Страница 7 из 8
А незнакомец все не замолкает.
–Твоя жена? А где кольцо? Или просто девочка по залёту? – Смеется он громко и неприятно.
Девочка по залёту. Какое точное определение.
Но Егор удивляет нас обоих, когда тихо, но грозно говорит:
–Ещё раз такое от тебя услышу, Воронцов, череп проломлю, понял?
Минин разворачивается, сгребает меня подмышку и спокойно ведёт мимо задумчиво нас рассматривающего мужчины. Наверно, ему так же странно, как и мне.
Внутри, в тёплом светлом помещении, нас тут же встречает какая-то улыбчивая миловидная девушка. Она что-то щебечет, обратив всё своё внимание исключительно на Егора, пытается узнать, не нужна ли мне каталка и какой у меня срок. Видимо, она решила, что мы здесь именно из-за меня.
Егор говорит с ней довольно прохладно, хоть и пытается улыбаться, делая вид, что всё отлично. Получается у него так себе.
В итоге через минуту нас оставляют одних, а уже через пять Минин непреклонно заводит меня в кабинет для обследований. И даже выходит за дверь, оставляя только меня и доктора.
Всё это затягивается на добрый час, в конце которого я чувствую себя совершенно без сил и желания передвигаться. А усатый доктор в возрасте, что появляется в коридоре следом за мной, улыбается Егору и радует:
–Всё в порядке.
Час мучений ради «всё в порядке». Я очень рада, что со мной всё хорошо, но он мог бы сказать ещё хоть пару слов. В конце концов, я даже кровь с пальца сдала, а для меня это то ещё испытание.
Я не слушаю, о чём эти двое остаются говорить, но Егор догоняет меня уже у лестницы, что приютилась в конце коридора третьего этажа. Пристраивается рядом, без спроса цепляет ладонью за локоть и позволяет сделать первый шаг на лестницу, которой я даже и не видела.
–С малышами всё в порядке. Это мальчик и девочка, ты знала? – Егор переводит взгляд со ступенек на меня и улыбается, словно он – самый счастливый человек во всём мире.
А я почему-то забываю сделать следующий шаг. В горле щекочет от того, с какой нежностью Егор это сказал. Паша никогда не говорит о моих детях так. Даже мама о них так не говорит. Она не называет их малышами, только детьми. Кажется, кроме меня их вообще никто не называет малышами.
–Скажи ещё раз, – прошу хрипло.
Это похоже на навязчивую мысль, почти на потребность: мне нужно, чтобы он ещё раз назвал их малышами. Так, как он только что это сделал.
Но вместо того, чтобы сделать, как я прошу, Егор отпускает мою руку, приседает на корточки и с неожиданным трепетом кладёт обе ладони на мой живот. Они у него большие и очень тёплые. И его прикосновения нравятся не только мне – прямо в левую руку Минина тут же приходится ощутимый удар. Он не самый приятный, но после этого Егор вскидывает голову и смотрит на меня с неприкрытым восторгом в глазах и широкой счастливой улыбкой на губах.
Я невольно улыбаюсь ему в ответ. Мне немного сложно поверить, но я вижу, что его чувства – искренние. Это так... странно. И волнительно. Знать, что твои дети нужны не только тебе. Делить с кем-то эти чувства и эмоции. Просто стоять и глупо улыбаться, видя не осуждение и недовольство, а точно такую же улыбку.
В какой-то момент я не могу сдержать предательских мыслей и на некоторое время представляю, что мы – одна семья. Наши малыши, Егор и я. Что бы с нами было? Как бы мы жили? Я почти уверена: наши дети росли бы в любви. Они бы не знали осуждения – то, с чем им, кажется, всё же придётся столкнуться с самого своего рождения.
Или?..
Я не понимаю, почему эти мысли так пугают меня. Наверно, потому, что я не знаю, что будет. Что, если я сделаю неправильный шаг? Приму неверное решение. Я в ответе не только за себя, но и за моих крошек.
В Паше я уверена. Точнее, я уверена во влиянии тех денег, что платит ему мой отец. Паша никуда не уйдёт. Он не исчезнет.
Сказать то же самое про Егора я не могу.
Именно это – причина моего страха перед ним.
Глава одиннадцатая. Егор
Заявляю официально: я самый счастливый человек на этой планете. Размах капитальный, но и то, что сейчас кипит внутри меня – не детский мультик.
