Лезвием по уязвимости

Алла не дослушала. Все поплыло перед глазами. В висках застучало, а грудь сдавила тупая боль, стало больно слушать, жить, дышать… Ее метущейся страдающей душе стало слишком тесно внутри, захотелось вырваться наружу и биться, биться…

– Перестааань! – заорала она.

На нее обрушилась истерика такой мощной силы, что подкосились ноги. Не в силах устоять, несчастная рухнула на пол и зарыдала громко, с надрывом. Перед глазами стояла размытая картина, как одержимый яростью Пашка выкрикивал обидные слова, размахивал руками – давал выход эмоциям, и в итоге выплеснул все, что накопилось в нем за эти дни. Глядя на его красное яростное лицо, трудно было поверить, что этого парня всегда отличали выдержка, спокойствие, стальные нервы.

До недавнего момента у него было свое божество – любимая женщина, красивая, ласковая, как ангел. В ней он встретил воплощение всех женских качеств, которые формируют идеал. Их квартира была храмом, она – богиней, к ее ногам он подносил дары любви, облагораживал ей быт. Ему твердили про ее обыкновенность: несчастный не прощает блеск в глазах. Но Пашка никого не слушал, верил чувствам и женщине, вдохнувшей в него жизнь и жажду к ней. Но счастья час недолог, и с нее, создания неземного, сорвали маску, бросив к Пашкиным ногам. Богиня мигом пала с пьедестала, теперь же билась, истерила на полу, где было место ей.

– …Ну почему же ты такая тварь? Я всегда считал тебя особенной, все для тебя делал, а ты обычная шлюха! – доносилось до Аллы сквозь поток слез, рыданий. – И что вам, стервам, не хватает? С вас пылиночки сдуваешь – вы издеваетесь над мужиками! Так надо выбивать из вас всю блажь? Тогда и шелковыми станете, ценить начнете…

– Пашенька, это все ложь, на меня наговорили! Моя совесть чиста, я этого не делала, поверь! – взмолившись, подползла к нему зареванная Алла.

– Я что, олень, по-твоему? – отдернул ногу парень. – Я бы хотел не верить. Но откуда ему знать детали? Что делаешь, как любишь… – его слова прозвучали как-то глухо, по щеке скатилась скупая мужская слеза.

Не стоило говорить в этот момент о чувствах Аллы, которую последней фразой зарезали без ножа. Сперва она томилась в неведении, почему Пашка ее игнорирует, теперь же ужасалась от обвинений в том, чего не совершала. Какая мерзость! И кто такое про нее придумал? Понимала, у нее серьезный враг. Но плохо представляла, где и кому перешла дорогу, раз человек поставил цель сломать ей жизнь, и у него это неплохо получалось.

– Паша, покажи мне своих «куриц» и то, что выложили про меня, – сказала она севшим голосом, на что Пашка молча включил компьютер и вышел на свою страницу в соцсети.

– Смотри, любуйся! – горько усмехнулся он, скрывая за усмешкой боль.

Закрытая группа «Курицы Владивостока» создавалась как мужская. В подписчиках состояли исключительно парни, девушки при всем желании попасть туда не могли, их заявки сразу отклонялись, и за этим строго следили. Статус «выведем всех сук на чистую воду» определял цель создания: «Куриц» придумал некто обиженный на жизнь и женщин с целью поглумиться над бывшей; когда же число подписчиков перевалило за тысячу, группа стала своего рода базой данных непотребных девиц города, чтобы другие парни знали «героинь» в лицо и отношений с ними не заводили. О девушке анонимно размещали красочный рассказ с фото, а внизу в комментариях беднягу оплевывали все кому не лень. Кто-то один придумал, и, как по цепной реакции, «Курицы» распространились по всей стране, в каждом городе завелись свои курятники.

Алла с ужасом листала стену группы, где с виду симпатичных, миловидных девушек поливали такой грязью, от какой не отмыться вовек. Их обвиняли в изменах, меркантилизме, проституции, алкоголизме, наркомании, аферах, высмеивали нечистоплотность, внешность, запах – копошились в настолько грязном белье, что даже самый жизнерадостный человек, прочитав о себе такое, уйдет в депрессию надолго, а слабый духом и впечатлительный захочет счеты с жизнью свести. Алла очень боялась увидеть здесь себя и листала стену трясущейся рукой.

