Танец с зеркалом

К этому времени, если я что-то создавал, оно почти сразу начинало жить своей жизнью, обрастало текстурами и мелочами, встраивалось в мир, притворяясь, что существует уже давно. Видя и чувствуя это, я бы отнюдь не удивился, если бы узнал, что мой родной мир с Москвой, «Песнью о вещем Олеге» и динозаврами был создан, например, в начале двадцатого века декадентствующим демиургом.

Юлифь дом мой разругала в пух и прах: слишком маленький, слишком крестьянский, и пахнет в нем луком, и слуг нет, чтобы затопить печь.

Чтобы накормить Юлифь ужином, мне пришлось создать пару бутылок вина, головку сыра, вяленую свиную ногу и большой пирог с индейкой и яйцами. К концу ужина она сменила гнев на милость и сказала:

– Чтобы гостеприимство оказалось достаточным, прошу вас помочь мне с омовением, а затем согреть мою постель.

– А как же ваш муж? – удивился я.

– О, он очень спокойный! – уверила меня Юлифь. – А если накрыть гроб покрывалом, то еще и незаметный!

Все же я отказался от оказанной чести. Эта встреча очень смутила меня и выбила из привычного ритма. Как только дама уснула на печи – гроб пришлось взгромоздить туда же, к стене – я пошел и продолжил созидание мира.

4. Кукушата

За ночь я создал семнадцать волков, две полные стаи, каждая из которых имела свою территорию. В одной из стай вожаком я сделал старую, седую волчицу, которую мечтали свергнуть молодые волки, являющиеся одновременно ее сыновьями и любовниками, но до того, как они смогут – пройдет еще немало времени.

Утром я просто свалился от усталости прямо в холмах и спокойно уснул, а проснулся от детских голосов.

– Нет, не я!

– Нет, ты!

– Нет, не я!

Они были визгливы и настырны – двое мальчишек и девчонка в балахонах, то ли дошкольного, то ли младшего школьного возраста, я никогда не умел определять возраст детей.

– Вы! – ворвался я в избушку и указал на Юлифь. – Вы притащили сюда этих несносных!..

– Это ваши дети! – проникновенно заявила женщина, все еще лежащая на печи. С небольшим уколом совести я понял, что без моей помощи ей не снять гроб и не слезть.

– Уж на таком-то уровне я процессы представляю, – ответил я. – Все, хватит, поиграли и будет. Я готов проводить вас вместе с вашими детьми и вашим мужем из моего мира.

Женщина зарыдала, умоляя пощадить ее и ее детей. Я дал ей один день, не более – с крайним сроком в следующее утро.

Весь день я создавал гору и горный ручей, а ночью сделал медведя – пока одного, зато матерого, старого, с множеством шрамов. Когда я сотворю людей, то совсем не удивлюсь, если окажется, что в прошлом медведь задрал не одного охотника.

Под утро меня сморил сон. А вместо пробуждения я получил самый сильный толчок из всех, какие когда-либо мне выпадали.

5. Еж

И вновь я был в пустоте. Но сердце мое осталось в том мире, который я возвел, и я попытался пробраться в него – но ничего не получилось, я мог сколько угодно летать вокруг тверди с зелеными холмами, но никак не мог проникнуть внутрь.

Не знаю, сколько времени я потратил на то, чтобы прорваться – но мне так и не удалось это. Но окончательно устав и потеряв надежду, я вдруг понял, что Юлифь должна была откуда-то появиться. Не могла же она возникнуть сама по себе в пустоте, да еще сразу с тремя детьми и пристегнутым к ноге гробом.

Расследование не было слишком долгим. Сама по себе пустота – это ничто, без причин и следствий. Но любой предмет, зарождающийся в ней, сразу же образует множество следствий. Атак как многие предметы появляются уже с историей, то образуются и причины.

Мой мир зеленых холмов при создании породил множество прилегающих территорий, уходящих эхом в другие измерения. То есть, создав свой мир, я создал и параллельные ему миры. И они оказались не защищены.

6. Термиты

Эти миры были похожи на мои зеленые холмы, как обезьяна во фраке похожа на лощеного денди: чем ближе подходишь, тем меньше сходства. Но, тем не менее, здесь была твердь, здесь была вода – хотя и мутная, а иногда и ядовитая.

