Страница 18 из 48
Вся эта арифметика с газовым балансом человека (шестьсот литров кислорода в сутки - поглощение и пятьсот сорок литров углекислого газа - выделение) была нам, конечно, известна и раньше. Думали мы и над этими коэффициентами ДК и АК. - чем же, какими способами создать равенство между ними дыхательным коэффициентом человека и ассимиляционным - хлореллы, а вот когда дело дошло до гермокамеры... Не получалась у нас эта самая гармония - и баста. А должна была получиться, должна была существовать в природе!.. Теория профессора Скорика о том, что животные и растения на Земле сожители-симбионанты, и его знаменитая формула о том, что жизнь дерева биологически эквивалентна жизни человека, крона березы, мол, дает в сутки столько кислорода, сколько нужно для одного индивида - известны широко. Он много об этом писал. Но это были все общие рассуждения с небольшой дозой математических расчетов. Скорее, агитация за спасение биосферы, чем исходные данные для получения симбиоза в гермокамере. Да он, признаться, никогда камерой всерьез и не занимался. Так, выслушивал, кое-что советовал...
Решение мы нашли сами - опытным путем. Сейчас уже в деталях и не помню, что мы делали... Вернее, чего только не делали! Но главным образом пытались изменять массу хлореллы: чуть меньше, чуть больше. Как в детской игре: горячо - холодно... Только потратив уйму сил и времени, поняли, что это совершенно бессмысленная затея: хлорелла, поглощая углекислый газ, размножается, ее масса все время изменяется. Головоломка, одним словом. Но все же нам эти чертовы коэффициенты - ДК и АК - почти удалось уравнять. Почти... Однако разница между ними всего в несколько сотых долей процента все равно приводила к тому, что за сутки из камеры исчезало двадцать литров кислорода. Недодавала хлорелла. Чего только мы с ней не дела ли - с этой дрянной микроводорослью: меняли режим освещения, меняли подкормку... Безрезультатно. Хоть тресни.
И вот когда мы уже потеряли надежду выровнять эти самые ДК и АК, установить в гермокамере ту самую гармонию, о которой в свое время писал Циолковский, кому-то пришла в голову идея: а почему мы, собственно, все время пытаемся повлиять только на хлореллу? А дыхательный коэффициент? От чего он зависит? Неужели тоже жестко стабильный? Все сначала - основной обмен, газоанализаторы... Теперь уже взялись за человека - за испытуемых. И выяснилось, что ДК у людей - весьма лабильная константа. Да какая там константа! Стоит человеку чуть изменить рацион питания, как ДК сразу же понижается или, наоборот, повышается. Ну а когда выяснили главное - дальше дело пошло быстрее: подтвердилось (об этом говорилось и в медицинских книгах, но мы, увы, с запозданием туда заглянули), что жиры ДК понижают, а углеводы - повышают. Другими словами, вопреки нашим расчетам и ожиданиям именно хлорелла оказалась в газовом балансе задающим элементом регулирования, ее АК оказался константой, а не ДК человека - как мы думали раньше - и как это, собственно, вытекало из теории симбиоза профессора Скорика - для биосферы в целом. Или же, что более вероятно, мы его теорию к условиям гермокамеры применяли слишком упрощенно.
Но что касается второй части проблемы баланса, то тут он, Сварог, оказался прав полностью: нормальное питание, рекомендованное диетологами, как раз и дает дыхательный коэффициент, в точности равный ассимиляционному коэффициенту земных растений. Я помню, как он, Сварог, выдал нам эту истину: "Меня, очевидно, нужно занести в список нарушителей баланса биосферы первым: ненавижу диетологов и все их рекомендации..."
И вот теперь в этом решающем эксперименте с экипажем держали экзамен и наша теория симбиоза "человек - хлорелла", и весь наш многолетний опыт создания нужного газового баланса в гермокамере регулированием рациона питания испытателей... Не можем добиться совпадения этих чертовых АК и ДК, и только!
Дома я почти не ночевал. Вся надежда была на ночь. Прошлые эксперименты подсказывали: если симбиоз наступит, то концентрация углекислоты в воздухе гермокамеры должна начать падать к часу ночи. И я сидел у пульта до двух, до трех часов, сидел, ходил бесконечными кругами и, покурив в уголке, возвращался к капнографу. Даже стучал ногтем по его крышке, как по барометру: сколько можно чертить у трех процентов? Сколько можно показывать "к буре"? А "буря" у нас одна - некомпенсированный ацидоз...
Я до самой смерти, наверное, не забуду, как "док" Хлебников свалился на мою голову с этим вариантом "Д". В буквальном смысле слова - с аэродрома и ко мне!..
- Что?! Вариант "Д"?
Я решил, что ослышался, и уставился на Хлебникова в недоумении: что это он - всерьез?
Десять минут назад меня разбудил длинный, требовательный звонок. Я, видно, задремал - блаженные минуты святого отдыха! - вскочил с кресла, очки свалились на пол, под ноги, едва не раздавил, а звонок такой настойчивый почти без пауз... Милиция, что ли? Открыл дверь. "Док" Хлебников. "Здравствуй. Один?" (Надо понимать: "Тая не в постели?") - "Здравствуй. Один".
Из прихожей, сбросив мне на руки свое роскошное пальтореглан с не менее роскошной шапкой, Хлебников, так и не ответив мне, откуда он свалился на мою голову (соображай сам: из академии, вестимо!), прошел на кухню, открыл холодильник. Он всегда сам хозяйничал - где бы ни был. И "Не возражаешь?" произносит чисто машинально - постфактум. Когда у него в руках было уже все, что ему нужно - бутылка "Бычьей крови", сыр, буженина, масло (хорошо, по пути из института домой зашел в гастроном - как чувствовал, что будут гости, правда, не о Хлебникове подумал), - вспомнил обо мне: "Где у тебя стаканы?" И тут же - обрадованно: "Ага".
Вышел из кухни, жуя бутерброд, сунул бутылку мне - сам открыл, подставил стаканы - свой и мой, но сначала все же свой, осушил одним глотком. А я к своему Стакану, оглушенный новостью - вариант "Д"! - кажется, даже не прикоснулся.
Ткнув пальцем по очкам на переносице - на место! - переправил стакан с вином из правой руки в левую, расстегнул пиджак, извлек из внутреннего кармана сложенную вдвое пачку машинописных листков и сунул мне: