Двое. После

Я перемещаю пальцы к его плечу, поглаживаю гладкую ткань рубашки, исследую до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Неровность со взбугрившимися краями, которая когда-то могла отнять его у меня.

— Больше не болит? — шепчу, поднимая глаза. Колодцы гипнотизируют меня, утягивают на дно, маня ощутить драгоценную прохладу.

— Болит иногда.

Мне кажется, что я слышу стук его сердца — так близко мы стоим. Гулкое эхо ударов отдается в грудной клетке, терпкий запах обволакивает. Необыкновенный вечер, в котором мне все удается.

Но через мгновение магия рушится. Я с удивлением перевожу взгляд на свое запястье, которое нестерпимо жжет. Это потому что Булат его держит. 

— Ты пьяна? - и голос его хриплый, злой.

Я качаю головой. Ну как он мог забыть? Я вот все о нем помню.

— Я не люблю алкоголь, — говорю с легким укором. — Это всего лишь один коктейль.

Его глаза исследуют мое лицо. Я ему позволяю — я ведь делала тоже самое. Запястье по-прежнему пылает — он держит. Хочется его попросить, чтобы он никогда его не отпускал. Слишком хорошо.

Все вдруг резко меняется. Звуки музыки и голосов пробиваются сквозь сотканный вакуум, и мы больше не одни. Я на дне рождении, а в зале сидит Антон, который меня ждет. Здесь меня быть не должно.

— Я пойду, — я тяну руку из раскаленных тисков, отшагиваю. Улыбаться больше не хочется. Знакомое ноющий зуд крадется к ребрам, а я его боюсь. — Меня ждут друзья.

Разочарование, высотой соразмерное пятиэтажному дому, окатывает меня — Булат отпускает. Я прячу его в себе и, не попрощавшись, разворачиваюсь.

Ловлю взгляды со столов, но и им больше не улыбаюсь. Легкость прошла, появилась оглушенная растерянность.

— Собирался идти тебя искать, — Антон тянет меня за талию и охотно к нему льну, желая спрятаться в комфортное «После». Недопитый коктейль стоит на столе. Протяни руку — и веселье искрящимися брызгами вновь вольется в меня. Но я не тяну. Хватит.

Я старательно пытаюсь включиться в беседу: слежу за губами Ани, рассказывающей о своем дне рождении, когда кто-то нырнул в бассейн с бутылкой шампанского, и стараюсь настроиться на руку Антона, поглаживающую мое предплечье. Сжимаю и разжимаю пальцы. Все еще горят.

И когда я думаю, что мне удается влиться, над столом нависает тень. Он. Я знаю это еще до того, как взгляд успевает подняться к его помеченной чернилами шее.

Лица напротив оживляются: Стас, Егор, даже Кирилл, который неожиданно снова стал мне неприятным, по очереди тянут к нему руки. 

— Все сегодня здесь, да? — с энтузиазмом произносит Антон, вставая рядом с Булатом. — Уже полгорода не встретил, а тебя только сейчас увидел.

— Я поздно подошел, — отвечает Булат в своей лаконичной манере.

Я на него не смотрю, лишь задеваю стрелки его брюк боковым зрением. Что это было, там в вестибюле? Почему я все вечно порчу? Для чего касалась его и говорила всю эту чушь про дружбу? Мы с ним не друзья, и вряд когда-нибудь сможем дружить.

Аня задает мне какой-то вопрос. Благодарная за возможность отвлечься, я подаюсь вперед, переспрашиваю. Да, это платье от Etro. Да, шелк. В ЦУМе, кажется. Куплено на деньги мужчины, который только что подошел. Последнее вслух не говорю.

— А где Антон? — я оглядываю опустевшее пространство рядом столом. 

— Они с Булатом отошли, — подает голос Егор, собственнически закидывая руку на плечо Ани. — Рабочие моменты вроде перетереть.

Антон появляется за столом спустя минут пятнадцать. К этому времени я успела извести себя кучей вопросов и найти на них массу неприятных ответов. Один из них состоит в том, что Булат решил рассказать сыну делового партнера про то, какую недостойную спутницу он себе выбрал, в прошлом — его содержанку.

— Как? — Стас неопределенно кивает вглубь зала.

— Обсудили кое-что, — Антон обнимает меня одной рукой и быстро целует в волосы. — Кстати, в выходные с их компанией играю в покер. У них мужик один есть — входит в топ сто лучших мировых покеристов. Это не с Вильданом картинками перекидываться. Другой уровень. 

