Страница 6 из 7
Я принялась осматривать окрестности – обходить все синагоги в квартале, а их было немало. Может, Богиня приняла новый облик, а все мы – просто консерваторы? Но нет. Ее там не было. По правде говоря, сложно было найти место, менее наполненное тем ощущением восторга, чем синагоги в спальных районах моего детства.
Тогда я стала искать в учреждениях других конфессий. Первым делом – в церквях, и начала с католических, куда пошла со своей подругой Сюзан О’Хара. Когда я сказала, что хочу вместе с их семьей присутствовать на мессе, ее мама недоверчиво на меня посмотрела. Быть может, заподозрила шпионку, подумала я. И все же разрешила пойти. Мне нравились красивые рясы на священниках, размахивавших кадилом, все убранство было торжественным и возвышенным. Но и там, увы, Богини не оказалось – лишь мрачное неодобрение. Никакой радости.
Отправившись с родителями на лето в Израиль, я решила, что там повезет. К тому моменту мне исполнилось 14, и я испытывала настоящую шпионскую лихорадку! Я обходила мечети и церкви, побывала на Масличной горе и в храме Бахаи, на горе Синай и в Куполе Скалы, в пещере Патриархов и в крепости Масада, в Храме Гроба Господня и на Пути Скорби, в Гефсиманском саду и у Стены Плача. Все это время я не переставала делать пометки в блокнотике, как шпионка Хэрриет. Но повсюду видела одно и то же: старые, пыльные, безжизненные и безрадостные здания, полные скорби и слепой бездушной покорности во имя некоего мстительного и злопамятного Бога. Я искала ее, но не видела ничего священного.
Более того, так называемая Святая земля оказалась опасной для юной блондинки с открытой, ищущей душой. Куда бы я ни пошла, всюду ко мне приставали, похотливо смотрели и без спросу норовили потрогать, унизить, надругаться. Повсюду: на рынке, на улице, и что самое ужасное – во многих святых местах.
Тогда я не понимала, с чем связано подобное навязчивое внимание и как от него избавиться. Я в буквальном смысле слова не понимала происходящего, но знала, что так не должно быть. Я не понимала, что короткое платье, белая кожа и светлые волосы были для них вызовом – в общественном бассейне, в гостинице, в автобусе. Всюду, где меня некому было защитить. И никто, казалось, не замечал этого. Хотя все происходило прямо под носом, говорить о подобном не принято. Как и обсуждать становление девушки взрослой женщиной и общее восприятие девушки как объекта для провокации – а не как ребенка, коим я и являлась, – в чужеродной среде. Не было слов, которые могли бы объяснить то ощущение неправильности и неполноценности. Мы не говорили об этом ни с матерью, ни с отцом, ни с братом. Как будто ничего не происходило.
Неудивительно, что и на этот раз наблюдения оказались бесплодны, не дав никаких результатов. Мне так отчаянно хотелось отыскать Богиню, – но на Святой земле ее нигде не было. Я совершенно растерялась. Разве можно называть землю «святой», если на ней не было и следа Богини?
В то ужасное лето мы достаточно долго пробыли в Израиле, чтобы я научилась бояться мужчин и не доверять им, обвиняя во всем мою пробуждающуюся женственность. Достаточно долго, чтобы осознать, какую опасность для меня – уже не девочки, но еще не женщины, – представляет окружающий мир.
И я утратила веру, повесила на крючок шпионский плащ, убрала в дальний ящик блокнот и еще сильнее замкнулась в себе, став еще несчастнее. Разумеется, тогда я решила, что Богиня ушла навсегда, став вымершим видом, как птица Додо или тираннозавр Рекс. Ее истребили, как побочный продукт прогресса. Я знала: шансов найти ее практически нет. Я почти сдалась.
Потерять ее – и вновь обрести
Сразу после окончания колледжа я переехала в Нью-Йорк. Некоторое время гастролировала вместе с труппой местного театра, а в перерывах выступала с «Шекспир и Компания» на «Шекспировском фестивале» в Вайоминге и училась на курсах актерского мастерства. Но по правде говоря, жизнь плавно приближалась к тупику. Я была актрисой, но не играла; певицей – но не пела; молодой женщиной, которая ни с кем не встречалась и не общалась. Моя вера в людей держалась на волоске. Я работала официанткой и скрывалась ото всех, чьи ожидания не оправдала (и знала об этом).
