Страница 6 из 7
Если и были у Чацкого какие-то таланты, то растрачены они впустую, – своё тридцатилетие он точно встретит без образования, карьеры, состояния и имения. Не могу сказать, что он кому-то, кроме себя, причинил непоправимое зло. О нём хоть и будут сожалеть, но не убиваться.
Не стоит обходить вниманием и отношение Чацкого к женщинам. Если бы все претенденты на руку и сердце так обращались бы со своими возлюбленными, то род человеческий давно пресёкся бы. Это про Софью, и стоило ли говорить о её уме, если бы она приняла всё то, что наговорил ей Чацкий, за ухаживание.
Надо ли было Чацкому высмеивать старушку Хлестову? Татьяна Юрьевна принимала в нём участие, и как он отозвался о ней? Наталью Дмитриевну настроил против себя и графиню-внучку. Вообще, прежде чем шутить с женщинами, надо предварительно испросить совета у К. Пруткова. Я не сильно погрешу против истины, если скажу, что самые явные и на его взгляд обоснованные претензии у Чацкого… к жёнам, их дочерям, княжнам, к женщинам вообще и Софье в частности за непонимание его тонкой натуры, за невнимание и нелюбовь к себе.
Никуда Чацкий не уедет, – он разновидность приживалки, которая, живя из милости, никого не любит, сама всем надоела, но выгнать которую хозяева не могут из милосердия ли, из сердобольности ли, но более всего – от сознания её никчёмности, неудельности и неспособности ни к чему. Выгнать или перестать заботиться о такой, значит то же самое, что лишить её жизни, а это грех для христианина.
Чацкий — образ неумирающий, его реинкарнации мы встретим ещё… у Достоевского – Кармазина, у И. Шмелёва в образе барина Антальцева, а у Ильфа и Петрова он будет Васисуалием Лоханкиным. Вообще, Чацкий явил бы из себя весьма любопытный набор всевозможных психопатий и фобий для специалиста по отклонениям в поведении.
Молчалин. как я уже говорил, персонаж хоть и необходимый, но его образ неважен, так как все его действия – это реакция на капризы Софьи. Опять же реакция очень и очень откорректированная осознанием своего подчинённого положения патрону и благодетелю – отцу Софьи. Искренне ли он угождает или ради выгоды, – нам не известно и, за неимением фактов, предположения на эту тему, даже при достаточной их вероятности, могут быть самыми противоречивыми, а следовательно, несущественными. Единственное место, когда Молчалин, не спавший уже часов 30 с лишком, показывает, что он далеко не прост, – это в диалоге с Чацким, где он исподволь демонстрирует нам и последнему, что тот ничего собой не представляет, а Чацкий, не понимая того, оправдывается, используя домашние заготовки и демонстрируя своё злоязычие в адрес людей, которые принимали участие в его судьбе. Этот диалог даёт нам понять, что Молчалин очень неплохо осведомлён об обстоятельствах Чацкого и что Чацкий… личность довольно пустая, да ещё и жёлчная к тому же. Функция у Молчалина, говорю я, исключительно служебная и он её блестяще исполняет! Чацкий же, при всей своей ненависти или всём презрении к Молчалину, злословит о нём только заглазно, в непосредственном общении достаточно корректен. Не от того ли, что Молчалин уже является дворянином и вполне может потребовать у него сатисфакции? Ещё Молчалин нам являет пример вертикальной мобильности в первой четверти XIX века, когда человек из низов к 30 годам уже делает неплохую карьеру. Тем же, кто осуждает Молчалина за якобы низость в финальной сцене с Софьей, скажу: если невинно осуждённый узник своим побегом доставляет нравственные страдания своему тюремщику, то это вина не беглеца, а того, кто осудил его на страдания, им незаслуженные.
Нашим великим актёрам я бы рекомендовал ничего не рассказывать нам про «игру на разрыв аорты», а просто перед тем, как воплощать на сцене образ Молчалина, не поспать 40–42 часа, а потом ещё внезапно потерять надежду поспать и в ближайшие 24. Вашему покорному слуге довелось однажды не спать две ночи кряду, но прочих ограничений у меня не было, – привычная, только круглосуточная, работа с регулярным питанием и возможностью даже 20–30 минут иногда вздремнуть. 12 часов потом я спал, не просыпаясь.
