесспорно доказывали: не часы, но годы минули с той поры, как я вырвался из западни, подстроенной Шаран Кангом!
Или я, быть может, все еще во власти грез? Но даже в том случае, если это сон, он никоим образом не напоминал все те видения, что мучили меня до сих пор. И сон всегда можно отличить от реальности, каким бы отчетливым и завершенным он ни был. (Так думал я тогда, но сегодня сильно сомневаюсь в этом…).
Я поднялся на обломок упавшей стены и попытался мыслить последовательно. Как вообще стало возможным, что я все еще жив? Со дня землетрясения должно было пройти по меньшей мере года два — если это было землетрясение. В то же время, если моя одежда выказывала подверженность длительному воздействию разрушительных процессов, то тело мое не носило ни следа подобных изменений. Мог ли тот газ, на который я прежде возлагал ответственность за мою истлевшую одежду, сохранить мое тело? Это было единственное объяснение, к тому же, довольно абсурдное. Все эти обстоятельства мог бы объяснить умудренный ученый; я же до такого еще не дорос. Моя задача состояла теперь в том, чтобы добраться до цивилизации, связаться с моим полком и выяснить, что же произошло на самом деле с тех пор, как я потерял сознание.
Карабкаясь по руинам, я пытался изгнать из головы все эти непостижимые мысли и сосредоточиться на моей непосредственной задаче. Но это было непросто, и я так и не сумел окончательно избавиться от мысли, что вполне мог лишиться здравого рассудка.
Наконец я взобрался на рассыпавшуюся стену и прислонился к обломкам всем своим избитым телом. Поднявшись наверх, я взглянул по другую сторону крепостной стены в поисках дороги, бывшей некогда там. На месте дороги зияла пропасть, как будто скала расступилась, и та часть горы, где стоял город, провалилась в бездну метров на тридцать. Не было совершенно никакой возможности попасть на другую сторону. Я захохотал. Это было усталое хриплое карканье, после которого меня охватило сдавленное рыдание. Судьба каким-то образом сохранила мне жизнь только для того, чтобы я умер на этой безжизненной горе мучительной голодной смертью.
Обессиленный, я опустил голову и, должно быть, на час или два погрузился в глубокий сон, ибо когда я вновь проснулся, солнце клонилось уже к закату. Было примерно три часа пополудни.
Я вскочил, повернулся и бросился бежать назад по руинам. Я должен попробовать пробраться на другой конец города и поискать там возможности опуститься вниз.
Повсюду вокруг меня вздымались заснеженные склоны Гималаев — равнодушные и непоколебимые. А надо мной расстилалось бледно-голубое небо, в котором даже ястребы не описывали кругов. Мне почти казалось, что я — единственное живое существо на земле.
Я отогнал от себя эту мысль, ибо знал: расплатой за чрезмерное увлечение подобными рассуждениями будет безумие.
Когда я наконец был на другой стороне города, меня вновь охватило отчаяние, ибо за сохранившимися стенами начинались отвесные голые скалы, спускавшиеся, по крайней мере, на глубину нескольких сотен метров. Вот, без сомнения, причина возводить город именно в этом месте. Есть (или был) один-единственный доступ к нему, а это означало, что Теку Бенга можно было взять только прямым штурмом. В отчаянии я передернул плечами и занялся размышлениями на тему: какие из растений могут оказаться съедобными. Не то чтобы я моментально проголодался. Я горько улыбнулся. С чего бы это — особенно если учесть, что я по меньшей мере года два провел без еды? Эта шутка заставила меня рассмеяться. Смех мой прозвучал безумно, и я взял себя в руки. Солнце опускалось за горы, воздух стал холодным. В конце концов я забрался под прикрытие двух обломков стены, прислоненных друг к другу, и тотчас же провалился в глубокое забытье без сновидений.