Честнее не бывает

– Вот завтра и нырну, – сказал я. – Спасибо за все.

– Никаких «завтра»! – Он даже ногой топнул. – Вернешься через месяц, и это приказ!

– Ни хрена! Я намерен работать, и попробуй мне помешать! Завтра увидимся.

Такое решение казалось разумным. Какой тут гольф, если в голове ничего, кроме Джуди? Даже если пройду пар-3 с одного удара, мне будет плевать. За время пребывания в больнице я все обдумал.

Счастье мое разбилось, как куриное яйцо. Чем раньше вернусь к продаже бриллиантов, тем лучше. Я был само благоразумие. Говорил себе: такое бывает сплошь и рядом. Любимые умирают. Люди строят планы, городят воздушные замки. Даже звонят риелтору, собираясь купить особнячок. А потом что-то идет не так, и все планы рушатся в хлам. И это случается каждый божий день. С какой стати себя жалеть? Я встретил женщину своей мечты, мы строили планы на будущее, она умерла. Мне тридцать восемь лет. Если в меру повезет, еще полжизни впереди. Убеждал себя: нужно собраться, работать дальше. Может, потом встречу кого-то вроде Джуди. Женюсь.

В глубине души я знал, что тешу себя напрасными надеждами. Никто не сможет заменить Джуди. Она была одна такая. Отныне мне суждено сравнивать с ней всех остальных девушек, и у них попросту не будет шансов.

В любом случае я заклеил лоб пластырем и явился в торговый зал, делая вид, что ничего не случилось. Все остальные тоже делали вид, что ничего не случилось. Друзья – а их у меня было немало – пожимали мне руку чуть крепче обычного. Вели себя в высшей степени тактично и делали вид, что никакой Джуди никогда не было.

Хуже всего мне давалась работа с клиентами. Они говорили со мной вполголоса, отводя взгляд. Никто не развлекал себя попытками сбить цену; напротив, любое мое предложение принималось как должное.

Вокруг порхал Сидни, изо всех сил стараясь отвлечь меня от мрачных мыслей. Выбегал из кабинета с эскизами и спрашивал, что я думаю (раньше такое за ним не водилось). Выслушивал мои соображения и снова убегал с глаз долой. А через час все повторялось по новой.

Вторым менеджером торгового зала был Терри Мелвилл. Отучившись в лондонском филиале «Картье», он стал крупным специалистом по ювелирным делам. Невысокий, поджарый гомик с длинными волосами, выкрашенными в пепельный цвет, темно-синими глазами и заостренным узким носом. Рот у него был как резаная рана. Какое-то время назад Сидни запал на Терри и привез его в Парадиз-Сити, но теперь чувства Сидни поостыли. Терри терпеть меня не мог: ведь я лучше его разбирался в бриллиантах. Ну а мне действовал на нервы его злобный завистливый нрав и мелочные попытки увести моих клиентов. А еще Терри бесился, что Сидни балует меня своим вниманием, хоть я и натурал. Они постоянно ругались. Уверен, что Сидни давно бы выгнал Терри, если бы тот не был высококлассным специалистом. Допускаю также, что у Терри был компромат на Сидни.

Я пришел через несколько минут после того, как ночной сторож Сэм Гобл открыл магазин. Терри уже был на месте.

– Какая жалость, Ларри. Но могло быть и хуже. Ты тоже мог умереть, – сказал он.

Глаза его злорадно блеснули, и мне сильно захотелось его стукнуть. Я видел: он рад моему горю.

Кивнув, я прошел на рабочее место. Джейн Барлоу, моя секретарша – полная, но изящная женщина сорока пяти лет, – принесла почту. Мы переглянулись. Взгляд ее был печальным. Она попыталась улыбнуться, и меня пронзила боль. Коснувшись ее руки, я сказал:

– Бывает, Джейн. Ничего не говори. Тут нечего сказать. И спасибо за цветы.

Итак, вокруг меня увивался Сидни, клиенты говорили вполголоса, а Терри со своего места прожигал меня злобным взглядом. День оказался непростой, но я справился.

Сидни приглашал меня поужинать, но я отказался. Рано или поздно придется встать лицом к лицу с одиночеством. Чем раньше, тем лучше. Последние два месяца мы с Джуди всегда ужинали вместе: то у меня, то у нее. Теперь же все резко оборвалось. Я задумался, не поехать ли в «Кантри-клуб», но решил, что хватит с меня безмолвного сочувствия. Купил бутерброд, пришел домой и сидел один, вспоминая Джуди. Конечно, не лучший вариант. Но выход в люди дался мне труднее, чем я рассчитывал. Я сказал себе, что через пару-тройку дней все наладится. Однако ничего не наладилось.