Фамусов — довольно противоречивая фигура. Его можно представить и передовым человеком, судя по его высказываниям о молодёжи, и ретроградом, если судить, как он отзывается о книгах, впрочем, он так мог отзываться только о тех книгах, что читала Софьи и тех, которые не пошли на пользу Чацкому. Но одно, я уверен, неоспоримо: Фамусов являет нам единственный на всю великую русскую литературу пример настоящей мужской дружбы. Может быть, я не очень хорошо знаю литературу, но я не могу назвать ни одного произведения, где бы фигурировали два настоящих товарища. Почему-то вспоминаются только такие романы и рассказы, в которых один другого разорил или где один другого пытается расшевелить и всячески помогает, а потом бросает за бессмысленностью процесса, или один другого убивает просто так, а вот в котором один друг принимает на себя воспитание сына умершего друга – только «Горе от ума»! Фамусов ни разу и ни в чём не упрекнул Чацкого, а ведь было за что! Фамусов не женился вторично, хоть был ещё далеко не стар, когда он потерял мать Софьи, из-за того, вероятно, что не хотел в своём доме отношений: «дочь-мачеха» и тем более «воспитанник-мачеха», то есть заботясь исключительно о детях.
Фамусов сохранил и, вероятно, приумножил состояние Чацкого. Любой человек с качествами, которые приписывают Фамусову моралисты, ещё в детстве объявил бы Чацкого недееспособным, не особенно погрешив против истины, и владел бы его имением, как собственным.
Можно почти гарантировать, что Павел Афанасьевич уже назавтра, всё простив и забыв, кинется разыскивать Чацкого, если тот сам не вернётся раньше – поучаствовать в сцене «Возвращение блудного сына».
Нам ли и в наш ли век упрекать Фамусова за то, что он оказывает протекцию родне? «Свояченицы детки» – это, видимо, дети той самой «Тётки из глуши, из Саратова».
Скалозуб. Уже сама фамилия показывает, что для него… горе – не беда! Почему-то предписывается школьникам высмеивать полковника Скалозуба. До «УчПедГиза», вероятно, не доходило, что, начав высмеивать героев Отечественной войны 1812 года, можно дойти до осмеивания огулом вообще всех героев всех остальных войн, которых, к сожалению, в истории России-РСФСР-СССР-России было немало. Если до кого-то не доходит скрытый юмор высказываний Скалозуба, то это не проблема последнего. Скалозуб служил честно, и, судя по тому, что за четыре года войн – с 1809 по 1813 год, он, не прячась от пуль, стал подполковником, а на день действия комедии всего лишь полковник, то ему не слишком помогали продвигаться по службе его родня, друзья или деньги, и не важно, что он сам о себе говорил. За всю комедию Скалозуб наиболее жёстко, но вполне заслуженно, прошёлся по князь-Григорию и его присным, а кто считает, что они этого не заслужили, пусть аргументирует свои возражения Сергею Сергеевичу. Если же кто-то сможет в наш меркантильный век упрекать Скалозуба за его богатство, то и отвечать такому оригиналу не стоит.
Хлестова, Амфиса Ниловна, 65 лет. Грибоедов дважды и по-разному рекомендует её. Первый раз как свояченицу, якобы сестру жены Фамусова, но у жены Фамусова не могло быть такой старой сестры, – вряд ли Фамусов женился на ровеснице, а не на девице лет на 20–25 моложе себя. Второй раз устами Фамусова, не читавшего, вероятно, «Горя от ума» и поэтому назвавшего её «невестушкой», но ни женой брата, ни женой сына она быть не могла из-за возраста, и так как сына Павлу Афанасиевичу Бог не дал, а женой брата она не могла быть из-за своей фамилии. Сама Хлестова называла Софью племянницей. Нам известно, что у Фамусова есть свояченица, так как он помогает устраиваться в жизни её детям, но о детях Хлестовой мы ничего не знаем, а ещё нам известно, что она принимала определённое участие в воспитании Софьи и Чацкого и поэтому озабочена состоянием возможных женихов своей любимой внучатой(!) племянницы. Ни в коем случае не комическая старуха, хоть, вероятно, она и старая дева. Хлестова лояльна к людям, находящимся ниже её на социальной лестнице, и крепостным, она не сказала и не сделала ничего глупого или смешного.