Страница 34 из 35
Я выпалил:
– Послушай, тебе не нужно этим заниматься!
– Это все, что я умею.
– Да, но… ну почему бы тебе тогда не готовить и не вести хозяйство для меня? Я надеюсь зарабатывать достаточно, чтобы нас обоих прокормить, даже если меня после революции понизят до моего прежнего звания. Это будет не очень жирно, но все-таки…
Она взглянула на меня:
– Ну что ж, Джонни, ты очень любезен. – Она раздавила сигарету и кинула ее вниз. – Я очень тебе благодарна, но ничего из этого не выйдет. Даже после победы люди будут чесать языками и шептаться за спиной. Твоему начальству это не понравится.
Я покраснел и почти прокричал:
– Я совсем не то имел в виду!
– Да? А что ты имел в виду?
До того как у меня вырвалась последняя фраза, я и сам не знал, что имею в виду. А теперь я знал, но никак не мог подобрать подходящие слова.
– Я имел в виду… Послушай, Мэгги, мы с тобой друг друга хорошо знаем, я тебе не противен… и нам неплохо вместе… Поэтому почему бы нам…
Тут я запнулся и потерял голос.
Она поднялась на ноги и обернулась ко мне:
– Джон, ты предлагаешь мне выйти замуж? Мне?
Я сказал смущенно:
– Ну, в общем… идея была в этом…
Мне было неудобно, что она стоит передо мной, и я тоже встал.
Она внимательно смотрела на меня, как будто увидела впервые, потом сказала печально:
– Я польщена… и благодарна… и глубоко тронута. Но нет, Джонни, нет!
Из глаз ее покатились слезы, и она зарыдала. Но тут же взяла себя в руки, вытерла глаза рукавом и отрывисто сказала:
– Ну вот, ты заставил меня разреветься. Я много лет не плакала.
Я хотел обнять ее, но она оттолкнула мои руки и отступила на шаг:
– Нет, Джон! Сначала выслушай меня. Я готова работать у тебя экономкой, служанкой, но замуж за тебя я не выйду.
– Почему нет?
– Почему нет? Дорогой мой, очень дорогой мой мальчик, потому что я старая, усталая женщина, вот почему.
– Старая? Ты старше меня не больше чем на год или два. Ну три, самое большее. И это не играет роли.
– Я старше тебя на тысячу лет. Подумай, кем я была, где я была, что я знаю. Сначала я была «невестой», если так можно выразиться, Пророка.
– Ты не виновата.
– Может быть. Но затем я была любовницей твоего друга Зеба. Ты знал об этом?
– Ну… в общем, почти не сомневался.
– Но это не все. У меня были и другие мужчины. Некоторые – потому что была необходимость, а женщина мало что может предложить в качестве взятки. Некоторые – от одиночества или просто от скуки. После того как Пророку надоедает очередная «невеста», она теряет цену даже в собственных глазах.
– Мне все равно! Мне все равно! Это не имеет значения!
– Ты это сейчас так говоришь. А потом это будет иметь для тебя значение, и очень большое. Я думаю, что знаю тебя, милый.
– Значит, ты меня не знаешь. Мы начнем все с нуля.
Она глубоко вздохнула:
– Ты думаешь, что любишь меня, Джон?
– Думаю, да.
– Ты любил Юдифь. Теперь, когда ты обижен ею, тебе кажется, что ты любишь меня.
– Но… ой, я не знаю, что такое любовь! Я знаю одно: я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж и чтобы мы всегда были вместе.
– И я не знаю, – сказала она так тихо, что я еле услышал ее слова. Она подошла ко мне, и я обнял ее так естественно и просто, будто мы всю жизнь только и делали, что обнимались.
Мы поцеловались, и я спросил:
– Ну, теперь ты согласна выйти за меня замуж?
Она откинула голову и посмотрела на меня почти испуганно:
– О нет!
– Нет? А я думал…
– Нет, дорогой, нет! Я буду содержать твой дом, вести хозяйство, стирать белье, спать с тобой, если ты этого захочешь, но не надо тебе жениться на мне.
– Но… ах, Шеол, Мэгги! Я так не хочу!