Я рассталась с замечательным молодым человеком, с которым встречалась в колледже. Он просто слишком сильно меня любил, и мне от этого было неловко – ведь я не видела подобного отношения ни от отца, ни от братьев, и это чувство казалось мне странным. Я знала: если не удалось сохранить отношения даже с таким прекрасным человеком, значит, со мной точно что-то не так. Меня обуревали сомнения. Может быть, я лесбиянка? Или не умею любить? Почему не получается ладить с людьми? И разве я могу выступать на сцене, если не в состоянии даже разобраться в себе как в женщине?
Поэтому, вместо того чтобы принять предложение о совместном выступлении с «Шекспиром и Компанией» на следующий сезон, я отправилась к психологу. Однако, проведя несколько лет на кушетке, я лишь усугубила неуверенность и ненависть к себе, став еще более замкнутой. Наконец решила попрощаться с психологом и заняться самообразованием. Я с головой ушла в греко-римскую мифологию, изучение архетипов и анализ работ Карла Юнга и Джозефа Кэмпбелла, древних традиций и культов поклонения богиням у аборигенных народов. Я узнала, что в ранних религиях люди поклонялись Праматери, а не Отцу Небесному, что в доисторические и ранние эпохи развития человечества существовали целые религии, где у творца было женское лицо. И вместо того чтобы проводить четкую грань между материальным и духовным, люди верили в существование души внутри материи. В те времена святой дух был повсюду – не только в церквях и храмах. К смерти относились с не меньшим почтением и праздновали ее, как рождение, с радостью и благодарностью. Женщина почиталась как врата в жизнь, все и вся связанное с ней было священным.
Это казалось куда более осмысленным и правильным, чем религия, существовавшая во времена детства. Мною овладела такая жажда познания, что я превратилась в совершеннейшую отшельницу, не знавшую плотских утех. Казалось, что предмет изысканий и открытий настолько чужд патриархальной культуре, что если я стану частью этого нового знания, окружающие еще меньше будут понимать мои слова и поступки. Приобщившись к вечным истинам, я еще сильнее отдалилась от мира – ведь теперь я была еще больше уверена, что никто не разделит со мной мои открытия. Я оборвала все связи с семьей и друзьями, забросила любимую работу. И все ради исцеления и поиска ответа на главный вопрос моей жизни.
А потом – все изменилось.
Одна из коллег-официанток позвала меня на занятие в «Информационном актерском проекте». Когда я прочла отрывок, приготовленный для прослушивания, ко мне подошел один из преподавателей и сказал: «Реджина, вы замечательно играете. Но в вашей игре совершенно нет чувственности. Пока не обретете внутреннюю гармонию с собой, вам так и будут предлагать роли более старших женщин».
Эти слова послужили встряской, я понимала: он прав. У меня давно не было парня и свиданий. Я понимала: в этой области я – совершеннейший бездарь. После расставания со своим молодым человеком не хотелось вновь через это пройти.
Мужчины все так же пугали.
Но кроме того, хотелось стать актрисой, и желание осуществить эту мечту было сильнее страха.
Выслушав мою исповедь, другой преподаватель рассказал о курсе «Основы чувственности» в университете Изобилия, который он недавно посетил. По его словам, он поможет сделать мои выступления более чувственными. Но при одной только мысли об этом я испытала ужас. Я скорее прыгнула бы с самолета, занялась бы глубоководным нырянием или принялась чистить улицы зубной щеткой, чем пошла на курсы чувственности.
Всю неделю перед занятиями я ужасно нервничала, придумывая отговорки. За последние восемь лет я почти не выходила из дома, превратившись в затворницу. Уже запись на курсы актерского мастерства была для меня настоящим подвигом – теперь же предстоял прыжок в пропасть самого большого страха: новая встреча с той частью меня, которой пришлось испытать столько жестокости. Я никак не могла пробудить чувственность, разве что через отвращение. И все же чувствовала – меня будто гонит вперед некая высшая сила.