А следом же наткнулась на свои фото! Вот она в купальнике на Шаморе игриво выставляет попку, а вот сидит в кресле в нижнем белье, такая нежная и задумчивая – эти фотографии находились в свободном доступе в ее «ВКонтакте», и не нужно было прикладывать усилий, чтобы их достать. Ничего вульгарного в своих снимках она не находила: у каждой второй девушки было фото в купальнике, и у каждой третьей – в белье. «Ведь это тот же купальник, только кружевной и отличается разве что материалом», – как думалось ей.

«А это Алка, банковская шлюшка…» – прочла она вступление и ощутила, с какой бешеной силой заколотилось сердце. Но несмотря на сильнейшую душевную боль, не могла остановиться, поскольку должна была принять правду, какой бы та ни была, и каждое слово в тексте давалось ей так, словно его выжигали каленым железом.

«Алка – активистка, по минету хорошистка. Сучка, веденная на деньги, окрутила мажора, живут вместе, но блудливая природа требует своего, поэтому трахается направо и налево, пока богатый олень в разъездах. Устраивает интимные встречи за материальное вознаграждение, ее цена – семь косарей за встречу. Колхоз, но косит под элиту. Вышел на нее через сайтик знакомств, где она сидит под чужой фоткой, а свою реальную высылает на почту. Первый раз я отымел ее в Спасске-Дальнем в двадцатых числах января, куда она приезжала в командировку. Я был там по делам, захотел снять шлюху и вышел на нее через «Мамбу». Имел ее раком, драл очень жестко, просила покусывать шею – и ей так нравилось, и мне. Десятого февраля я был во Владе и снова трахнул Алку, на этот раз в медсестринском халате, который та одолжила у подружки-медсестры. С фантазией баба, знает, как удержать мажора, играет с ним в игры, но не с ним одним… А как возникли проблемы с деньгами, игры все наши накрылись – бесплатно давать мне не стала. Продажная шлюха, работает в банке, а подрабатывает, по ходу, в саунах, при этом своему оленю втирает, как сильно любит его! Имейте в виду, парни. Аноним».

Жар хлынул в голову, в глазах стало жечь от подступивших слез – каково прочесть о себе такое?!

История «банковской шлюшки» встретила огромное количество откликов в неумолимых мужских сердцах, собрала сто пятьдесят шесть комментариев, где целый шквал ненависти обрушился на нее одну, такую хрупкую и уязвимую, ее казнили самыми невообразимыми способами, одним только словом резали, рубили на части, жгли! Господи, за что?

Она этого не читала, к счастью… Если сейчас вообще уместно говорить о счастье. Ей хватило истории, чтобы зайтись в очередной истерике. Последние сутки слезы не просыхали на лице, и когда эмоции доходили до предела, она давала им выход в виде громких рыданий с надрывом – а иначе бы просто взорвалась.

Слишком ослабленная для того, чтобы что-то доказывать, Алла с мольбой посмотрела на Пашку, но тот находился по другую сторону баррикад и к ее страданиям был глух. Ее рев воспринимал как стыд, отчаяние разоблаченной потаскухи, которую приперли к стенке так, что ей не отвертеться.

Любимый человек вмиг стал судьей и палачом. Конечно, в его глазах все выглядело настолько правдоподобно, что не подкопаться: совпадали и даты свиданий, и пикантные подробности, словно тот, кто задался целью уничтожить Аллу, поставил камеру в их спальне и наблюдал – иначе как он мог узнать? По рассказам подруг? Но она была уверена, что в ее окружении надежные девчонки, и абы кого в секреты личной жизни не посвящала. Враг знал ее достаточно близко, более того, каждый шаг был у него на виду, и от этой мысли становилось дурно. Он знал, что в двадцатых числах января Аллу командировали в Спасск, а в феврале позвали на корпоративку (был юбилей у банка), знал и использовал это в своих коварных целях. Каким-то странным, непостижимым образом он был в курсе всего, знал слабости и бил туда…

Но как доказать это Пашке, когда все факты против? Как смыть пятно с репутации, когда об этом знают общие знакомые, а главное, его друзья, чьим мнением, советом он дорожит? Они-то и увидели знакомое лицо на «Курицах», были шокированы, насколько лживой может оказаться женщина, создать лишь видимость приличия, а на деле пыль пустить в глаза. Влюбленному открыли правду, показав и сайт, и Аллу; события как раз пришлись на тот мальчишник, который начался за здравие, а кончился за упокой.