Знают только горы

Джент, которого привлекли странные манёвры блондина, был ни кто иной, как мэтр Хуакин. По стечению обстоятельств он в это же время направился в стекольную лавку делать важный заказ. Появление Анхи с сопровождающим лицом заставило его остаться в карете и ждать. И, разумеется, от его опытного взора не укрылось злое выражение лица бледного молодого человека, провожающего тяжелым взглядом данную парочку, показавшегося смутно знакомым.

Ну конечно! Он видел этого юного джента во дворце. Какой-то мелкий чин дворцовых служб: коридорный или стюард. И то, что он явно не желает встречаться с теми, кто вошёл в лавку, было магу очень на руку.

Дождавшись, когда Анха и Фрост выйдут из лавки, сядут в свою карету и отъедут подальше, Монтри горделиво прошествовал к нужной двери. У входа он чуть не столкнулся с резвым стариком, который беспардонно остановил его требовательным жестом.

— Юный джент торопится?

Властный, чуть с хрипотцой, голос, заставил Монтри малодушно вздрогнуть. Он с детства слышал подобные интонации в голосах некоторых посетителей, когда прятался за плотной портьерой в кабинете у деда, играя в сыщика. Такими голосами обладали дженты, наделённые огромной властью и несметными богатствами. Им достаточно было произнести несколько фраз и начальник тюрьмы начинал носиться по зданию, как подраненный секач, сметая на своём пути всё и вся, что попадалось под ноги.

— Торопится, — безэмоционально подтвердил Монтри, на всякий случай, пятясь назад. Он ещё очень плохо знал столичную знать, и ему не хотелось повздорить с каким-нибудь особо родовитым джентом, хотя очень хотелось нахамить. Но чувство предосторожности велело терпеть, тем более что этого дряхлого джента он смутно припоминает. Да и одет старик очень богато. Одна только булавка для шейного платка украшена таким количеством рубинов, которых хватило бы на год безбедной жизни в Тагриде целому семейству. Камзол и модные штаны шиты золотом, шляпа с шикарным плюмажем… Салазец нервно сглотнул, чувствуя, как зависть пробуждает злость, но гнев сейчас для него был противопоказан. — Прошу вас, — он подобострастно распахнул перед стариком дверь.

Хуакин чуть насмешливо улыбнулся, прочитав по лицу молодого человека все его жалкие мысли и вульгарные эмоции. То, что нужно: жадный, беспринципный карьерист, слишком хорошо думающий про свои умственные способности. Явно имеет зуб на Анху или её спутника, возможно на обоих сразу. Самовлюблённый дурак, готовый продать отца родного — лучше не найти!

— Благодарю, — маг чуть придержал дверь, пристально разглядывая своего будущего помощника, — вы ведь служите во дворце его величества?

— Да, — почти подобострастно выдохнул парень.

— Похвально. Но служите не так давно, я полагаю, — Монтри кивнул, недоумевая, отчего старик с ним вдруг завёл разговор и чем это грозит лично ему. — Иначе вы бы меня узнали, юный джент! — Хуакин усмехался уже открыто, но вполне доброжелательно. — Я — придворный маг его величества, мэтр Хуакин.

Монтри забыл, как нужно дышать, моргать и, кажется, держать равновесие. Он чуть было не повздорил с могущественным магом! Боги отвели от неприятностей, слава им!

— Приветствую вас, мэтр Хуакин!

Такой искренне льстивой улыбки маг не видел уже давно. Она его очень порадовала. Рыбка заглотила крючок даже без наживки.

— Представьтесь, мой юный друг, — подсказал он салазцу.

— Э-э… Извините покорно! Монтри. Монтри Фул, — ему хотелось ещё добавить, что он сын очень уважаемого человека в родном Позжеще, но вовремя сообразил, что для королевского мага начальник тюрьмы в провинциальном, давно уже заштатном городке — фигура мелкая и неинтересная.

— Замечательно, джент Монтри, — мэтр по-деловому подхватил парня под руку, и буквально потащил его в лавку, — у меня к вам деловое предложение.

