Костер на снегу

Решительным шагом в столовую вошел знакомый по Академии курсант последнего курса и один из преподавателей. Судорожно пытаясь вспомнить, где его видела, я не сразу обратила внимание на странное, накрывшее пологом тишины всё пространство, безмолвие.

Я скосила глаза вправо и обомлела.

Пульсирующее в крови ощущение смертельной опасности накрыло меня с головой, перехватывая дыхание. Зависший с вилкой Тео, замерший со стаканом Кхаан, застывший Мори, промакивающий хрустящей салфеткой испачканный ягодным соусом рот…

Казалось, я смотрю на великолепные картины Вадоре Лида, идеально передающие движение и статику в масле. Все вокруг просто остолбенели.

А нет.

Не все.

— Где он? — шипел трейнер. — Где, преисподняя, тебя дери?

Я узнала его.

Низкий, с приятной хрипотцой голос я запомнила на всю жизнь. Именно его обладатель разделил мою жизнь на «до» и «после». Именно он четыре года назад выбрал не меня, а предпочёл Ребекку. Вот он, её любовник, сильный менталист и жадный до власти претендент на престол.

Сначала я думала он обращается к ученику, сложно было что-то понять, изображая ледяную скульптуру, но потом поняла, пятикурсник ничем не отличался от своих остолбеневших соратников. Он застыл еще на входе, неловко занеся ногу для очередного шага и протянув руку для приветствия.

Красуясь, менталист обходил одного за другим, восседающих за столом, застывших и беспомощных. Он глумился, пробуя тушенную морковь и дегустируя вино, шепча на ушко и хохоча, заглядывая в декольте и трепля за щечки…Резкие, ломанные движения и бегающий взгляд сумасшедшего…

— И ты здесь? — хохотнул он. — С этим? — Его лицо брезгливо скривилось. Я была ни жива, ни мертва. И стараясь не дышать — замерла. — Слабачка. Такая же как все. У меня были на тебя такие планы…такие планы… — Он так близко наклонился ко мне, что от его дыхания, приправленного вином, трепетали короткие, обрамляющие шею, локоны. — Пустышка. Как и твоя сестра. Бездарная…

Индари — вдруг мелькнуло в памяти имя.

Индари Касси.

А затем он закричал, дергая скатерть, роняя приборы и тарелки, бокалы и блюда на пол…

— Где, где Даггертона Рииииииииииииииииииииим? — визжал он. — Где наследничеееееек?

Неужели он реально рассчитывает на то, что ему ответят?

Он встал напротив и чуть левее, в его дрожащих, музыкальных пальцах появился тонкий стилет, Касси стал тыкать им в сидящих, бурча что-то вроде:

— Раз, два, три, четыре,

Сосчитаем дырки в сыре,

Если в сыре много дыр,

Значит вкусным будет сыр…

С этими бредовыми словами, он воткнул тонкое как игла лезвие стилета в шею рядом сидящего и с наслаждением вспорол тому горло, с горящими глазами наблюдая, как почти чёрная, венозная кровь, толчками выплескивается на смятую, усыпанную осколками скатерть.

Я действовала на чистом инстинкте.

Пол стука сердца и в моих пальцах узкая стальная рыбка, ранее предусмотрительно втиснутая в удобные ножны. Даже здесь, в относительной безопасности, я не изменила себе и это спасло жизнь мне. Спасло жизни всем нам.

Почти не прицеливаясь, я молниеносным движением сгибаю запястье к предплечью и точно бросаю. Нож проворачивается в воздухе и длинное, тонкое лезвие вонзается чуть ниже кадыка, во впадину, повреждая блуждающий нерв.

Такое ранение обычно вызывает моментальную остановку сердца, но Индари цепляется за жизнь, ощупывая плоскую, идеально сбалансированную рукоять и вскидывается на меня, удивленно, неверяще. Он хрипит и с чавкающим звуком вытаскивает рыбку из кровоточащей плоти, я загоняю одну за другой еще две, в руку и сонную артерию.

Тео таки доносит вилку с мясом до рта, а до хруста накрахмаленная салфетка вытирает соус с губ…

Я убила человека.

Впервые.