Не помню, чтобы мне хоть когда-либо хотелось улыбаться, как кретин, и обниматься со всеми подряд. Но лучше всё же с моей малышкой Варюшкой, которую вот прямо сейчас нужно отправить домой, вещи собирать, потому что уже вечером я сделаю ей предложение руки и сердца и утащу в наш дом.
В моей голове со скоростью гоночного болида выстраивается цепочка планов. Она собирается, строится пункт за пунктом и с грохотом разбивается об потрясающее: двое! Их двое, моих детей: мальчик и девочка. Как я и хотел. От этого во рту так сладко, что мои губы сами собой растягиваются в ещё более широкой улыбке.
Двое. Вы понимаете? Мои сын и дочь. Сразу двое!
Мне хочется обнять Варин живот и прижаться к нему изо всех сил, но я боюсь даже дышать, когда нахожусь к нему так близко. Он такой большой, а от мысли, что там, внутри, сидят мои дети, голова идёт кругом. Это так странно и в то же время естественно и правильно, что у меня мысли путаются.
А потом я делаю кое-что, что со стороны может показаться глупым или даже смешным: подаюсь к Варе близко-близко, так, что почти касаюсь носом её живота, и начинаю шептать всякую ерунду. Не ей, нет – детям. Мальчику и девочке.
Моим.
Нет, нашим.
Почему-то меня торкает только сейчас. Сейчас, когда просто дети стали моими мальчиком и девочкой. Наверно, до меня просто крайне долго доходит осознание, раз накрыло только сейчас.
–Что ты делаешь? – Слышу я тихий усталый голос Вари, и только лишь это заставляет меня оторваться от увлекательного занятия, нехотя подняться и улыбнуться моей малышке.
–Разговариваю, – не хочу скрывать своей приятной глупости. – И я намерен заниматься этим каждый день по несколько часов.
Она приподнимает уголок губ в слабой улыбке, прикрывает глаза и качает головой. Устала. И я бы с огромной радостью подхватил очаровашку на руки и закружил в воздухе прямо здесь, если бы «здесь» не было лестничным пролётом, а сама Варюшка не была столь впечатляющих размеров.
Зато после родов я её затаскаю и затискаю. И детей. Гарантирую.
И зацелую. И сделаю ещё кое-что, что наверняка понравится нам обоим.
–Как же ты будешь этим заниматься? – Своим приятным негромким голосом спрашивает Варюша, открывает глаза, кладёт руку на перила и наугад делает шаг на одну ступеньку ниже.
Я тут же подхватываю её под локоть и внимательно смотрю за каждым шагом. Ей дорогу не видно, а я не хочу, чтобы моя малышка случайно упала.
–Утром за завтраком, на обеде, после работы, весь вечер, а потом, наверно, и всю ночь, – говорю ей со всей серьёзностью.
Вижу это так ярко, что ладони чешутся от желания схватить очаровашку и утащить к себе домой. И зацеловать её там до громкого смеха и неуклюжих попыток спастись.
Варя вздыхает и не отвечает.
Две новости. Плохая: ей всё ещё страшно. Хорошая: теперь это страх не передо мной, как утром в офисе, это – страх перед будущим.
Я почти вижу мысли, что крутятся в её головушке. Основа у всех одна: Варя не знает, что будет дальше, и это её пугает. Уверен, если бы она была одна, ей бы не было так страшно, но сейчас на её хрупких плечиках лежит ещё и ответственность за наших детей. Не знаю, характерно ли это для всех мамочек в целом, но моя очаровашка просто не знает, кому может доверять.
Видимо, ей попросту некому.
–Варь, – зову я, когда мы спускаемся на пролёт между третьим и вторым этажом и делаем небольшую передышку, потому что даже такой короткий путь для моей Варюшки – целое испытание.
–М-м? – Слабо отзывается она, приваливается к перилам и прикрывает глаза.
Ей плохо? Может, это не из-за лестницы? Врачи что-то напутали с анализами? Я и сам не замечаю, как за пару секунд успеваю перепугаться до светящихся точек перед глазами. И уже собираюсь позвать кого-нибудь из медперсонала, как Варя открывает глаза и спокойно смотрит на меня снизу вверх, без слов спрашивая, что я там хотел.