Страница 6 из 13
– Они не только ждут, Иван Александрович, они уже и стол накрыли.
– Так что же мы здесь сидим?!
Загряжский с Синицей встали, бригадир дружески хлопнул поручика по спине, и они вместе зашагали на ожидавшую их пирушку.
Глава 6
«Господи, дай сил! Ощущение, что земля уходит из-под ног. Не знаю, за что браться. Мечусь между свёкром и этой несчастной девочкой. После разразившегося скандала свёкор занемог, да так, что казалось, никакая сила не вернёт его в наш бренный мир. Срочно призванный лекарь не сулил ничего обнадёживающего. Боли в сердце, немеющая левая рука, заметное нарушение речи. Одновременно – то приходящая в себя, то теряющая сознание Ефросинья. Бледное, почти бескровное лицо. Когда приходит в себя, не понимает, где она и что с ней, бредит наяву, говорит странные вещи, чудится что-то несусветное. Потом, обессиленная, опять впадает в забытьё. Толчки ребёнка в животе почти незаметны. Да жив ли он ещё?! Лекарь никак не может вывести её из этого состояния, опять говорит страшные вещи: то предвещает лишение разума, то кончину от общего истощения. А они оба и вправду исхудали до невероятности, одни впалые щёки да глаза на лице. Еду оба не принимают, разве что в моменты просветления у одной и улучшения у другого девушки из дворни, которые постоянно рядом, умудряются влить в рот немного куриного бульона. Вчера приехали два врача, вызванные из столицы, осмотрели обоих и вместе с местным лекарем долго совещались. Не пришли ни к какому выводу. Все трое брали меня за руку, произносили утешающие слова, отводили глаза в сторону, а в результате суть сказанного свелась к тому, что надо ждать. Выдюжит организм – хорошо, не выдюжит – …После чего столичные светила уехали, лекаря вызвали в соседнюю усадьбу, а я осталась в своём безумном состоянии. Так хотелось пожалеть себя, поплакать навзрыд, повыть в голос о своей незадавшейся женской доле. Днём никак нельзя, все в усадьбе и так смотрят с сочувствием и растерянностью. Сын Саша большой уже, чувствует беду, притих, а спросить не решается, жалеет меня. Видит только, что дедушка любимый заболел, да женщина какая-то с отцом приехала и тоже почему-то слегла. Малышки же Софи и Катенька не понимают ничего, но тревогу общую ощущают, капризничают. Ночью, уткнувшись в подушку, дала волю слезам, выплеснула из себя горе, почти накрик причитала:
– Как же так?! Всю душу ему одному отдала, никого, кроме него в сердце не пустила! За что же он со мной так?! Что я ему сделала?! Ведь когда мне о любви говорил, в глаза мне глядел, не лгал он, нет, не лгал. Как же мог предать и меня, и детей? А эта девушка? Как ей после всего жить?! Ведь, наверняка, и ей в любви клялся, она ему поверила, поверила, что он станет ей и будущим детям опорой в жизни. И в этой ситуации всё и всех бросить, развернуться и уехать, охраняя свой покой, выбросив из сердца двух униженных женщин, думая уже о новых приключениях в своей жизни! Неужели человек, которого я любила, которым гордилась, отец наших детей – подлец?!
Сказала, и аж сердце от ужаса похолодело в груди. Вдруг чувствую, кто-то прикоснулся к плечу! Вскочила от страха, обернулась, вижу, нянюшка Наташа со свечой стоит и ласково на меня смотрит. Я от жалости её ещё пуще прежнего разрыдалась, кинулась ей на грудь, и остановиться не могу. Говорю что-то бессвязное, а она свечу на стол поставила, меня по голове гладит и тихо так успокаивает:
– Ничего, матушка, ничего, всё перемелется, мука будет. Когда мой Вася накануне свадьбы утонул, я тоже думала, кончился мой век. А вот ведь Господь силы дал, пережила беду. Деток твоих нянчила, пока гувернёры не понаехали, да и теперь с ними, когда надо вожусь. Всё отрада. Чую, вскорости опять понадоблюсь.
– Няня Наташа, так ведь тебя не бросали так немилосердно, не обманывал любимый и дорогой человек! Как после такого жить?!
