Страница 7 из 9
Его рубленые фразы звучали словно удар хлыста. Прекращая оскорбления, споры, выяснение отношений и подводя им итог. Да и споров-то, по сути, никаких не было, как я понимала. Были принятые им решения. Судя по всему, самолично и сразу. И они не подлежали сомнениям. Остальное… Он просто давал возможность остальным выпустить пар.
Что они успешно и проделывали битый час, пока ему это не надоело.
Тогда Дрей просто встал, приказав выделить для меня комнату, в которой я и буду жить. И направился к выходу, жестом остановив жену, поднявшуюся вслед за ним со своего кресла.
Полуобернувшись в дверях, он с легкой усмешкой сообщил ей:
– А ты, дорогая, останешься здесь. И проследишь, чтобы ребенка не обижали. Чтобы кормили, поили и одевали наравне с остальными членами семьи. И чтобы она пользовалась такой же свободой.
Дрей сделал акцент на последнем предложении, увидев, что Гарх открыл было рот, чтобы возразить ему.
И тот, посинев, лишь молча склонил голову в знак подчинения.
Лицо Дрея оставалось непроницаемо, когда вновь переведя взгляд на жену, он продолжил:
– И она должна социализироваться, помни об этом. А если я узнаю о том, что ее как-то ущемляют в правах, ограничивают в свободе или оскорбляют, то вспомню об Уголовном Кодексе. И не просто вспомню, а применю.
С этими словами он широко улыбнулся и, отвесив легкий поклон, вышел за дверь.
Его походка была легкой, упругой и совсем бесшумной.
«Хищник, – подумала я. – Умный. Опасный. Сильный».
При этом внутреннее чутье подсказывало мне, что это еще не самые точные эпитеты относительно этой персоны.
Я подняла глаза на стоящую рядом со мной женщину.
– Пойдем, решим, в какой комнате ты будешь жить, – тихо произнесла Гианэя.
Вид у нее был слегка потерянный, а голос грустный.
– Отведи ее как можно дальше! Я не желаю обитать с ней в соседних комнатах! – взвизгнула ее мать, крепко сжав подлокотники кресла.
Гианэя чуть побледнела, собираясь что-то возразить, но я не дала ей это сделать:
– Не надо, – спокойно произнесла я, глядя ей прямо в глаза и поднимаясь с низенького пуфа. – В данном случае наши желания совпадают. Я тоже хочу быть от нее подальше.
Хозяйка дома аж содрогнулась от возмущения. Гримаса яростного презрения перекосила ее лицо.
«Видимо, мысль о том, что не все мечтают о близости к ее персоне, так бьет по ее самолюбию», – решила я, улыбаясь про себя во все тридцать два зуба.
Мы вышли из гостиной, сопровождаемые пристальными и неприязненными взглядами оставшихся в ней обитателей этого особняка.
Так я и оказалась в своей комнате. Тихой, уютной, красивой. И подальше от членов этого семейства.
Глава 8. Ночной визит
Матрас был мягким, пижама приятной на ощупь, воздух в меру прохладным, а я уставшей. Почему и заснула сразу же, лишь только моя голова коснулась подушки.
Спала без сновидений. В ощущении комфорта, уюта и относительной безопасности.
А где-то в середине ночи я просто открыла глаза, поняв, что уже не одна. Не было паники, ощущения опасности, не было резкого выдирания из мира снов. Было знание того, что ко мне пожаловали с визитом.
Полежав пару секунд с открытыми глазами в осознании сего факта, я сладко потянулась и встала с постели одним коротким и резким скачком, оказавшись на полу. А затем, шлепая босыми ногами по паркету, отправилась на балкон.
Там, на углу широких мраморных перил, упираясь чуть поджатыми ногами в ажурное ограждение балкона, сидел муж Гианэи и задумчиво смотрел прямо перед собой. Я тихонечко подошла и встала рядом, оперевшись двумя руками о перила.
Мрамор приятно холодил кожу, на звездном небе Гатилайи сияла огромная красноватая луна, в густых зарослях кустарника, окружающего дом, заливались ночные птахи, в траве стрекотали кузнечики. Ночные цветы чуть светились в темноте, наполняя воздух горьковато-пряным ароматом. Теплый, ласковый ветерок лениво колыхал занавеску, отделяющую балкон от комнаты, нежно касался моей кожи, доносил смесь каких-то невообразимых ароматов из окружающего особняк леса и деликатно то ли гладил, то ли трепал мои волосы, к слову, и так взлохмаченные. А может быть, он как раз и пытался их уложить поприличнее?
