Страница 119 из 135
Таня присела на корточки и стала разглядывать ландыш. Длинные листья с тонкими зелеными жилками. Стебель светло-зеленый, нежный и упругий. Цветы, похожие на капельки молока...
- Ландыш продается? - спросила Таня: ей все еще казалось, что это маленькое зимнее чудо не имеет цены.
- Продается, - спокойно ответила продавщица. - Плати деньги и забирай.
Таня бережно взяла в руки ландыш и спрятала его под куртку осторожно, чтобы не повредить соцветие и корни. Она вышла из магазина и зашагала по снежным улицам. Она шла в надежде встретить его. Сворачивала в какие-то переулки, пересекала площади, где мело, как в поле. И все всматривалась в лица прохожих. Все надеялась увидеть при свете фонарей серьезную складку между бровей и прищуренные глаза. Все ждала: вот-вот за поворотом покажется он. Но он так и не встретился ей.
Таня долго шла, прижимая рукой ландыш, чтобы он не замерз. Она согревала его, стараясь заменить этому живому существу весеннее солнце своим теплом. Потом она очутилась у здания школы. Было уже поздно. Свет в доме не горел, но несколько окон еще светилось.
Таня сразу подумала о Михаиле Ивановиче. Она почему-то вспомнила его слова: "Это не я... Это уже другой. Того убили и сбросили в противотанковый ров..."
Интересно, каким был тот? Наверное, он не был Зубром, а высоким, худым, с серьезной складкой между бровей. На нем была выцветшая гимнастерка и ржавые бинты.
Некоторое время Таня в раздумье стояла перед школой, прижимая рукой ландыш. Потом поднялась по ступенькам.
- Тетя Паша, Михаил Иванович здесь? - спросила она нянечку, которая пила чай из блюдца.
- Давеча был здесь...
- Я посмотрю его пальто.
- Посмотри.
Таня вошла в учительскую раздевалку и сразу увидела бурую, порядком засаленную дубленку. Это была его дубленка. Шкура Зубра.
Таня достала из-за пазухи ландыш и осторожно положила цветок в глубокий карман шубы учителя.
- Только не говорите, что я заходила, - сказала Таня.
- Ладно уж, - отозвалась старушка, наливая чай в плоское блюдце.
Таня быстро скрылась за дверью.
...Меняются теплые течения. На смену одному приходит другое. Оно так же подхватывает тебя у ворот дома и так же легко и просто несет тебя мимо других домов, через другие перекрестки. И тебе не надо задумываться, где поворачивать, где идти прямо. На помощь приходят трамваи и троллейбусы. Они, как корабли, плывут по течению.
Старое течение приводило Таню в школу. Новое выносит ее к круглому зданию цирка.
Таня приходила в цирк пораньше, чтобы успеть до прихода Викторины Сергеевны начистить порцию рыбы. Она распахивала двери, включала свет. Лель поднимал голову и, моргая, привыкал к свету. Он издавал скрипучий звук. Он приветствовал Таню. И сразу три головы просовывались между прутьев.
Таня открывала холодильник. Доставала оттуда бак с рыбой. Надевала фартук и вооружалась ножом. Она быстро очищала три серебряные тушки, а морские львы на это время превращались в морские камни: они застывали в томительном ожидании. Таня бросала им по рыбке. Камни оживали. Начинался новый день.
В это утро Танино внимание привлек странный звук. Он напоминал плач ребенка. Таня механически вытерла руки о фартук и вышла в коридор. Теперь звук доносился отчетливей. Он был похож на непрерывный жалобный вой. Таня пошла на звук. Она быстро шла по полутемному коридору и вскоре очутилась на манеже.
На манеже было двое: дрессировщик Эрозин и медвежонок. Дрессировщик бил маленького медведя длинным бичом, а тот пятился, отворачивая морду от свистящих ударов.
Таня замерла у края манежа. Ей показалось, что хлыст не зажат в руке дрессировщика, а как бы является продолжением руки.
Манеж был освещен, а полукруглые, уходящие к потолку ряды кресел тонули во тьме. И Тане показалось, что они заполнены зрителями. Что сотни людей, затаив дыхание, смотрят на медвежонка и слушают этот полный боли и отчаяния вопль.
Таня не выдержала, она бросилась на манеж мимо человека, машущего рукой-хлыстом, и закричала:
- Не смейте!
Она бежала к медвежонку, как кидаются на помощь маленькому беззащитному существу. Она забыла, что он дикий, обиженный зверь. Что человек уже убил хлыстом все теплое и живое, что теплилось под этой косматой шкурой.
Дрессировщик успел схватить Таню за руку и с силой отшвырнул ее в сторону. Таня упала в мягкие опилки.
- Сумасшедшая девчонка! Убирайся вон!
Таня вскочила на ноги и снова крикнула:
- Не смейте!
- Сейчас же убирайся вон! Не мешай мне работать!
Стояла оглушительная тишина. Только стон медвежонка прервал ее.
Если бы огромный круглый зал был заполнен людьми и если бы эти люди пришли сейчас на помощь Тане!.. Но зал был пуст. И это пустота сейчас внушала страх и отчаяние.
Таня бежала по коридорам. Она бежала и кричала:
- Все на манеж!
Никто не откликался. Цирк был пуст.
Вдруг Таня услышала за спиной голос:
- Что случилось, рыжая команда?
- Викторина Сергеевна... там... он... избивает...
- Кто избивает? Кого? Говори внятно.
- Эрозин... медвежонка... Идемте скорей.
- Негодяй, - тихо произнесла морская львиная мама.
Когда они вошли в зал, там уже собралось несколько человек. Вероятно, Танин сигнал долетел до тех немногих служащих, которые были в цирке.
Эрозин уже не бил медведя. Он кричал на собравшихся людей:
- Не ваше дело! Уходите! Уходите!
- Игорь Садыкович, так нельзя, - говорил старый пожарный, одетый в нескладные брезентовые доспехи.
- Иди-иди, туши-гаси, - огрызался Эрозин.
И тут в разговор вмешалась Таня:
- Вы не смеете, - кричала она, - это советский цирк!
Эрозин взорвался.
- Опять ты! Скажи спасибо, что я спас тебе жизнь! Тебя бы медведь отделал будь здоров как. Надо было не удерживать тебя. - И тут он закричал всем: - Если эта девчонка такая слабонервная, то пусть она убирается из цирка! И нечего устраивать общее собрание... Я заслуженный...
Он захлебывался от злости. Викторина Сергеевна подошла к Тане и тихо сказала:
- Пойдем, рыжая команда.
И они пошли по длинным коридорам к своим питомцам.
- Он не будет больше бить? - спросила Таня.
- Не будет.