Как приручить Обскура

— Расскажи мне, как ты размечаешь карту событий в Европе.

— Красная дуга — заранее созданный тайный маршрут аппарации, — хрипло шептал Грейвз. — Белый флажок — обнаружение или уверенный контакт техническими средствами с предполагаемым противником.

— С каким противником?

— С армией Геллерта Гриндевальда…

Темнота.

Сразу, без перерыва:

— Как ты следишь за перемещениями противника?

— Восьмой отдел, — хрипло шептал Грейвз. — Они собирают все данные — срочные донесения через телеграфных фей, «молнии» со станций наблюдения, где перехватывают и анализируют каминные сообщения, пеленги сработавших каминов, донесения наших агентов, сведения от союзников, выдержки из захваченных документов, протоколы допросов взятых в плен сторонников Гриндевальда…

Темнота. Тут же:

— Что ты даёшь союзникам в обмен на разведданные?

Темнота, короткая, как будто просто моргнул.

— Британский атташе Алан Керк, когда у этого куска дерьма день рождения?

Темнота.

— Завтра? Ежегодный приём для сотрудников Аврората в твоём доме?.. Почему я, к хренам моржовым, узнаю об этом только сейчас?!.

Темнота…

— Знаешь, я начинаю всерьёз проникаться твоим положением, — однажды сказал Гриндевальд. Сунув руки в карманы, он плавно покачивался на каблуках. — Мне даже хочется тебе что-нибудь рассказать. Что-нибудь личное, понимаешь?.. Сокровенное. Хочешь?..

— Я хочу, чтоб ты сдох, — сказал Грейвз. Наклонив голову, почесал щёку о плечо. Оно привычно заныло от движения.

Гриндевальд прошёлся по комнате от окна к двери и обратно, покусывая губу. Встал, прислонившись задом к подоконнику.

— Я хочу рассказать тебе сказку, — сказал он. — Жил-был мальчик. Однажды.

Он задумчиво наклонил голову и поправился:

— Однажды, давным-давно, жил один мальчик. У него не было мамы — только отец, который его очень любил. Они жили вместе в деревушке, а может, в лесной землянке или в горной пещере — ты же понимаешь, детали здесь не имеют никакого значения. Они вместе охотились на зверя и птицу, удили рыбу, вели хозяйство — знаешь, что обычно заводят в таких случаях?.. Кошку, Жучку, мышку, репку… У них было всё! — с неожиданной патетикой воскликнул он. — Дом — полная чаша!

— А козла по имени Геллерт у них не было? — хрипло спросил Грейвз. — Вонючего такого, белобрысого.

— Мальчик обожал отца, — продолжал Гриндевальд его голосом. — Его глаза, его смех, его голос. Манеру курить трубку, прикусывая её с правой стороны. Манеру щуриться так, чтобы у глаз собирались морщинки, как лучики…

— Хуючики, — грубо перебил Грейвз. — Говно твоя сказка. Давай лучше я тебе ещё раз расскажу, как дрочил, а то слушать тебя невозможно.

Кажется, это был последний рубеж. Персиваль больше не сдерживался, не старался сохранить лицо. Невозможно было выворачивать другому человеку свои мысли, чувства, желания, свои нежно лелеемые, постыдные мечты, слушать, как он хохочет над ними — и каждый раз кровоточить. Ему было омерзительно от самого себя, но Гриндевальд зря не менял облик, постоянно оставаясь «Грейвзом». Настоящий Грейвз столько лет полировал свой цинизм, что сейчас ему было даже приятно дать свободу внутреннему голосу и высказывать — себе — в лицо всё то, что раньше он говорил лишь мысленно. Это даже… освобождало.

— Однажды злой колдун похитил отца, — невозмутимо продолжил Гриндевальд. — И мальчик отправился его искать. Долго шёл, плутал по дорогам, мёрз под проливными дождями, пока наконец не добрался до величественного замка, где жил колдун. Мальчик постучал в ворота и потребовал своего любимого папу назад. А колдун сказал мальчику: отпущу, если ты узнаешь его. Он произнёс одно заклинание — и мальчик увидел десять одинаковых мужчин, каждый из которых был как две капли воды похож на его отца. У каждого была трубка в зубах, у каждого были лучики возле глаз… Но только один из них был настоящим.

— Разбуди, когда кто-нибудь в твоей сказке начнёт дрочить. Или колдун — или десять мужиков, — Грейвз встряхнул головой, прогоняя дурманную тошноту, и закрыл глаза. — Или когда десять мужиков соберутся выебать колдуна.

