Ее величество кошка

Мы переглядываемся. Никто не осмеливается заговорить первым, поэтому я решаюсь сама открыть дебаты.

– Возможно, вы удивитесь, но на данном этапе решения нет даже у меня, – торжественно начинаю я.

– Что если попытаться прорваться? – предлагает Эсмеральда.

– Отличная мысль! – радуется Анжело. – В атаку!

Лучше бы он помалкивал. Напрасно я его привела.

Я вздыхаю и с недовольным видом кручу головой. Не люблю повторяться. Понятливый Вольфганг переводит:

– Их слишком много.

– Что же нам делать? Бежать? – спрашивает Пифагор.

– Куда? Враг контролирует ближайшие берега, – говорю я. – И выше, и ниже по течению все перекрыто. Мы окажемся еще в большей опасности, чем на нашем укрепленном острове. Если крысы останутся на берегах реки, то не смогут атаковать в лоб наши оборонительные порядки и крепостную стену. А вот на средство переправы, на котором мы попробуем сбежать, они непременно нападут.

– Значит, переговоры? – предлагает отпетый пацифист Пифагор, для него главное – избежать противостояния.

– А может, внезапный удар? – гнет свое черная Эсмеральда, и ее желтые глаза сияют.

– Да, убьем их всех! – воодушевляется Анжело.

Я выслушиваю все предложения. Не сочтя ни одно разумным, я снова беру слово:

– Чем дольше размышляю, тем привлекательнее мне кажется наименее опасный план: ночная вылазка с целью привести подкрепление. Свежие силы ударили бы по нашим противникам с тыла.

Сначала все молчат, потом принимаются друг друга перекрикивать. По-моему, все присутствующие кошки признают обоснованность моего плана при всей сложности его претворения в жизнь.

Я выдвинула это предложение, поскольку знаю, что бездействие пойдет нам во вред. Сейчас самое главное – не сидеть без дела. Так я всегда действую при серьезных кризисах: важнее всего – сохранить инициативу, не отдавать стратегическое преимущество противнику, а тем более моим союзникам.

Правда, у нас, кошек, есть слабая сторона – органически присущая нам независимость. Мы не любим подчиняться, не любим начальство, не признаем иерархию. Каждая кошка считает себя самой лучшей, а всех остальных ни во что не ставит. В таких условиях трудно установить дисциплину. Поэтому я иду ва-банк:

– Устроим ночную вылазку! Уверена, все получится.

Остальные, менее самоуверенные, в конце концов принимают мое предложение.

В тот же вечер, в самый поздний час, шесть умеющих плавать кошек, отобранные лично мной по критерию умения действовать скрытно и ловко, следуют моим наставлениям: они приступают к выполнению задания. (Анжело среди них нет, мне пришлось поставить его на место. «Ты слишком юн и неопытен, – сказала ему я. – Ты заблуждаешься, воображая, что кош-кван-до спасет тебе жизнь. Лучше молчи, слушай мать и сиди тихо».)

При свете одних только звезд моя шестерка ныряет в воду и незаметно добирается до берега.

Пока все идет хорошо.

Я наблюдаю за их продвижением с башни собора Парижской Богоматери, потому что прекрасно вижу вдаль в темноте, а мои вибриссы не хуже придуманного людьми радара фиксируют все происходящее вокруг.

Группа движется по суше, часовые во вражеском лагере ничего не замечают.

Уф!

Задача нашей шестерки – обойти спящих крыс и проникнуть за кольцо окружения. Тишина на берегу вселяет в меня уверенность.

На моем наблюдательном пункте появляется Пифагор.

– Первая часть задания выполнена. Теперь они должны найти подкрепление достаточной численности и успеть привести на помощь нам.

Как всегда в подобных ситуациях, я закидываю одну лапу себе на шею и вылизываю живот – так легче расслабиться. Пифагор, понимая мое волнение, готов почесать мне спинку, заодно удаляя блох. Я всегда отдавала должное услужливым котам, предвосхищающим желания своих кошек.