– Ты бы накинула пеньюар, – задумчиво процедил сквозь плотно сжатые зубы Дрей, не поворачивая в мою сторону головы.
«Че-то они все разговаривают со мной сквозь зубы. Что тот черноглазый на Кате, что теперь этот тут», – как факт отметила я про себя. А вслух, фыркнув, произнесла:
– Хватит с вас и пижамы.
И продолжила наслаждаться ночными видами с балкона. В конце-то концов, не я ж к нему завалилась глубокой ночью. Раскомандовался тут. Он что, ожидал меня ночью при полном параде увидеть? Пусть скажет спасибо, что его жена уговорила меня одеть пижаму. Сама-то я предпочитаю спать раздетой. А все эти их цивилизованные штучки меня раздражают. Обвешались условностями, понимаешь ли. Как спать, так в пижаме и пеньюар накинь. А как ночью в гости проникать, так ничего. Это нормально.
Ночной гость усмехнулся уголком рта, словно читая мои мысли.
– Все такая же, – сварливо произнес он непонятную для меня фразу и, полуобернувшись, изучающее посмотрел мне в глаза.
Его взгляд был чуть рассержен, голос раздражен, но в глубине карих глаз прятались боль, какое-то отчаянье, непонимание и одновременно радость и нежность. Это была очень странная смесь из противоположных чувств. И нечто подобное я уже видела тогда, на Кате, в чернющих глазах прилетка.
– А какое у тебя было прозвище на твоей планете? – неожиданно поинтересовался мой ночной визави.
Я чуть пожала плечами, припоминая. В роду меня звали только по имени и разными ласковыми словами типа: малышка, дитя, куколка и т. п. А… Ну, разве что?
– Звездец, – выдала я Дрею, резко выдохнув.
– Похоже, – улыбнувшись как-то одной нижней губой, произнес он в ответ и снова отвернулся от меня, глядя куда-то прямо перед собой.
Некоторое время мы простояли молча. Не знаю, о чем думал он, я же думала о том, что зеленое солнце и красная луна как-то не вяжутся с голубоватым оттенком кожи аборигенов. Она у них должна быть с зеленоватой. А почему тогда это не так? Они не местные? В их официальной версии истории об этом ничего не говорилось.
И резко повернувшись к Дрею, я выпалила:
– А почему у вас кожа не зеленая? Солнце же зеленое. Вы не местные?
Его губы сжались в узкую полоску, брови сошлись на переносице. Он хмуро окинул меня взглядом и, коротко мотнув головой, задумчиво произнес, словно подтвердил вынесенный ранее вердикт:
– Звездец.
И не успела я открыть рот, как мой собеседник одним плавным движением скользнул с балкона вниз, растворяясь в темноте аллеи.
Я же осталась стоять, наслаждаясь этой ночью и планируя осмотр окрестностей. Надо ж знать, где ты находишься. Тем более когда тебе все вокруг незнакомо.
Наконец, когда красноватая Королева Циклов, как про себя я называла луну, стала бледнеть, отступая за горизонт, я вновь отдала должное сну, с удовольствием припав щекой к нежному шелку наволочки и без страха проваливаясь в мягкую поволоку огромной подушки.
Я свернулась клубочком и, подложив ладошку под щеку, уснула почти мгновенно. И проспала без сновидений до того самого момента, когда горячие лучи здешней Звезды не начали щекотать мне веки из-за отдернутых Гианэей тяжелых бархатных штор.
В темном зале, прислонившись лбом к оконному стеклу и вцепившись в широкий деревянный подоконник двумя руками так, что на них побелели пальцы, хмуро, исподлобья глядя прямо перед собой, стоял высокий, мускулистый, широкоплечий, с узкими бедрами, рыжеволосый мужчина. Он не отрываясь, невидяще уставился куда-то в одну точку. И было похоже, что ни о чем не думал. А просто стоял и смотрел куда-то в одному ему ведомую даль. Но стоило заглянуть ему в глаза, и о полный сдержанной злости и боли взгляд его ярко-карих глаз, казалось, можно было огранивать алмазы. И уж точно очень сильно пожалеть о том, что нарушил его уединение.