— Колдун сказал, что если мальчик не узнает своего отца, тот навечно останется у него в рабстве, — продолжил Гриндевальд, не обращая на него внимания. — Но мальчик посмотрел на них и сразу показал пальцем: вот мой отец. Он узнал безошибочно, потому что ему подсказало сердце. Тогда чары развеялись, отец обнял мальчика, и они покинули величественный замок колдуна.

— И остался колдун недроченым, — ухмыляясь, сказал Грейвз. — И приходилось ему обходиться то левой рукой, то правой.

— Твои детишки, — Гриндевальд выудил из кармана портсигар с его монограммой, раскрыл, взял сигарету губами, — то есть, твои коллеги, конечно — они ничего не заметили. До сих пор! Зря ты держал их на расстоянии. Никогда не думал, что скажу это, но представь — любовь бы тебя спасла. Этот твой лопоухий уродец — Лоренс, как его там — он бы заметил. Сердце бы подсказало, его не обманешь. Он бы понял, что я — не ты. Если б был жив, — Гриндевальд взмахнул сигаретой и улыбнулся. — Кстати, его убил как раз выпускник Дурмштранга. Не надо недооценивать нашу школу, мы хорошо работаем.

— Ага, хорошо, только недолго, — сказал Грейвз и облизнул сухие губы. Страшно хотелось пить, его мутило от бесконечных сонных заклятий. Казалось, ещё немного — и его вывернет прямо на пол. — Ты не забывай, как потом я убил этого любителя искусств без всякой магии. Сделал из его рожи картину соплями и кровью — Пикассо бы обзавидовался. А из тебя сделаю «Маленькую мечту в красном» Кандинского. И повешу в своём музее рядом с оригиналом.

Гриндевальд рассеянно улыбался, глядя на него, и курил.

— Кстати, нашёл я его портрет — знаешь, чисто из любопытства. Жаба жабой, — он поморщился, изобразил: — носище, уши врастопырку, а рот… Как у тебя на это встало?.. Что он, что этот твой Криденс — да что с тобой не так, Перси?.. Красивые тебя не любят?.. Или ты западаешь на убогих, чтобы на их фоне выглядеть ещё ослепительнее?

Грейвз промолчал.

Гриндевальд выдохнул дым и спокойно продолжил:

— Любовь тебя погубила. Она всегда губит. Какая красивая ирония!.. После смерти Лоренса ты думал, если всех оттолкнёшь от себя, ты всех спасёшь. Посвятишь себя карьере, работе… стране. Целиком, без остатка. Ты думал, одиночество тебя защитит. Перси, Перси… Знаешь, почему никто никогда не заметит подмену?.. Потому что тебя нет.

Грейвз поднял взгляд. Гриндевальд улыбался, глядя ему в глаза.

— Ты — оболочка. Что под ней — не знает никто. Кроме меня, конечно. Чтобы притвориться тобой, мне не нужны были твои детские страхи, твои фантазии, все эти детали твоих отношений с коллегами, которые ты мне так охотно выкладывал. Чтобы стать тобой, мне нужно было просто одеться, как ты, и порепетировать выражение лица. И всё, — он пожал плечами. — Да, вот так просто. Ты думал, ты сложный?.. Прости, но это не так. Ты скучный. Предсказуемый. Безликий. Если никто ничего не понял… может быть, тебя вообще нет?..

Грейвз смотрел на него, стараясь не верить. Гриндевальд просто наслаждается пыткой, перебирая разные инструменты. Может, мстит за сопротивление, а может, он просто утончённый садист и ему не интересны мучения тела — ему нравится медленно сводить с ума, наблюдать, как человек постепенно теряет рассудок.

Грейвзу стоило огромных усилий не поддаваться — и всё же он поддавался. С ужасом соскальзывал в правду… Кто он, кроме как функция?.. Лицо, голос, служебные обязанности… и всё?..

— Мальчик в сказке узнал отца, потому что любил его, — негромко сказал Гриндевальд и мягко улыбнулся. — А если я приду к твоему мальчику… как ты думаешь, Криденс узнает, что это не ты?..

— Зачем тебе Криденс?.. — хрипло спросил Грейвз.

— Да ни зачем, — тот пожал плечами. — Но ты так страстно его описывал, что мне уже хочется пойти и взглянуть, что он из себя представляет. Так-то, знаешь, — Гриндевальд выкинул окурок в разбитое окно и положил руку себе на бедро, — я предпочитаю таких, как ты. Посимпатичней. Но раз уж ты мне отказал… я заберу мальчика.