Я нашел место, которое мне понравилось больше, чем другие, и вынул из кармана колоду. Долго раздумывал я над четырьмя королями, но в итоге выбрал бубнового: он показался мне самым здравомыслящим.

Прикусив губу, поцеловал я карту, давая ей свою слюну и кровь, а потом кинул карту на землю, и встал передо мной могущественный монарх с восточными чертами лица и саркастической усмешкой на устах:

– Что нужно тебе?

– Я хочу отвоевать свою землю.

– Янтарь?

Не сразу я понял, что он имеет в виду, а потом покачал головой:

– Все истории о сотворении мира немного похожи… Но нет, не янтарь. У меня есть враг, захвативший мою землю и мне нужна помощь.

– Подними моих братьев, – потребовал Бубновый Король.

– Если мы договоримся, – ответил я.

Он отказался беседовать посреди безжизненных земель. Я взял карту бубнового туза и разбил из нее лагерь, а затем по настоянию собеседника оживил бубновых даму, восьмерку и тройку – по поводу тройки у меня создалось впечатление, что юноша был внебрачным сыном Бубнового Короля, но я не стал уточнять.

– Итак, – Бубновый Король принял из рук своей Дамы кубок с вином и откинулся в удобном кресле. – Ты предлагаешь поднять всю колоду, а за это просишь начать игру: отбить твою землю. Мы должны убить ту женщину, Юлифь, ее мужа, и уничтожить всех его потомков.

– Я тут словно спонсор геноцида, – поежился я. – Ладно, войну начинал не я, и если они сдадутся – то я смогу сохранить их жизнь. Хорошо?

– Правила оговорены, – усмехнулся Бубновый Король. – Я согласен.

– Будут ли твои братья соблюдать правила? – спросил я его.

– Конечно же, – ответил он. – Все, кого ты сейчас поднимешь. И еще: я немного вижу будущее. И ты не представляешь, как смешно тасуется колода!

В тот же вечер я поднял всех, кроме джокеров и Валета Пик. Бубновый Король отдельно попросил не поднимать юношу: он был слишком дерзок и чем-то не угодил влиятельному владыке.

На следующее утро четыре лагеря были заполнены людьми и лошадьми – их всех накопилось куда больше пятидесяти одного, здесь были уже и шлюхи, и маркитанты, и какие-то суровые ветераны без масти на камзолах.

Я встретился со всеми четырьмя Королями и мы подтвердили вчерашний уговор.

– Все, можете отправляться путешествовать, – сказал Пиковый Король. – Я, как бывалый стратег, оцениваю осаду в семь-восемь лет, но не более пятнадцати. Попробуем пройти сквозь скалы и по текущей воде, но с наскоку взять вряд ли удастся.

– Спасибо, – сказал я, протянул руку, но короли посмотрели на меня как на идиота, а Червовый подсказал:

– Только рыцари и люди подлого звания показывают пустую ладонь. У владыки всегда в ладони что-то должно быть. Или золото, или меч, или яд, или скипетр.

Пока я уходил, за моей спиной все больше и больше разрастался лагерь. Идея того, что осада продлится долгие годы, мне не нравилась, но, видимо, других способов получить свою землю обратно у меня не было.

Создать новую я не мог: мое сердце осталось среди зеленых холмов.

7. Лев

Уходил я в никуда и бродил несколько дней по пустынным и ядовитым землям, представляя, как огнем и мечом обрушится войско карточных королей на мои любимые зеленые холмы, а потом – неожиданно даже для себя – вышел прямо на свои любимые холмы, и встал на вершине одного и не узнал своего мира.

Ибо стал он жестче, и объемнее, и сильнее. А под холмами, там, где раньше мир просто обрывался в серое ничто, сейчас билось прибоем стальное море, а над ним кружили чайки. Это был мой мир, но его словно принял из моих рук другой мастер, который продолжил мою работу ровно на том месте, на котором я ее оставил.

– Нравится?

Я прыжком отскочил и чуть не свалился вниз, оборачиваясь. Передо мной стоял смутно знакомый высокий и мощный мужчина. Я не сразу узнал в нем мужа Юлифь. Теперь он был не в балахоне, а в дорогом кафтане, узких кожаных штанах, а на голове у него проглядывал ободок почти незаметной короны.