В той аварии разбилось не только мое счастье. Поймите правильно: я не ищу оправданий. Лишь пересказываю выводы мозгоправа, к которому мне пришлось обратиться. Я верил, что смогу выбраться из этой ямы, но психика моя серьезно пострадала. Это стало понятно не сразу, а мозгоправ объяснил: такое поведение обусловлено психологической травмой.

Не вижу смысла вдаваться в подробности.

Суть в том, что за следующие три недели я очень сдал: и физически, и духовно. У меня пропал интерес к вещам, до поры до времени заполнявшим мою жизнь. Работа, гольф, сквош, одежда, общение с людьми, даже деньги… все потеряло смысл.

Хуже всего, конечно, обстояли дела на работе. Я начал допускать ошибки: поначалу мелкие, а потом все более серьезные. Оказалось, меня совершенно не волнует, что Джонсу нужен платиновый портсигар с рубиновыми инициалами новой любовницы. Портсигар я устроил, а про инициалы забыл. Еще я забыл, что миссис Ван Слай хотела подарить своему шалопаю-племяннику золотые часы с календарем. Часы я ему отправил, но без календаря. Миссис Ван Слай влетела в магазин, словно галеон на полном ходу, и осыпала Сидни такой бранью, что бедняга чуть не разрыдался. Рассказываю это, чтобы вы поняли цену моих ошибок. За три недели я наделал их множество: можете назвать это рассеянностью, или как вам угодно. Из-за меня Сидни получил нагоняй, а Терри тихо злорадствовал.

И еще одно: Джуди всегда следила за чистотой моей одежды. Теперь я забывал ежедневно менять рубашку. Кому какое дело? Раньше я стригся раз в неделю. Теперь же, впервые за долгое время, у меня на загривке появился пушок. Кому какое дело? И так далее и тому подобное.

Я перестал играть в гольф. Кому, черт побери, охота запускать белый мячик в голубое небо, а потом идти следом? Разве что безумцу. Сквош? О нем я почти забыл.

После аварии прошло три недели. Я сидел на месте и тупо пялился на крышку стола. Тут из кабинета появился Сидни. Он подошел ко мне и спросил, есть ли у меня минутка.

– Одна минутка, Ларри… Не больше.

Я почувствовал угрызения совести. В лотке входящих с самого утра лежала кипа писем и заказов. Было три часа, а я на них даже не взглянул.

– Мне нужно просмотреть почту, Сидни. Что-то важное?

– Да.

Поднявшись на ноги, я глянул в другой конец торгового зала – туда, где сидел Терри.

Он не сводил с меня глаз. На его красивом лице застыла презрительная ухмылочка. Лоток входящих у него на столе был пуст. Как ни крути, а Терри работящий парень.

Сидни направился к себе в кабинет. Я пошел следом. Сидни прикрыл дверь так, словно она была сделана из яичной скорлупы.

– Садись, Ларри.

Я сел.

Сидни заметался по огромной комнате, словно мотылек в поисках свечи. Я решил ему помочь:

– Что тебя тревожит, Сидни?

– Ты. Ты меня тревожишь. – Он резко остановился и устремил на меня печальный взгляд. – Хочу попросить о необычной услуге.

– О какой?

Он снова заметался по кабинету.

– Бога ради, сядь! – велел я. – Что такое?

Сидни метнулся к столу и уселся. Вынув шелковый носовой платок, он начал вытирать лицо.

– Что такое? – повторил я.

– Не получилось, Ларри. Ведь так? – спросил он, глядя куда-то в сторону.

– Что не получилось?

Спрятав платок, он взял себя в руки, поставил локти на полированную столешницу и старательно заглянул мне в глаза:

– Хочу попросить тебя об одолжении.

– Ты повторяешься. Что за одолжение?

– Будь добр, сходи к доктору Мелишу.

Ударь он меня по лицу, я бы удивился меньше. Отпрянув, я растерянно смотрел на Сидни.

Доктор Мелиш – самый популярный в городе психотерапевт. И самый дорогой. Если учесть, что у нас на полсотни горожан приходится один мозгоправ, это о многом говорит.