Парни начинают сыпать неизвестными игровыми терминами, а я разглядываю круглый отпечаток бокала на столе. Антон играет с Булатом в покер. Они с отцом строят ему гостиницу. Они общаются. Почему моему прошлому суждено так тесно сплестись с настоящим?

— Котенок, поднимайся, — Антон трогает мое колено. — Отвезу тебя домой.

У меня даже получается удивиться. Я и сама хочу отсюда уехать, но зная развлекательный энтузиазм Антона, была уверена, что он предпочтет остаться подольше.

— Ты устала, — поясняет он в ответ на мой вопросительный взгляд. — Этот коктейль быстро с ног валит. У тебя останусь, ладно? Ляжем пораньше.

8

— Привет, мам, — я быстро выглядываю из комнаты персонала и, убедившись, что за стойкой никого нет, прикрываю дверь. — Можешь разговаривать?

— Могу недолго, — отвечает трубка. — Я в магазин на пятнадцать минут вышла. Валю пока попросила подменить. 

Я киваю, больше для себя. «Недолго» меня устраивает, потому что наш с мамой разговор редко длится больше двух-трех минут. 

Раз в две недели по понедельникам я ей звоню. Задаю обычные вопросы: «Как дела? Как здоровье? Как на работе? Как там тетя Галя?» Иногда интересуюсь про отчима. Прошлой зимой случилось несчастье: он сломал ногу, поскользнувшись на льду. Пьяным. Лежал дома несколько месяцев, а маме пришлось работать одной, ухаживать за ним и содержать. Об это я узнала от Кристины — она написала мне в инстаграме. Так обидно за маму стало, что отчима я еще сильнее возненавидела. Тогда и решила, что, несмотря ни на что, буду с мамой общаться. Приехать в Череповец, правда, заставить себя не смогла — отправила денег, и дала слово регулярно звонить домой и узнавать, как дела. Обида на маму прошла сама собой, потому что я ее поняла. Просто она любит отчима больше, чем себя и больше меня, и ничего с этим не может поделать. Так бывает, я-то точно знаю. Сама готова была на коленях перед Булатом ползать, лишь бы он меня рядом с собой оставил. Думала, жизнь кончится без него. 

— Как дела у тебя, мам? Чувствуешь себя нормально?

— Более менее. Спина болит. В сад в выходные ездили с Вадимом, напахались как тузики. — В ее голосе звучит незавуалированный укор: — Помочь-то некому.

Я снова выглядываю за дверь. Возле стеклянного входа останавливается черная Ауди с логотипом «Жемчужных холмов». Это означает, что прибыли новые постояльцы и у меня есть максимум минута, чтобы договорить.

— Наверное, яблок в саду много, да? 

Про яблоки мне совершенно неинтересно, как и про картошку с огурцами. Просто мама любит рассказывать про сад, а я хочу сделать видимость, что нас что-то связывает.

— Какие яблоки сейчас, Таисия, — звучит нетерпеливый вздох. — Рано. — И тут же чуть громче: — Девушка! Где у вас тут помидоры по акции? Туда я уже ходила... Там без скидки.

Из вестибюля доносится звук разъезжающихся дверей, означающий, что мне пора прощаться. 

— Мам, мне нужно идти. 

— Давай. Мне тоже надо ускориться. На минуту опоздаю — Валентина хай поднимет. У тебя как, нормально все?

— Да, у меня все хорошо.

— Ну и отлично. Тетю Галю, кстати, не забудь поздравить. В субботу у нее юбилей. 

Я вешаю трубку и, натянув на лицо рабочую улыбку, выхожу на ресепшен. Как раз во время: клиенты, седеющий мужчина и невысокая худая женщина, достают из сумки паспорта.

После их оформления я не сразу могу вернуться к работе и, замерев, разглядываю коньячную поверхность стойки. Обычно так бывает после разговора с мамой. Вроде мы теперь нормально общаемся, но на душе каждый раз остается странный осадок: прохладный, неуютный. Требуется немного времени, чтобы отряхнуться.

Отвлекает меня проходящая по вестибюлю фигура, а вернее то, что эта фигура кажется мне знакомой. Густая шапка темных волос, франтоватые брюки и толстовка с принтом мирового дизайнера. От панических воспоминаний по позвоночнику скребет озноб: Фидель идет на меня, расстегивает рубашку, плотоядно улыбается, отпускает пошлые комплименты… Валит меня на кровать.