Страница 1 из 3
Мужчина снял ушанку, взбил ее, надев на обе руки, и вернул на голову.
– Нахрена нам эта чичигага? А, пацанчик? – он внимательно посмотрел на гостя.
Его взгляд ничуть не смутил Виру. Блоггер, не спеша, достал из кармана сигарету. Прикурил:
– Если вопрос в чем мой личный интерес, я отвечу. Имя, подписчики, популярность. Ну и конечно деньги.
– Хри, хри, хри! Бабули! – захрюкал «блатной» дедок. Ночная прохлада заложила ему нос. От этого гнусавый говор стал еще забавнее.
– Ну, да! – согласился Виру. – Я не стану вам тут чесать, пардон, рассказывать, – поправился он. Соблюдать чистоту речи стало его привычкой. В «честной» компании это особо важно. Никто, даже отбросы, не уважают приспособленцев, – про долг, талант или божественную музу. Я зарабатываю тем, что развлекаю пипл. Народ. Этим и живу. Если вы, с вашими историями, станете им интересны, значит нам по пути.
Он бросил окурок в жерло горящего бака. Заявление гостя заинтересовала бомжей. Даже долговязый отвлекся от предмета домогательства и внимательно смотрел на Виру. Его дама, тем временем, беспрерывно шмыгала носом. Видно холод вечера сказался и на ней.
– А накой те лаве? – поинтересовался мужик со шрамом. Ушанку он надвинул на глаза, от этого его вид стал косматым, а взгляд суровым. Хотя в вопросе не прозвучали ни злость, ни упрек, ни даже сарказм.
Виру задумался. Вагабунды расценили эту паузу как внутреннюю мобилизацию для выдачи порции банального вранья. Большинство снова потеряли к гостю интерес. Долговязый пошел в наступление, обняв бродяжку за плечи. Та не выдержала напора и с нескрываемым раздражением громко заявила:
– Ну ладно, пошли, – ее опухшее лицо растянулась в гримасе высокомерного отвращения. – Только быстро. Полтинник покажи!
Долговязый суетливо достал из-за пазухи мятую купюру. Но быстро вернул ее обратно. До того как женщина успела схватить ее своими почерневшими от грязи пальцами.
– Большинству, – вдруг начал говорить Виру, – деньги нужны для денег. Для меня деньги это всего лишь средство. Честно. Только не смейтесь. Я хочу снять кино.
Послышалась новое хрюканье. Дедок заливался. Мужик в ушанке улыбнулся. Шрам на его лице превратился в узкую глубокую полоску. В сочетании с колючими взглядом, вид внушил бы ужас даже кладбищенским сторожам.
– Ваш интерес? – продолжал блоггер. – Например, муниципалитет думает увеличить в два раза центр размещения на Парижской. Мой материал о вас поднимет хайп и …
– Это ты о бомжадроме? – перебил его мужчина неопределенного возраста.
До сих пор бездомный с круглым лицом и крючковатым носом сидел тихо, откинувшись спиной на часть спинки разобранной мебели. Ноги он вытянул ближе к огню. Об эти две грязные палки в обмотанных скотчем башмаках, чуть было не споткнулся долговязый, галантно провожающий даму сердца в темный угол заброшенного склада.
– Был я там прошлой зимой, – продолжил круглолицый. – Порожняк. По блату пускают.
– Не говори, – запротестовал чей-то голос. – Я зимой чуть кони от мороза не двинул. Эти пустили. Отогрели. Баланды дали.
– Так ты, Жорик, до конца слушай, – мужик на раздолбанной мебели оживился. – Пускать то, пускают. Базара нет. А через день, фигачь, и на лыжи.
– А ты че прописаться там решил? – сострил Шрам.
– А че? Тепло. Сытно. Мухи не кусают.
– Таких как ты знаешь сколько? На всех места нет. Покентовался день другой и съехал.
– А я про что? – не сдавался круглолицый. – Это для простых места нет.
– Ты про Вову Сифилитика? – догадался Шрам.
– Филателиста, – поправил дедок.
В его гнусавом исполнении слово прозвучало как: «Пфилачелифт».
– Похер, – согласился Шрам. – Лучше там пусть чалится. Чушек признанный!
– А мы не на зоне, – вызывающе возразил круглолицый. – А я не при понятиях. Легко бы на бомжадроме прописался.
– Говно вопрос. Морг через дорогу.
***
Безумно хотелось курить. Женя с раздражением посмотрел на врачиху. Грузная женщина строчила уже вторую страницу.
