Пять песен мира

С такой силой Алекс бросил ему прямой удар кулаком в нос, что чернокожего бросило затылком в стену. Чернокожий со стонами повалился на пол, даже не успев спрятать длинный прибор в штаны. Алекс впал в ярость. Он стиснул окровавленный кулак, замахнулся, чтобы добавить чернокожему еще немного боли, но остановился, затем исподлобья взглянув на Василису.

— Больше не надо спать со всеми подряд, да? — обратился он к ней, процедив фразу сквозь зубы. — Хочешь быть только со мной? Я…. Я чуть было не отказался от своей цели. От своей мечты…. Но нет. Гори ты синим пламенем, горите вы все.

Василиса потупила взгляд, когда Алекс смотрел на нее воспаленными глазами, полными обиды и разочарования. Ей часто приходилось видеть такие эмоции, но в случае с Алексом, почему-то, это особенно ее зацепило. Она была старше по званию, могла избить Алекса до полусмерти, могла воспользоваться властью и заткнуть его, но вместо этого просто оцепенела, чувствуя жгучую вину.

Алекс швырнул цветок Василисе под ноги, взглянул на нее презрительным взглядом, и вышел прочь из кабинета, ничего не сказав.

«Шлюха всегда остается шлюхой, что бы она там не пела о любви» — думал Алекс.

Василиса думала поступить как обычно в подобных ситуациях: просто забыть. Закрыть глаза. Продолжить делать то, что делала, но почему-то у нее не получалось. Она сжала ладони в кулаки, катнула желваками, и чувствовала себя сердито от осознания, что ей хотелось побежать за Алексом, как провинившейся девочке.

Откуда вдруг такие странные чувства?

Странные, и непривычные для нее, властной и свободолюбивой. Она стыдилась обмана, на который пошла. Стыдилась своего поступка. Хотя когда она решила провести ночь с еще одним курсантом, то в ней не возникло даже малейшего беспокойства. Она понимала, что просто искала свои воспоминания, но тут…. С чернокожим она ничего не увидела, а если бы и увидела, то все равно бы стыдилась, и это стало понятно ей совершенно точно.

Она бросилась вслед за Алексом, на ходу застегнув ширинку и запахнув китель, прикрывая оголенную грудь. Догнать, остановить, объяснить все и сгладить ситуацию хоть как-нибудь, лишь бы не потерять его. На глаза навернулись соленые слезы, но ей удалось сдержать их, хотя в груди все равно нестерпимо щемило.

Алекс шагал к выходу из лазарета, насупившись и дрожа от ненависти, раз за разом проворачивая в голове картинку, где Василиса стояла на коленях перед чернокожим и делала ему ртом. Он чувствовал себя преданным, разбитым, отвергнутым. «Даже слушать ее не стану! — думал он, презирая Василису всем сердцем. — Обманщица! Отец был прав. Чертовы люди только о себе и думают! А ведь я, дурак, уже был готов ради нее бросить все, отказаться от службы, как она хотела, и тут…»

— Постой! — Алекс услышал позади голос Василисы и быстрый стук армейских ботинок по полу. — Остановись, пожалуйста!

Когда на плечо легла чья-то ладонь, Алекс резко развернулся, взмахнув рукой перед лицом Василисы и едва не влепив ей пощечину. Она рефлекторно сделала шаг назад, чуть отклонившись, и застыла, глядя в свирепое лицо Алекса. Он сдвинул брови, злобно сопел носом, и былое восхищение из его взгляда исчезло, сменившись ненавистью.

Гнетущая пауза.

За окном стрекотали сверчки, виднелось темное небо, покрытое алмазной россыпью далеких звезд, и тихо дул теплый ветер, шелестевший зелеными листьями на покачивавшихся ветвях деревьев.

Василиса приоткрыла рот, но застыла, оцепенела, не зная, что сказать. Ей впервые хотелось сказать что-то в такой ситуации, а ведь раньше, еще какие-то недели назад, ее совершенно не волновали чувства курсантов, с которыми она спала. «Неужели влюбилась?» — подумала она, уже и позабыв, что это такое — влюбленность.

— Что ты хочешь от меня? — злобно спросил Алекс, и прерывисто выдохнул, катнул желваками и сжал кулаки. — Я все понял, все увидел. Что тебе еще от меня надо? Катись к своему ниггеру.