И пусть он был сумасшедшим мясником, а меня учили не испытывать сомнений или сожалений, осознание произошедшего накрыло меня плотным, удушливым покрывалом. Легкие сжало в тиски, пред глазами замельтешили белые мухи, и я задышала, как загнанная лошадь, захлебываясь пропахшим кровью воздухом.

Поразительная тишина сменяется какофонией, бьющей по ушам, кто-то кричит, кто-то падает в обморок, но мужчины, все до одного, молниеносно достают искусно припрятанное оружие и замирают в напряженных позах, пристально вглядываясь друг в друга.

Глаза Тео впиваются в меня, и не найдя видимых повреждений он тихо спрашивает:

— Конфетка, ты в порядке? — на последнем слове его голос срывается, выдавая волнение. Я пугаю его своей неподвижностью и стеклянным взглядом, но ничего не могу с собой поделать, сбросить оковы неестественного оцепенения сейчас мне не под силу.

— Это Индарѝ. — Сиплю я. — Это Индари Касси. Он и причина, и следствие. Это он убил Рошара. Это он тот менталист, которого мы искали.

Дальше меня засыпают вопросами, требуют деталей и подробностей. Не верят и переспрашивают, кричат и шепчут, ругают и утешают, обнимают и целуют.

Много позднее.

Нет, не так.

Много-много позднее я прихожу в себя. Истерика, словно весенняя гроза, прошла мимо, и, хотя сгустившиеся чёрные тучи закрыли безоблачное небо, они так и не прорезались неистовыми стрелами дождя. Мне кажется, что мне приснился сон, страшный и реалистичный, но нет, всё, что случилось правда, но я готова к последствиям.

Всё оказалось и просто, и сложно…

Как мы и предполагали трейнер Касси был одним из потомков неразборчивого Императора. Его матерью была одна из пойс, но отчего-то Индаре больше прочих зациклился на упущенном величии. Быть может свою роль сыграло несчастливое детство, а может близкородственные связи его предков, сейчас это было не важно.

Избежать гражданской войны и потерь, к сожалению, не удалось, восставшие правительства нескольких планет воспользовались образовавшейся суматохой и в одностороннем порядке вывели из состава Империи свои колонии. Три из четырех вернулись сразу после того, как Император взошёл на престол.

Император Даггертон Кассиус Рим.

Первым законом, которым он упразднил стал «Закон о пойс». О, нет, он не запретил подобного рода отношения, просто теперь у таких как мы был выбор. Договорной, добровольный контракт, ограниченный временем, который мы могли как продлить, так и завершить, к тому же, родители с обоих сторон не имели права решать за них, как раз это теперь каралось серьезным штрафом или не менее серьезным сроком.

Безусловно каждый был волен принимать решение по себе, но разрушать вековые традиции необходимо было предложив альтернативу, и она появилась…

Из записей повернутого на власти верса нашелся список таких как я — нулей, не подверженных ментальному воздействию и односторонне-выгодным отношениям. На основе нашей крови (как бы не хотелось восхвалять гений чокнутого Индари, но надо признать что работу он проделал колоссальную) удалось доработать сыворотку, разово вколов, которую, можно было разорвать связь между версом и его пойс, лишить одаренных ментального преимущества и позволить зависимым отношениям перерасти в нечто большее.

А самое главное то, что укол этот предполагалось делать не пойс, а версус-одаренным, которых в обязательном порядке прививали, словно от синей хвори. Как оказалось некоторые из достойнейших тяготились подобного рода отношениями, потому что любили своих жён, а некоторые любили узаконенных любовниц, и сразу после указа правителя по Империи прокатилась волна разводов и десятки юридически прозрачных разрывов контрактов.

Безусловно, не обошлось и без недовольных, но тут уж как всегда: лес рубят, щепки летят.

Возложение венца на светлую (во всех смыслах) голову нового Императора происходило с приличествующей помпой, пафосной помпезностью и пышным великолепием.

А вот свадьба Габриэль и Даггертона прошла в узком кругу самых близких друзей и любимых родственников. Красотка невеста в пышном белом платье залила слезами счастья кружевной лиф, и мне то и дело, приходилось прикладываться влажным платочком к черным подтекам туши, бегущим по фарфоровым щечкам.