– Милая моя, ты посмотри, сколько всего тебе Господь по милости своей дал: и детки здоровые и ладные растут, и свёкор уважает, и хозяйство большое твоего участия ждёт. Грех роптать. Ну, а жизнь она всегда печалями да радостями перемежается. Будешь горевать, всё рассыплется, в запустение придёт. Нельзя тебе руки-то опускать.
– А как же с мужем-то быть, ведь не выкинуть из сердца произошедшее, не забыть.
– А ты о хорошем про него думай. Любовь Вас связала? Любовь. Некоторые так во всю жизнь её и не дождутся, а Вам Бог дал. Деток вон каких друг с другом прижили, сердце радуется. Он деток любит, всегда о них заботится. Этого от него не отнять. Отчизну-матушку, не щадя живота защищает, а, значит, тебя и деток тоже. Пусть гордятся таким отцом.
– Но ведь другую в сердце пустил.
– Ну, что же? Мужик, он и есть мужик. Что тут поделаешь? Глаза на красоту ему не закрыть. Зашлось сердце, не смог совладать, слабость проявил. Так за то ему перед Богом ответ держать. Ты свою душу, голубка, в чистоте держи. Господь всё видит, он поможет боль перенести.
– А она ведь и впрямь красавица, – сказала я успокаиваясь. – Вначале ревность в сердце кольнула, а теперь чувствую, нет её, ушла, жалость только к ней.
– Это хорошо, милая, душа у тебя светлая. Ей ведь тяжелее, чем тебе. Вокруг тебя детки, всё знакомое, а она тут одна одинёшенька среди незнакомых людей, и податься ей некуда. Куда пойдёт, что скажет? Да ещё дитё под сердцем носит, его дитё, твоим деткам братика или сестричку. Лихо ей сейчас. Ты не бросай её, у неё кроме тебя никого здесь нет, всем она чужая. Только ты её надёжа.
– Няня Наташа, выживет ли она ещё после такого потрясения, да и Александр Артемьевич едва дышит. Что делать?
– Я тебе, матушка, так скажу: лекари лекарями, а лучше знахарки да целительницы бабки Татьяны, никого в наших краях нет.
– Да что ты, няня Наташа, ей уж за восемьдесят, она еле ходит!
– А это тут причём? Дар, он от Бога даден, у него возраста нет. Я у неё уже побывала. Она травки подбирает, да отвары делает. Завтра к тебе приведу. Хуже, чем есть, не будет, а даст Бог, с хворями справится. Ты ей доверься, а сама делами занимайся да за детушками гляди. А сейчас выкинь всё из головы и спать ложись. Утро вечера мудренее.
Няня Наташа укрыла меня одеялом, перекрестила, взяла подсвечник и ушла. Я и не заметила, как уснула, и проспала без сновидений до самого утра.
С утра, проведав свёкра и заглянув к так и находившейся в полузабытьи Ульрике, горестно повздыхав, занялась накопившимися делами. За нескончаемыми заботами чувство отчаяния притупилось и отступило на второй план.
Сначала дети. Сегодня обязательно наведаюсь на уроки по французскому языку. Понимаю, как это важно: в совершенстве владеть французским. Без него нечего делать и в высшем свете, и в провинциальном обществе. Как быстро всё меняется! Совсем недавно без немецкого никуда, и вот, поди ж ты, теперь уже французский в обиходе. У деток возраст разный: сыночку Сашеньке тринадцать, Софи – семь, младшей Катеньке – шесть. Какие книги им даёт переводить мсье Ксавье? Ведь каждый должен читать в соответствии с возрастом. За наполняемостью домашней библиотеки постоянно слежу. Библиотека в доме старинная, обширная, многие поколения её собирали. Так ведь и образование не стоит на месте. И, конечно, французский французским, но на первом месте непременно духовное образование: чтение Библии, церковных книг, трактатов по церковной истории, сочинений Отцов Церкви и житий святых и мучеников. Сделаю всё, чтобы привить детям сердечную приверженность православной вере. Ведь христианские истины обращают человека к его внутреннему духовному миру, а каждый родитель хочет видеть своего ребенка, прежде всего, хорошим, достойным, нравственным человеком. Библиотека служит мне и кабинетом, в котором разбираюсь с деловыми бумагами. Пойду посмотрю, доставили ли новые издания, которые я заказала: "Детское чтение", "Детское училище", "Детская философия", "Магазин юношеский", "Магазин детский", "Детский друг", новые учебники по азбуке и грамматике французского языка. На обучение детей не скуплюсь, учебники для занятий самые современные, учителям плачу 400–500 рублей в год, стол для них бесплатный, живут в поместье. Учителей