Она понимала, что видела перед собой лишь подростка-переростка. Такого молодого, но выглядевшего как крепкий рослый мужчина, потому желания поставить его на место не возникало. Конечно, он был ребенком по сравнению с ней, Василисой, и по уму, и по возрасту, и по положению, но осознание данного факта ничем не помогало. Она сейчас чувствовала себя маленькой, беззащитной, и очень виноватой.

Боевой офицер и опытный летный инструктор, млеющий перед каким-то малолетним курсантом. Она поражалась сама себе, но ничего не могла поделать с одолевавшими ее чувствами.

— Прости, Хилтон, — произнесла она, потупив глаза. — Я не хотела тебе больно сделать. Я просто искала свои воспоминания. И я…. Я больше не буду так, если ты простишь меня. Давай мы будем вместе? — она подняла на Алекса глаза, блестящие от слез, но на щеках слез не было. Она сдерживалась, как могла. — Давай? Только я тебя прошу, оставь мысли о сдаче экзамена, или ты умрешь. Звуковики сожрут тебя, и я не знаю, что буду делать.

— Будешь трахаться с ниггерами, — цинично фыркнул Алекс.

Отец говорил ему об этом. Много раз. Рассказывал, что не бывает вечной любви, что после смерти мужей вдовы находили любовников, и что это нормально. Что жены изменяют мужьям, а мужья женам, и это нормально. Он не говорил, что это плохо, говорил, что так устроены люди, но Алексу это все равно казалось отвратительным. Безраздельная любовь к Айрис, измена Василисы, ее обман. А ведь Айрис любила Данни, но при этом отлизывала Василисе, и принимала участие в оргии.

Неужели…. Неужели люди настолько отвратительны?

Отвратительна Линда, изменившая Торрэну, отвратительна Айрис, изменившая Данни, отвратительна Василиса, изменившая Алексу.

Неужели отец был прав? Неужели стремление Алекса защищать людей действительно тщетно?

С момента вторжения звуковиков немного времени прошло, а то, что думал Алекс о людях, очень серьезно изменилось. В военное время люди стали совсем иначе себя вести, и показали себя во всей красе. В подлости, в изменах, в алчности и желании спасти собственную шкуру любой ценой. Да и не факт, что погибшие жители Демьяна не поступили бы так же на месте Правителей. Не сбросили бы в облака тех, кто подвергал их жизни риску.

«Закрой свое сердце» — в голове прозвучал голос Валериана, и теперь Алекс собирался к нему прислушаться.

— Нет, — Алекс покачал головой, неотрывно глядя на Василису. — Нет. Я уже забыл, из-за тебя, ради чего вообще поступал в летное училище. И теперь забывать не буду.

— Я стараюсь ради тебя, — заботливо произнесла Василиса, и попыталась погладить Алекса по щеке, но он отмахнулся. — Алекс! Ты можешь умереть, понимаешь?! Я люблю тебя! — крикнула Василиса, и, поддавшись эмоциям, стукнула кулаком по стене. — Люблю! И не хочу, чтобы ты умер! А умрешь ты после первого боевого вылета, как и большинство пилотов!

— И плевать, — произнес Алекс сквозь зубы. — Если бы любила, то не пошла бы в первый же вечер сосать член негру. Пусть лет мне не так много, но это я понимаю. Нет ни любви, ни верности, ничего! Все это блажь. Есть только одно — звуковики. И их надо уничтожить. Любой ценой. Вот что меня волнует. И вот что должно волновать.

— Ты не дашь экзамен, — на лицо Василисы легла мрачная тень. — Я этого не допущу. Я не дам тебе умереть из-за твоей глупости, из-за твоего юношеского максимализма! Ты не умрешь!

— Эти твари убили моего отца, — прошипел Алекс. — Убили. И они поплатятся за это. Если не собираешься помогать мне — не стой на пути.

Алекс развернулся, и вышел прочь из лазарета. Когда дверь за ним закрылась, Василиса прикрыла глаза, и по ее щеке, все же, скользнула слезинка. Чего особенного в этом парне? Чем этот фанатичный мститель так притягивал ее? С чего вдруг она вообще могла заплакать из-за какого-то там мужика? Не узнавая себя, Василиса стояла, и всхлипывала. Она злилась, а потом снова погружалась в тоску и отчаяние.

Злилась от беспомощности, а тосковала потому, что Алекс мог умереть.

И умереть быстро. На первом же задании.

— Я не дам ему умереть, — шептала Василиса, взглянув в окно, и увидев Алекса, шагавшего к казарме по тротуару. — Не дам.