Падение с небес

В свете ракеты взгляд его быстро пробежал по лицу сержанта, который оказался старше своего протеже. Костлявое, худосочное лицо обитателя трущоб, близко поставленные глазки, тоненькие губы с опущенными уголками. Словом, ничего примечательного. Шон перевел взгляд на его товарища.

Светло-карие, широко поставленные, ясные глаза поэта или человека, который всю жизнь прожил в открытых до самого горизонта просторах земли. Веки широко распахнуты и не закрывают радужной оболочки, так что виден чистый белок вокруг роговицы, свободно плавающей, словно полная луна. Шон встречал такие глаза всего несколько раз в жизни, и впечатление от столь прямого, искреннего и пронизывающего взгляда оказывалось почти гипнотическим: казалось, такой взгляд проникает Шону в самую душу.

За первым впечатлением, когда они обменялись взглядами, последовали другие. Прежде всего Шона поразила чрезвычайная молодость этого человека. Где-то между семнадцатью и двадцатью… скорее, все-таки семнадцать – так показалось Шону. Потом он сразу отметил изящное сложение этого мальчика. Несмотря на ясную безмятежность взгляда, он был подтянут и собран, как сжатая пружина, в любую минуту готовая распрямиться. За последние четыре года Шон часто встречал такое. Особый дар этого мальчика обнаружился сразу, и его безжалостно эксплуатировали все – и Кейтнес, командир Третьего батальона, и похожий на хорька Макдональд, и Чарльз, и Дики, а теперь вот и он, сам Шон. Использовали его немилосердно, то и дело посылая за линию фронта.

Парень держал в руке дымящуюся кружку с горячим кофе; из рукава шинели торчало худенькое запястье, усеянное красными точками укусов злющих вшей. Шейка мальчика, тоненькая и длинная, каким-то странным образом все же удерживала голову; щеки выглядели ввалившимися, глаза глубоко запали.

– Это генерал Кортни, – сказал капитан.

Когда свет ракеты померк, Шон вдруг увидел, как осветились глаза юноши новым светом, и услышал, что от страха и восхищения у парня перехватило дыхание.

– Ну здравствуй, Андерс. Я много о тебе слышал.

– А я о вас много слышал, сэр.

Откровенно восторженный тон мальчика не понравился Шону. Небось наслушался всех этих историй, с досадой подумал он. В полку все гордились им, и каждому новобранцу рассказывали про Шона героические байки. И с этим ничего поделать было нельзя.

– Большая честь познакомиться с вами, сэр, – добавил мальчик.

Он проговорил это запинаясь, даже слегка заикаясь – еще один признак, говорящий о серьезном напряжении, – однако слова его прозвучали искренне.

Перед ним стоял легендарный Шон Кортни, человек, заработавший на золотых приисках Витватерсранда пять миллионов фунтов стерлингов и мгновенно, по капризу судьбы, потерявший все до единого пенни. Шон Кортни, который гонялся за предводителем буров генералом Леру по всей Южной Африке и в конце концов после страшной рукопашной схватки взял его в плен. Воин, который в узком ущелье отбил свирепые атаки зулусских отрядов Бомбаты, а потом оттеснил их прямо на поджидающие в засаде пулеметы; который вместе со своим бывшим врагом генералом Леру участвовал в подготовке и написании Устава Союза, объединившего четыре независимых государства Южной Африки в единое и могучее целое. Человек, который заработал еще одно огромное состояние, включающее землю, крупный рогатый скот и строевой лес; тот самый, который отказался от поста в кабинете Луиса Боты, а также поста главы Законодательного совета Наталя и, возглавив полк, отправился во Францию. Естественно, что глаза этого мальчишки так разгорелись, а речь запиналась… Но все равно это раздражало Шона. «Мне шестьдесят лет, – криво усмехаясь, думал он, – я слишком стар, чтобы разыгрывать из себя героя».

Тем временем ракета погасла, и снова наступила темнота.

– У вас найдется еще одна кружка этого кофе? – спросил Шон. – Что-то я чертовски замерз.

Он взял в обе ладони протянутую кружку с обитыми краями и, устроившись поближе к жаровне, принялся шумно отхлебывать, дуя на горячий напиток. Остальные после недолгой паузы нерешительно последовали его примеру. Всем казалось несколько странным по-приятельски сидеть на корточках рядом с генералом. Наступило долгое молчание.

