Страница 11 из 13
Антонида опять перекрестилась, сосчитала «раз, два, три» и надавила сверху на живот, но Ульрика слегка запоздала и одновременно не получилось.
– Я же сказала «одновременно», – раздраженно произнесла акушерка. – Ничего, ничего, сейчас всё получится, – сказала она, успокаивая себя и Ульрику.
И опять прозвучало «раз, два, три». Все свои оставшиеся силы вложила Ульрика в эту потугу. Невероятное ощущение, неведомое дотоле, несмотря на третьи уже роды, испытала она. Что-то необычайно ласковое, нежное, восхитительное коснулось её внутренностей, исходя из её тела.
Ребёнок сразу не закричал, пришлось сначала убрать пуповину, которая не сильно, но всё же обвила его шейку. Шлепок – и раздался долгожданный крик. Акушерка поднесла ребёнка к Ульрике, показала, держа в руках, всё в слизи и крови заливающееся криком существо:
– Видишь, кто это?
– Да, девочка, – еле слышно произнесла её мама.
С детским местом проблем не было, оно отошло быстро и безболезненно.
Ульрику так трясло от напряжения, что подбрасывало буквально на несколько сантиметров над лавкой. Она позвала Александру и, чтобы успокоить тряску, попросила держать её за руку, что та и сделала. Другую руку придерживала няня Наташа. Подошла акушерка, «баба-голландка» Антонида. Пот ручьями стекал по её лицу.
– Ты думаешь – это ты родила? – спросила она Ульрику. – Это я родила.
Заканчивался день 22 октября 1785 года.
Глава 9
Александр Артемьевич порадовался родившейся внучке. Стал спокойнее, возможно, мудрее, после всего произошедшего. Силы явно покидали его, но он был приветлив со всеми и старался не докучать никому своими хворями. Когда чувствовал в себе возможность, спускался к внукам и с умилением наблюдал за малышкой и общался со старшими.
Ульрика, приголубливая дочку, внимательно смотрела в её ясные глазки, была печальна и отстранённа от всего, что происходило вокруг. Будто бы и не жила, а существовала какой-то бесплотной тенью. Похудела (хотя, куда ещё больше худеть, и так была само изящество), краски оставили её прекрасное лицо. Временами слабость непреодолимо наваливалась на неё, тогда она лежала без движения в постели, и было непонятно: жива ли или уже оставила этот мир. Дочка была явным отблеском красоты матери и очень походила неё. Александра быстро после родов организовала крестины, и девочку окрестили Натальей в церкви соседнего уезда. Всю сердечность и заботу Александра отдавала Ульрике и её малышке, понимая безвыходность положения Ульрики и будучи не в силах ей чем-либо помочь. Одно она обещала Ульрике твёрдо – она сделает всё, чтобы уравнять Наташу в правах с братом и сёстрами. Как? Она пока не знала и сама, но ни секунды не сомневалась, что она это сделает во что бы то ни стало и несмотря ни на что.
Год за заботами минул быстро. Наступил октябрь. Александра готовилась радостно отметить годик от рождения Натальи, её первый день рождения, и была вся в хлопотах. В разгар приготовлений прибежала девушка и сказала, что её кличет свёкор. Александра быстро поднялась в спальню к Александру Артемьевичу.
– Ну, что, Александрин, – сказал тесть слабым голосом, улыбаясь через силу, – поздравляю тебя, генеральша ты теперь, генерал-майорша.
Дрожащими пальцами Александр Артемьевич держал письмо. Он в последнее время очень сдал, в чём только душа держалась.
– От Ивана письмо получили? – сдерживая чувства, спросила Александра.
– Да, дорогая, новое звание он получил за службу на Кавказе, за храбрость. Этим горжусь, – глухо прозвучал ответ.
– Всегда за это его уважала, им гордилась и детей в любви и уважении к отцу воспитываю. Александр по стопам отца хочет пойти. Иван мне написал, в кадетское училище его отдать хочет. Тревожно мне за него, мать ведь, но препятствовать не буду. Славное это поприще для мужчины.
– Умница ты и большой души человек, милая моя. Вот уж наградил Бог Ивана, так наградил. Ты о дне рождения Наташи ему напомнила?