отбирала тщательно, советовалась с родственниками и знакомыми, ведь шарлатанов пруд пруди, лишь бы место занять. Но и не ошиблась, все специалисты отменные. Держу двух гувернёров: один следит за здоровьем и внешним видом детей, занимается их воспитанием; другой же наблюдает за учебой, помогает готовить уроки, читает с ним книги и просматривает альбомы. Этот второй и есть мсье Ксавье, француз, который, заодно, и учит своих воспитанников французскому языку. А кроме того, наняла ещё нескольких учителей: учитель-технарь господин Савельев преподаёт математику, а Сашеньке ещё и механику, и военные науки – фортификацию и артиллерию; другой учитель господин Батурин учит русскому языку, словесности, орфографии, чистописанию; еще один учитель господин Сурожский преподаёт рисунок, учит рисовать. А вот освоить азы музыки помогает наш крепостной музыкант Иван, талантлив от Бога, всё пытаюсь тестя уговорить дать ему вольную. Танцы преподаёт также крепостной танцмейстер Алексей, а фехтование всё тот же мсье Ксавье. И, конечно же, рядом с детьми незаменимая нянюшка Наташа, мои глаза и уши. Что бы я без неё делала? Воспитывать детей непросто, характеры разные, подчас упрямятся, не слушаются. Как тут поступать? К советам знакомых прислушиваться невозможно, всяк воспитывает по-своему: в одних семьях детям дают полнейшую свободу, в других прибегают к жестким наказаниям. Я же остановилась на том, чтобы учение не шло во вред здоровью детей. Руководствуюсь "Кратким наставлением о воспитании детей" 1766 года. Книга у меня на столе вся в закладках. Особенно люблю перечитывать одно место, вот и сейчас пришла и сразу в книгу, где написано: "Приводить детей к учению подобно, как в приятное и украшенное цветами поле. Тернии в оном находящиеся раздражают природу, особливо сначала, а сие происходит единственно от неразумения воспитателей. Чтоб дети с весельем исполняли свою должность, надлежит стараться всемерно вперить в них любовь к учению так, чтоб оное награждением себе почитали. Сие единое способствует к большему просвещению их разума. Неумеренное учение вредно здоровью. Не должно тревожиться, видя умы не скоро зреющие, а желать надобно, чтоб дети имели только здравый разум и доброе сердце, о чем паче всего прилагать должно старание с самого их младенчества, а также и о том, чтоб они были и крепкого сложения. Не должно бить детей почти никогда, а паче не следовать в жестоких наказаниях безрассудным и свирепым школьным учителям, от сего приходят дети в посрамление и уныние, вселяются в них подлость и мысли рабские, приучаются они лгать, а иногда и к большим обращаются порокам. Всякие побои, кроме того, что чувствительны, по всем физическим правилам, без сомнения, вредны здоровью. Лучший и надежнейший способ наказания, лишать их того, что им всего приятнее, то есть: не пускать их гулять с прочими, стыдить несколько времени, но не долго." Да и граф Строганов недавно мне писал, что императрица того же мнения, и по поводу воспитания внуков говорила: если в детях свобода духа не будет угнетаема наставниками, то от игры к учению приступить будет столь же охотно, как и в игре, и для того их высочеств не принуждать к ученью, но представлять им, что учатся ради себя и для своей пользы. На столе напоминание о датах: на неделе везу детей в придворный театр, там два раза в неделю дают французские комедии. У нас своя ложа. На детей выезды в театр оказывают сильное впечатление, даже на малышек Софи и Катеньку. Зато как приятно, что дети, несмотря на свой возраст, хорошо знакомы с произведениями Вольтера, Расина, Корнеля, Буало, охотно цитируют Дидро и Лафонтена. К тому же, сегодня посмотрю очередную репетицию спектакля по басням Лафонтена с участием деток. В скором времени прибудут гости на домашний спектакль, в котором Сашенька, Катя и Софи заняты наряду с актёрами нашего крепостного театра. Подготовка идёт вовсю, задействованы учителя музыки, декламации, пения и танца. И здесь опять важную роль играет моя несравненная няня Наташа. Для крепостных актёров и постановщиков этого действа она своя, и детки её любят и слушаются. А мои активные, любознательные, шаловливые и, что греха таить, избалованные чада, далеко не всякого послушают.