– Не хочешь? Увидим. – Она выскользнула из моих рук. – Сегодня вечером. Около часу – после того, как все уснут. Оставь дверь открытой.
– Мэгги! – крикнул я.
Но она уже бежала по тропинке, будто летела по воздуху. Я хотел догнать ее, споткнулся о сталагмит и упал. Когда я поднялся, ее уже не было видно.
И удивительное дело: я всегда считал Мэгги высокой, статной, почти с меня ростом. Но когда я обнимал ее, оказалось, она совсем маленькая. Мне пришлось наклониться, чтобы ее поцеловать.
12
В ночь Чуда все, кто оставался в Главном штабе, собрались в центре связи – я, мой начальник, начальник отдела связи, его технический персонал и несколько штабных офицеров. Горстка мужчин и несколько десятков женщин, которые не поместились в центре, остались в главном холле, где для них был установлен параллельный экран. Наш подземный город превратился в город-призрак, от его команды остался лишь костяк для поддержания связи с главнокомандующим, все остальные разъехались по боевым постам. У немногих оставшихся на данном этапе операции еще не было боевых постов. Стратегия была оговорена, и час восстания приурочен к часу Чуда. Тактические решения для всей страны невозможно было принимать в Главном штабе, и Хаксли был достаточно хороший генерал, чтобы и не пытаться сделать это. Войска были на исходных позициях, и их командиры должны были сами принимать решения. И ему оставалось только ждать и молиться. Нам оставалось лишь последовать его примеру. К часу «Ч» у меня на руках не осталось ногтей, которые еще можно было обгрызть.
На главном экране светилось объемное цветное изображение внутренней части Храма. Служба шла уже весь день. Процессии, гимны, молитвы, еще молитвы, жертвоприношения, преклонение коленей, песнопения – бесконечная монотонность красочного ритуала. Мой старый полк стоял двумя окаменевшими рядами – блестели шлемы, и копья стояли ровно, так что казались зубьями гребенки. Я разглядел Питера ван Эйка, Мастера моей Ложи, стоявшего впереди взвода, живот его был закован в сверкающие латы. Я знал из донесений, что Мастер ван Эйк выкрал копию нужного нам кинофильма, и его присутствие на церемонии было хорошим знаком, – значит, его не подозревают и нашим планам ничто не угрожает.
На трех остальных стенах центра связи находились многочисленные экраны поменьше. На них шла трансляция из различных крупных городов – толпы на площади Риттенхаус, битком набитый Голливуд-Болл, толпы в местных храмах. И повсюду люди не отрывали глаз от огромных телевизионных экранов, показывающих ту же сцену, что мы наблюдали, – внутренность Большого Храма.
По всей Америке царило ожидание, все, кто мог, каждая смертная душа, уставились в ближайший телевизионный экран в ожидании Чуда. Чуда Воплощения.
За нашей спиной психооператор склонился над телепаткой, находившейся под гипнозом. Телепатка, девушка лет девятнадцати, вздрогнула и что-то пробормотала. Психооператор наклонился ближе, вслушался и обернулся к генералу Хаксли:
– Станция «Глас Божий» в наших руках, сэр.
Хаксли кивнул головой. Я бы запрыгал от радости, если бы мои колени внезапно не ослабли. Это была ключевая операция, но взять станцию в свои руки мы могли только перед самым началом Чуда. Поскольку телевизионное изображение передается через ретрансляторы или по специальному кабелю, единственная возможность внести коррективы в общенациональную передачу – захватить хотя бы на несколько минут передающую станцию. Я был несказанно горд успехом моих товарищей, но гордость сменилась горем, потому что я знал, что ни один из них не доживет до вечера.
Но если они продержатся еще несколько минут, смерть их будет ненапрасна. Я помолился за их души Великому Архитектору. У нас были люди, готовые пожертвовать своей жизнью, когда это необходимо. В основном это были братья, чьи жены побывали в руках инквизиции.
Начальник связи дотронулся до рукава генерала Хаксли.
– Начинается, сэр, – сказал он.
Камера медленно проплыла в дальний конец Храма, миновала алтарь и показала крупный план арки из слоновой кости позади и чуть выше алтаря – вход в святая святых. Вход был закрыт тяжелыми золотыми занавесями. Камера застыла, экран полностью заполнил занавес.