– Конечно, но не уверена в его приезде. Он и к старшим детям не часто в дни рождений приезжает. Вы не переживайте, он же на службе. По себе знаете, что не всегда можно всё бросить и приехать. Не хозяин он сам себе.
Александр Артемьевич взял Сашу за руку и покаянно посмотрел на неё выцветшими стариковскими глазами:
– Ты прости меня, старика, что так сложилось всё с у тебя с моим Иваном. Прости! – и из глаз потекли скупые слёзы.
– Что Вы, Александр Артемьевич, – гладя старика по руке, и тоже, роняя слёзы, проговорила невестка, – не убивайтесь! В жизни всё бывает! А лучшего свёкра, чем Вы, и представить себе трудно. Каждый день за Вас Бога благодарю.
– Умру я скоро, Александрин, – спокойно глядя в окно, проговорил старик.
– Что Вы, в самом деле, Александр Артемьевич? – утирая слёзы, сказала Александра. – Живите да радуйтесь, на внуков глядя!
– Чувствую я, уходить мне скоро. Вот Наташенькин день рождения отпраздную, и пора мне. Всё на тебе останется, но я не беспокоюсь. Ты со всем справишься. И не перечь мне сейчас, все когда-нибудь туда уйдём. Я не боюсь и не беспокоюсь. И ты будь спокойна. Ну, иди, тебя внизу уже заждались. Иди, моя хорошая, а то притомился я что-то.
Александр Артемьевич улыбнулся Саше и прикрыл глаза. Она ещё раз погладила его по руке, тихонечко перекрестила и вышла из комнаты.
День рождения Наташи удался на славу! Было много игр, развлечений. Особенно всё происходящее радовало Софи. Наташа мало, что понимала, но ощущая общую атмосферу праздника, видя радостных брата и сестёр, которые вовсю развлекали её, смеялась, танцевала, смешно переставляя ещё не крепкие ножки, и радостно хлопала в ладоши. Александр Артемьевич с огромным трудом спустился вниз, посидел немного, ему поднесли Наташу, он погладил её по головке, умильно поцеловал ручки. Она обняла его за шею, пролепетала: «Деда». Счастью старика не было предела. Но больше оставаться он был не в силах и попросил помочь ему подняться наверх, в спальню, что тотчас и сделали. Мама именинницы всё больше стояла у окна, и Александра понимала, что она всё же надеется, что Иван приедет. До глубокого вечера можно было с подъездной аллеи разглядеть лицо Ульрики на фоне портьеры. Загряжский так и не появился.
На следующий день во время завтрака в столовую, нарушая все приличия, ворвалась сенная девушка Наташа с криками о помощи. Александру Артемьевичу стало плохо. Александра и Ульрика засуетились, Александра распорядилась гувернёрам оставаться с детьми, Наташу передали няне, а сами женщины кинулись наверх в спальню. Саша, Соня и Катя в растерянности остались в столовой.
Александр Артемьевич был совсем плох:
– Видишь, Александрин, правду я тебе сказал: моё время прощаться пришло. Позовите ко мне отца Кирьяна, исповедаться да собороваться. Да не медлите, мало мне на этом свете уже отпущено.
– Александр Артемьевич, что у Вас болит. Я сейчас за доктором пошлю.
– Да, Бог с ним с доктором, не нужен он мне. Ты, главное, за батюшкой пошли, это мне нужнее, – задыхаясь, произнёс старик.
Дворовые, стоя за хозяйкой и Ульрикой, сдерживая рыдания, утирали слёзы. За отцом Кирьяном и доктором послали одновременно. Пока суть да дело, умирающий протянул руку к Ульрике, та подошла и села на быстро подставленный стул.
– Видишь, доченька, как жизнь обернулась. Ты прости меня за всё, и я тебя, страдалицу, за всё прощаю. Береги себя и береги внучку мою.
У Ульрики всё горе, сдерживаемое внутри, прорвалось наружу, она упала на постель, целуя руку старику, и заплакала навзрыд. Александра осторожно подняла её, прижала к себе и передала девушкам, велев отвести её вниз.
Александра присела на стул, на котором только что сидела Ульрика и взяла свёкра за руку.
– Ах, Александрин, так много хочу сказать тебе слов благодарности и восхищения, да сил нет. Горжусь я тобой, голубушка. Так хочу, чтобы ты Ивана простила, да сладилось у вас с ним опять. Да только Бог в этой ситуации может разобраться.