Тактичность Пифагора действует на меня возбуждающее, и я предлагаю ему незамедлительно мной овладеть. Его не надо просить дважды: я уже чувствую внутри себя его шипастый член. (Однажды Пифагор объяснил мне, что кошачий член устроен таким образом, чтобы удалять сперму, оставшуюся от кота-предшественника, и повысить шансы оплодотворения своими, а не чужими сперматозоидами.)

Сначала мне больно, потом очень больно, но в конце концов становится приятно. При занятии любовью я чувствую свои внутренности, партнер пробуждает мою утробу (ни один самец, даже из людей, никогда не поймет этого сугубо кошачьего ощущения).

Достигнув вершин экстаза, я мяукаю так громко, как только позволяют голосовые связки, звук соответствует си-бемоль (Пифагор как-то раз указал мне на то, что при оргазме я всегда ору эту ноту).

– Прекрати! – просит Пифагор.

– Нет, продолжай.

– Прекрати так громко мяукать! Ты перебудишь всех крыс.

Об этом я как-то не подумала.

Устыдившись собственной нескромности, я отсоединяюсь от своего кота и бью его лапой по морде, давая понять, что если с отважной шестеркой что-то случится, то виноват будет он.

Я прошу его оставить меня в покое, возвращаюсь в свою комнату и вижу, что служанка уже уснула. Забравшись к ней на живот, я принимаюсь его месить, то выпуская, то втягивая когти, чтобы успокоиться.

Она открывает глаза, принимает мое поведение за проявление симпатии и начинает меня гладить.

Знала бы она, что я просто расслабляюсь, что это она служит мне плюшевой игрушкой…

Я урчу на частоте 25 герц.

– Бастет?.. – бормочет она (это единственное человеческое слово, которое я понимаю).

Измотанная чередованием отрицательных и положительных эмоций, я решаю уснуть.

Но спокойствие хрупко. Очень скоро я снова начинаю волноваться из-за положения, в которое мы попали.

Лишь бы получилось! Лишь бы шести разведчикам, выбравшимся за бурое крысиное кольцо, удалось вовремя привести подкрепление, которое прорвет окружение.

16. Осада Алезии

В I веке до нашей эры консул Юлий Цезарь, стремившийся одолеть своего соправителя Помпея и стать единственным властителем Рима, решил произвести впечатление на римлян яркой военной победой.

В 58 году до нашей эры на деньги своей матери он снарядил армию и повел ее «умиротворять» Галлию (с которой Рим до тех пор сохранял добрые отношения).

Помпей предупредил галлов, что эту войну с ними ведет отдельный человек, а не вся Римская республика, потому что сенат не одобрил агрессивное вторжение Цезаря, однако галлы не смогли остановить его надвигавшуюся с юго-востока армию.

Умелый дипломат Цезарь воспользовался внутренними распрями галлов, чтобы натравить их друг на друга. Как отличный стратег он одерживал одну победу за другой. Его армия захватила всю Галлию, достигла Британских островов, перешла Рейн и вторглась в Германию.

Однако в 52 году до нашей эры вождь племени арвернов Верцингеториг собрал галльскую армию и повел ее на римских захватчиков. Он разбил армию Юлия Цезаря, осаждавшую укрепленный лагерь при Герговии.

Вдохновленный первой победой, Верцингеториг бросал вызов римлянам еще в нескольких сражениях. Но удержать преимущество молодому галльскому полководцу не удалось. В конце концов ему пришлось бежать и укрыться с 80 тысячами человек в укрепленном лагере Алезия (нынешняя Бургундия-Франш-Конте).

Юлий Цезарь располагал 70-тысячной армией легионеров. Ввиду численного превосходства противника он решил не атаковать, а устроить осаду с применением новшеств: окружил Алезию защитным кольцом длиной 35 километров. Оно представляло собой ров шириной и глубиной четыре с половиной метра, позади рва стояла стена высотой три с половиной метра, поверх стены был воздвигнут частокол. Через каждые 25 метров стояла башня с лучниками.

Перед рвом торчали колья с железными наконечниками, перед самими кольями вырыли метровые конические ямы с замаскированными ветками кольями поменьше – ловушки для лошадей. Этого Цезарю показалось мало, и он протянул вторую линию защиты. Первая должна была помешать Верцингеторигу вырваться из крепости, вторая – подтянуть подкрепление.