– Я не могу сидеть здесь с вами до утра, – сказал он. – Выйдите в коридор.
– Ну, уж нет, – сказала женщина, не отвлекаясь от листов. – Опять заявление потеряйте.
– Вообще то, заявление могли бы у себя в кабинете составить. Я бы времени с вами тут не терял. Знайте сколько у меня, таких как вы?
Врач зло посмотрела на человека в погонах.
– А мне что делать? Знайте что, – не выдержала она. – В следующий раз я пойду к вашему начальству, или лучше сразу в прокуратуру.
– Идите, – равнодушно заявил участковый. – Вы думайте они не в курсе? Все уже в курсе. Тут … – абсурд предстоящей формулировки авансом покоробил его слух, – живое добро ищем и не находим а вы …
– Знайте что, – женщина снова оторвалась от заявления. – В конце концов, это ваша работа.
– Да? – взорвался Женя. – Давайте я вам прямо сейчас отдам ключи от кабинета и сейфа. Вы бы сами хотели такую работу?
– Знайте что? – женщина тоже кипела. – У каждого своя работа! Кто на что учился!
Терпение молодого участкового лопнуло. Он вскочил, сложил бумаги в стол и запер его на ключ.
– Закончите писать, оставьте заявление на столе!
Женя вышел из кабинета. Уверенность в том, что к его возвращению врачиха не закончит «роман», была стопроцентной. В коридоре его ждал другой неприятный сюрприз. На узкой казенной лавочке, прислонившись спиной к стенке, сидел мужчина средних лет. Участковый его хорошо знал. Это был один из тех дотошных типов, которые из-за своей мелочной проблемы выедал костный мозг всех местных чиновников.
– Здравствуйте господин Николюк, – вкрадчиво поздоровался посетитель.
– Здравствуйте, – ответил Женя. – Я сейчас занят.
– Я подожду, не проблема.
– Если вы по вашему заявлению, то сроки еще не подошли. Я разберусь и отвечу вам письменно, как положено, по форме.
– Господин полицейский, – мужчина поправил узкие очки без оправы. Они придавали его лицу выражение оскорбленного революционера, – пока вы соизволите разбираться, этот, с позволения сказать сосед, притащил вчера в свою, – он задумался, подбирая подходящее слово, – помойку, нет, бомжатню, несколько тележек непонятно чего. Вы себе не представляете запах в подъезде. Да что там, в подъезде. Вы зайдете в мою квартиру. Невозможно дышать.
– Разберемся. Не нервничайте. По закону существует понятие неприкосновенности жилища.
– Да это не жилище вовсе, – от возмущения мужчина сдернул с лица очки. – Это черти что, а не жилище. Невозможно в квартиру пройти. Горы, вы понимаете, горы мусора. Этот … – он интеллигентно проглотил ругательное слово, – сосед тащит в квартиру все что угодно. Весь мусор …
– Тихо, – настала очередь участкового перебить возмущенный спич посетителя. – Спокойно. Вы вроде образованный человек? Скажите, кто дал мне право вторгаться, без решения суда, в чужой дом? А? Подумайте. По доносу соседа, значит, – Женя специально сделал паузу, что бы до «интеллигентного» мозга «терпилы» дошла язвительность формулировки, – я могу ворваться в и вашу квартиру? Заставить вас выбросить часть мебели, например. Как это называется?
Расчет оказался верным. Глаза мужчины округлились, брови взлетели к редкой шевелюре, а губы сложились в возмущенное «О».
– Донос!? – прошипел он. – Ну, знайте. Я, я буду жаловаться. Закон на моей стороне.
– Это вы так думайте. Закон не может быть на чьей-то стороне.
Кто знает, чем бы закончилась эта полемика, если бы из-за закрытой двери не послышался телефонный звонок. Раздраженно засунув пачку сигарет в нагрудный карман форменной рубашки, Женя вернулся в кабинет. Звонил стационар. В наши дни по стационарному телефону звонит только начальство.
Обойдя грузную женщину, он плюхнулся на шаткий стул. Врачиха дошла до середины третьего листа.
– Лейтенант Николюк, – скрывая раздражение, буркнул он в трубку.
– Слышишь, – голос начальника управления звучал по обыкновению высокомерно. Общение с низшим по рангу доставляло ему физическое страдание. – Сейчас к тебе подъедет некто Федя, – судя по убавленному звуку, полковник отвел трубку ото рта, – как тебя официально? – ответ Феди участковый не расслышал. – Федор Михайлович, – продолжил шеф. – Поедешь с ним на Лесную. Там дед какой-то бузит. Дорогу перекрыл.