– Ты, случайно, не из Зулуленда? – неожиданно задал мальчишке вопрос Шон, чутким ухом уловив знакомый акцент. И, не дожидаясь ответа, продолжил на зулусском: – Velapi wena? Откуда ты родом?

– С севера, это за Эшове, на реке Умфолози, – легко и естественно перешел парень на зулусский, несмотря на то что не говорил на нем уже целых два года.

– А-а, эти места я хорошо знаю. Я там охотился, – сказал Шон и снова перешел на английский: – Значит, твоя фамилия Андерс? Я знавал одного Андерса. В восемьдесят девятом он занимался перевозками от залива Делагоа. Как там его звали… Джоном, что ли. Да-да, Джоном. Старина Джонни Андерс. Случайно, не родственник? Может, отец?

– Дедушка. Мой отец рано умер. А у дедушки на Умфолози есть кусок земли. Там я и живу.

Парнишка, похоже, немного расслабился. В свете жаровни Шону показалось, что напряженные морщинки вокруг его губ разгладились.

– Я и не знал, что вы водите знакомство с такими бедняками, как мы, сэр, – подал голос Фергюс Макдональд, в его словах звучала едкая ирония. Сержант сидел наклонившись к жаровне, и Шон видел его язвительно искривленные губы.

Шон неторопливо кивнул. Так, значит, Макдональд – один из этих. Из тех, кто так настырно стремится установить новый порядок – с профсоюзами, Карлом Марксом и большевиками, кто бросает бомбы и обращается друг к другу «товарищ». Шон вдруг в первый раз обратил внимание на то, что у сержанта рыжие волосы, а с тыльной стороны ладоней – золотистые веснушки. Он снова повернулся к Марку Андерсу:

– Это дед научил тебя стрелять?

– Да, сэр, – в первый раз улыбнулся парень, согретый воспоминанием. – Он подарил мне мою первую винтовку, «мартини-генри». При выстреле – жуткое облако дыма, прямо как на лесном пожаре, зато на сто пятьдесят ярдов стреляла точно.

– С этой винтовкой я охотился на слонов. Прекрасная вещь, – согласился Шон и вдруг почувствовал, что, несмотря на огромную разницу в возрасте, целых сорок лет, он видит в парнишке друга.

Возможно, недавняя гибель другого блестящего молодого человека, Ника ван дер Хеевера, оставила в душе Шона болезненную пустоту, и теперь ему остро захотелось оказать отеческое покровительство этому юноше.

Фергюс Макдональд, похоже, это тоже почувствовал и, как ревнивая женщина, вклинился в разговор.

– Ну, парень, давай-ка, пора уже приготовиться, – сказал он.

Улыбка исчезла с губ Марка, хотя взгляд оставался все такой же спокойный. Он скованно кивнул, согнув свою тонкую шейку.

Фергюс Макдональд явно трясется над этим парнем, подумал Шон, словно тренер, готовящий своего бойца в раздевалке к бою. Сержант снял с юноши тяжелую и просторную шинель, китель. Под шерстяной рубахой и двумя вязаными свитерами на нем обнаружилась шерстяная, чуть не до пят нижняя рубаха. Шею грел шерстяной шарф, намотанный в несколько слоев.

Фергюс надел на него комбинезон, плотно закрывший собой несколько слоев остальной одежды – он не будет цепляться за ветки или развеваться на ветру, привлекая внимание врага. На голову натянул шерстяную маску, оставляющую открытыми только глаза, а сверху кожаный шлем летчика – Шон сразу понял зачем. Британская стальная каска имеет широкие поля, а кроме того, от винтовочной пули она все равно не защитит.

– Марк, мой мальчик, главное – голову держи пониже.

Затем последовали двупалые перчатки с отрезанными пальцами, а сверху – толстые, просторные рукавицы.

– И почаще двигай пальцами. Не давай им замерзнуть.

Дальше небольшая кожаная сумка на ремне через плечо, удобно помещающаяся под мышкой.

– Там бутерброды с ветчиной и горчицей, шоколад и леденцы – все как ты любишь. Не забывай про еду, будет теплее.

Завершали экипировку четыре полные обоймы патронов: три – по карманам на бедрах комбинезона, одна – в особый карман на левом рукаве.