Мелкий теплый дождь лишь прибил пыль на тракте, но воздух сразу насытился сытным запахом мокрой земли, которым хотелось дышать всё глубже и глубже. Словно от этого глубокого дыхания с тела ссыпались невидимые оковы, теснившие грудь последние месяцы. Впервые он ощутил эти незримые тиски в родовом поместье губернатора Колдовы. Тогда джент Дрегер, отец Ирвина и Ситры, давал бал в честь завершения молодёжного форума…

Свейн даже коня придержал, поражённо рассматривая старинный замок, который Ситра нежно называла старым особнячком. Многоярусный, где в три, а где и в пять этажей, с многочисленными башнями, шпилями и ажурными флюгерами, он поражал своей монументальностью и заслуженной величественностью. Прошедшие десятилетия, а то и столетия его долгой жизни бросались в глаза малахитовой патиной на оконных решётках первого яруса, разноцветным мхом на камнях древней кладки, совсем узкими глазками окон цоколя, глубоко ушедшего в землю, и свежими латками на выщербленных ступенях парадной лестницы. Наверное, когда-то, ещё до объединения земель, это был дворец местного правителя, короля или князя.

Друзья уже скрылись за тяжёлой дверью, а Свейн всё смотрел на замок, отдавая себе прекрасный отчёт в том, что его дом, большой по меркам Гнёзда, выглядит кособокой избушкой по сравнению с жильем родовитых джентов Клотт. Именно в этот момент он понял всю тщетность своих надежд и осознал невозможность быть рядом с той, которая так неосторожно разбередила его сердце. Гнёзд он не покинет. Никогда. А приводить Ситру в свой дом, в котором всего несколько комнат, уютных, но небольших, где нет ничего лишнего, не говоря уже о предметах роскоши, к которым она привыкла, это обрекать их отношения на медленную смерть. Не через год, так через три или семь, они начнут ненавидеть друг друга. Так зачем же терзать и себя и её? Лучше сразу обрубить всё, одним махом решить ещё даже не возникшую проблему. А она обязательно возникнет!

Ситра привыкла жить в таких условиях, которые в Гнёзде себе не позволяла даже вице-королева. Княжество у них, конечно, богатое, но очень много средств до сих пор уходит на обустройство долины. Водопроводы, дренажные системы, осушение и орошение, теплицы и фермы, не говоря уже про штольни, выработки и, разумеется, тоннель. Лишних рук нет, да и держать большой штат слуг во дворце не рационально. И уж тем более никакой прислуги нет в домах придворных гнездян. Как это объяснить изнеженной барышне?

Он правильно сделал, что сказал ей тогда, что они слишком разные, что она никогда не поймёт и не примет его образа жизни. Это только кажется, что любовь может преодолеть любые препятствия. Не любые. Можно справиться с бедностью, но Свейн не беден. Можно побороть болезнь, но они оба здоровы. Можно даже привыкнуть жить в небольшом доме, ютясь в одной комнате, так как мать и отец, слава Богам, живы. И младшие братья ещё не разлетелись из-под родного крова. Можно даже построить свой дом, отойдя от дедовских традиций. Но… Но Ситре придётся научиться готовить, убирать, стирать, шить и массу других дел, которые так непривычны для губернаторской дочери.

Да. Решение Свейн принял верное. И то, что Цухри выбрала его, а не Фроста, даже к лучшему. Теперь даже думать о Ситре не стоит. Девушка обиделась и разорвала с ним отношения. Хорошо, что Ирвин всё понял правильно. Он желает сестре добра, а следовательно, будет делать всё, чтобы Ситра побыстрее забыла Свейна и увлеклась каким-нибудь другим кавалером. Вон, Монтри опять нарисовался. Нет, только не Монтри! Этот белобрысый салазец недостоин такой девушки, как дженна Ситра. Только не он!

За своими невесёлыми размышлениями Свейн не обратил внимания на карету, которая остановилась на обочине. Он так бы и проехал мимо, если бы его не окликнул звонкий молодой голос, который мог принадлежать как парню, так и девушке.

— Джент, не подскажете, как проехать в Гнёзд?!

Всадник встрепенулся и с удивлением уставился на две улыбающиеся физиономии, высунувшиеся из окошка кареты. Цухри и Мерлой, всё ещё в женском обличье, радостно перемигивались.

— Вы что, ещё не доехали до Гнёзда?! — Свейн был поражен. По всем подсчётам, они уже дня три как должны были ждать его в Митре. А оказалось, что путешествие затянулось. — Что случилось, Тростн? — обратился он к вознице. Это был какой-то дальний родственник Цухри, мужчина средних лет, которому поручили доставить девушку по новому месту жительства и убедиться, что с ней хорошо обращаются, не обижают, не ущемляют достоинство и не насмешничают. — Была опасность?